Аббата, который был арестован в последнюю минуту, тут же допросили.
Вначале он отказался в чем-либо признаваться, призвав в свидетели самого господа бога, но когда ему сказали, что тот румынский солдат, который побывал у него в доме, арестован и во всем признался, он решил заговорить.
Рассказал он вот что:
— За два дня до того, как вы заняли городок, ко мне явился пожилой, изысканно одетый господин. Он заявил, что послан моим начальством. Этот господин, воззвав к моим патриотическим чувствам, попросил помочь ему в деле, ничем самому мне не угрожающем, то есть передать одному патриоту, который явится ко мне в форме солдата румынской армии, ключ. Этот ключ был спрятан в переплете молитвенника. Он счел нужным подчеркнуть, что не может открыть мне, для чего предназначен этот ключ, но что он надеется на мою скромность, на то, что я не буду спрашивать его об этом. Назвав несколько примет, по которым я смогу узнать человека, которому следует передать ключ, он ушел, поблагодарив меня.
Вечером того же дня, когда вы заняли город, человек в форме румынского солдата явился ко мне и я отдал ему ключ. Это всё. Я не знаю, кто он — я увидел тогда вечером его впервые, — не знаю его имени и не уверен, что узнал бы его, если бы увидел еще раз.
— А вы, святой отец, знаете, — спросил его Уля Михай, — как называется поручение, которое вам дали и которое вы выполнили с такой благочестивой добросовестностью?
— Вы назовете это шпионажем?
— А вы?
— Поступком патриота, если угодно. Но я хотел бы уточнить: соглашаясь выполнить это поручение, я не руководствовался патриотическим чувством. Вы — солдаты и обязаны подчиняться своим начальникам. Мы тоже солдаты, солдаты армии Христа. Как простой солдат этой армии, получив приказ от своего руководителя я должен был, повинуясь своей совести, выполнить его указание. Если бы я этого не сделал, я был бы плохим солдатом Христовой армии.
— Это всё, что вы можете нам рассказать, святой отец?
— Абсолютно всё!
— А о чем вы еще говорили с тем человеком, которому отдали ключ?
— Несколько обычных фраз, лишенных особого значения. Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.
— Можете вы нам сообщить некоторые подробности?
— Конечно. Когда принимаешь гостя, следует его чем-нибудь угостить. У меня была бутылка ликера, приготовленного моей экономкой. Вино ему очень понравилось, и он попросил рецепт его приготовления, сказав, что заставит свою жену после войны приготовить ему несколько бутылок такого ликера.
— Еще о чем вы с ним говорили?
— О ходе войны. Должен вам признаться, что его оптимизм показался мне преувеличенным.
— Об обществе садоводов вы могли бы нам что-нибудь рассказать?
— Ничего другого, кроме того, что в городе существует такое садоводство.
— А вы не являетесь членом или акционером этого общества?
— Не имею к нему никакого отношения!
— Человек, которому вы передали ключ, не просил ли у вас каких-нибудь сведений относительно этого общества?
Аббат поколебался и затем сказал:
— Ах да!.. Я не подумал, что вас эта подробность может интересовать. Он спросил меня, как пройти до здания общества. Я ему объяснил, он меня поблагодарил, и всё.
— Имейте в виду, святой отец: пытаясь скрыть от нас то, что вы знаете, вы только ухудшаете свое положение.
— Я сказал вам правду.
— Вы никогда не слышали о некоем Германе Гартмане?
— Я это имя слышу впервые.
— А этого человека вы знаете?
И капитан Георгиу положил перед ним фотографию Гартмана.
Аббат смотрел несколько секунд на фотографию:
— Только в лицо. Я никогда с ним не имел дела.
— Что вы знаете о нем?
— Почти ничего. Его зовут Зигмунд Дорн, насколько я помню. Он поселился у нас недавно в качестве представителя немецкой фирмы по изготовлению химических удобрений.
— Его застрелили, отец!
— Да? Я этого не знал!
— Вы действительно этого не знали?
— Нет!
— Его нашли убитым в здании общества «Садоводство» час спустя после того, как вы рассказали человеку, который посетил вас, как добраться до этого общества.
— Вы хотите сказать, что это он его застрелил?
— Мы знаем это совершенно точно.
— Это возможно. Во всяком случае я нисколько не причастен к этому делу.
— Это мы еще должны узнать.
— Я снова повторяю, что ничего от вас не скрывал. Я отвечаю за все свои поступки, но мне бы не хотелось, чтобы меня обвиняли в том, в чем я не виноват и о чем ничего не знаю.
Сколько ни старались они узнать еще что-нибудь от аббата, им этого сделать не удалось. Через два дня, выведенные из терпения, они решили отправить его в штаб армии, надеясь, что там им больше повезет. Это и было настоящей причиной поездки Ули в штаб группы «Орел», откуда он вернулся через три дня в замок графа Андраса Комороми.
Спустя несколько часов после того как штаб разместился в замке, офицеры, унтер-офицеры, писари, вестовые и денщики знали во всех подробностях и обсуждали романтическую историю барышни гувернантки. Переходя из уст в уста, эта история получила разные толкования и рассказывалась в различных вариантах, один фантастичнее другого. Всё зависело от способностей и выдумки очередного рассказчика. По одному из этих вариантов молодой граф действительно покончил с собой, но не по тем причинам, которые уже знакомы нашему читателю, а потому, что застал красавицу гувернантку в объятиях тайного обожателя. Другие рассказывали, что гусарский лейтенант был просто-напросто убит хозяином замка — любовником гувернантки. Он-то и распространил версию о самоубийстве молодого графа. Третьи уверяли, что сама гувернантка убила гусара из ревности.
Передавалось много других вариантов, но мы не станем их приводить, потому что они могут занять целые страницы. Однако никто из рассказчиков и их слушателей не видел еще героиню всех этих историй, хотя прошло уже несколько дней с тех пор, как они находились в замке. Зато все видели управляющего, который поднимался три раза в день в башню, чтобы отнести туда еду. И каждый раз смотрели на башню в надежде увидеть романтическую героиню в одном из окон.
Спустя несколько дней, однако, любопытство начало ослабевать, и очень скоро все попросту забыли бы об этой истории, если бы не произошло событие, которое снова возбудило всеобщий интерес.
Однажды утром звуки одной из сонат Шопена разнеслись по комнатам замка. Вероятно, никогда еще волнующая музыка этого несчастного композитора не трогала так человеческие сердца, как в то утро. Перья перестали царапать бумагу, затихли пишущие машинки, рейсфедеры картографов застыли на кальке. Солдаты наслаждались музыкой!..
