Да. Действительно, новый: ещё без названия на бортах.
Снова стукнула с пристани пушечка, и вновь расколол воздух над Бристолем тяжёлый корабельный ответ. «Сейчас сюда сбежится весь город…»
От переднего корабля отделилась шлюпка. Пошла к берегу. Дети на пристани визжали и прыгали. Над головами толпы взлетали завистливо-восторженные крики купцов: на палубах обоих кораблей желтели длинные стволы брёвен из северного леса.
Шлюпка пристала. Я помог Ярославу выйти. На виду у всех мы по-родственному обнялись.
– Как дошли? Штормы были?
– Отлично дошли! В шторм влезли лишь раз, возле дома, но такой, что потом пришлось паруса менять. А здесь погода ласковая, вот даже ждали хоть какого-то ветра.
Луис, шагнув, поприветствовал Ярослава, и толпа загудела: «сам командор!».
Давид, подойдя, пожал руку дорогому гостю. Спросил:
– Не прикажете ли начинать?
– Давайте!
И, махнув рукой, Давид пустил в акваторию стаю азартных шлюпок, рванувшихся к кораблям, с которых уже сбрасывали в воду привезённые брёвна.
Луис подозвал команду таможенных работников, указал площадку, куда предстояло складывать лес.
– Какой красавец! – сказал я Ярославу, указывая на новый корабль.
– Всё, как ты просил, – ответил он. – Ни одного пушечного места. Всё пространство трюмов отведено под припасы и воду. На нижней палубе – длинная траверса тюремных клеток, из цельнополосного железа. Борта полностью из кедра – чтобы не возить с собой червей-древоедов. А весь рангоут внутри – только дуб. Самый крепкий, и никакого ореха или красного дерева. Дуб, только дуб, и стыкован наипрочнейше.
– Но как построили так быстро?!
– Но ведь сам делал! Пилорама, подаренная тобой, работала и днём и ночью. Доски выбирали ровные, без сучков. И стволы пилили такие длинные, что сочленения в шип редко где обнаружишь. Остов вышел до того прочный, что никакой шторм не страшен. Не корабль – шкатулка волшебная! Знаешь, заложил уже на верфи и себе точно такой же.
– Тогда я закажу для него ещё один комплект «пушечного колеса».
Ярослав расплылся в улыбке:
– Об этом даже не осмеливался просить! Как таможня такой груз пропустит?
– Не тревожьте себя ненужным беспокойством, дорогой Ярослав, – негромко сказал, чуть наклонившись к нам, Луис. – Таможня – это я.
Ярослав благодарственно улыбнулся и, слегка поклонившись, проговорил:
– Теперь простите. Пойду здороваться.
И через миг был облеплен зелёными муравьями. О чём-то поговорил с мэтром Штоксом, Штокс что-то ответил. И ребятня, ликующе завизжав, принялась перемещаться в только что прибывшую шлюпку. Набившая их в себя, как горох в горшочек, шлюпка медленно и осторожно пошла к кораблю.
Я же, воспользовавшись моментом, подошёл к Алис. Обнял её. Взял на руки тяжёлого уже Томика.
– Как быстро растёт!
– Да, быстро. Правда, на Бэнсона очень похож?
– Похож, – подтвердил очевидное я. И спросил: – Как таверна?
– Всё чудесно. Видишь – кровля уже настелена. Внутри отделку закончили. Пока детишки путешествуют по русскому кораблю, можем подняться, сам всё увидишь.
Я взглядом позвал Эвелин, Давида, Симонию и Готлиба. По хорошо выложенной из камня новенькой лестнице мы медленно дошли до верха скалы. Перед входом в бывшую руину была выцарапана в скале и выглажена каменотёсами площадка ярдов десять на двадцать. Её покрывал солидный слой земли, на котором плотным ковром зеленела газонная трава. Этот газон перед входом в таверну мгновенно вызывал ощущение чистоты и простора.
Мы прошли мимо четырёх массивных, с выгнутыми спинками скамеек. Вошли в собственно таверну. Я ахнул! Огромный куб бывшей таможни сиял лаком дерева и охрой оштукатуренных стен. От широкого балкона, столов, стульев пахло свежей стружкой, лаком и скипидаром. Как вовремя, как изобильно пришло ко мне русское дерево! Пол набран из целиковых брусьев. Высоко над головой – строганные в квадрат балки, выкрашенные в красный цвет, и такого же цвета стропила. Шатёр кровли без потолка придавал огромному, массивному строению лёгкость и высоту. И всё это большое гулкое помещение заливал яркий солнечный свет.
– И что, кухня уже готова кормить? – спросил я Алис.
– Полностью всё готово. И мы с Томиком уже не уходим на ночь в дом с мебелью, а остаёмся здесь, в жилом бастиончике.
Я осмотрел бастиончик. На верхнем этаже – две спальни, при них – две ванных комнатки. На нижнем – гостиная-кабинет. Выход в кухню и выход на скалу, к нехитрому сооружению, – колесо, труба, насос, – поднимающему из реки воду.
Вошли в кухню. Две плиты, камин, выходящий округлым порталом в главный зал. Длинные полки со всевозможной посудой.
Поднялись на балкон. На одной половине – мягкие диваны и низкие столы для богатых посетителей и дворян. На противоположной – скамьи для оркестра. Ничего лишнего. Всё устроено легко и разумно.
– Тогда что же, – подвёл я итог. – Дожидаемся возвращенья «Дуката» – и торжественно открываем таверну.
– Томас, а можно надпись «Бэнсон иди домой» я напишу уже сейчас?
– Самой не нужно трудиться. Придут вот Готлиб и Робертсон, возьмут высокую лестницу и большими буквами сделают надпись.
В прекрасном настроении мы спустились на пристань. Большинство зевак толпились поодаль – возле несущих строгую вахту таможенников, где нанятые Давидом грузчики складывали мокрые после транспортировки к берегу брёвна.
– Детишки ползают по кораблю, – сказал Давид, – и, кажется, возвращаться пока не собираются. Так что давайте зайдём в любую таверну здесь, в гавани, и сравним её с нашей.
Так и сделали. Заняли стол в ближайшей таверне, заказали что-то из закусок. Внимательно всё осмотрели.
– Здесь никакого уюта, – негромко произнес Давид. – А в нашей – как в главной зале у короля!
В эту минуту из дальнего угла долетел взрыв грубого хохота. Брошенным туда нашим взглядам предстал странного вида человек. Довольно молодой, лет двадцати, высокого роста, заметно полный. В неанглийской одежде. Кучка матросов только что устроила над ним какую-то грубую шутку, и высокомерная надменность на его лице развеселила их больше, чем сама шутка. Когда слуга принёс нам закуски, я спросил его:
– Что там происходит?
– Мальчонка-француз, – радостно оживившись, заговорил слуга, – начитался книг о романтических путешествиях и приехал в Бристоль. Здесь, закономерно, у него мгновенно украли документы и деньги. И вот уже неделю он живёт здесь. Хозяин его кормит бесплатно, но имеет выгоду в том, что матросы вечерами во множестве собираются здесь, чтобы потешаться над ним. Он важно читает вслух роман на французском, «гля-гля-гля», а в него бросают хлебные шарики или дёргают под ним лавку. Он останавливает чтение и так важно смотрит на всех, будто он сам – французский король! Все хохочут.
