То, что на его стороне были Мирбах и Фак, известные журналисты, придавало ему сил.
Визит к Розенкранцу должен был прояснить, действительно ли бывший гаулейтер связан с Фрайбергером?
Фрайбергер как будто не служил в гестапо во времена третьего рейха, а был в уголовной полиции. Но между гаулейтером Зальцбурга и обер-комиссаром уголовной полиции могли быть самые разнообразные связи. А если это так, то Фрайбергеру, всемогущему Фрайбергеру, который еще год назад даже, наверное, ничего не слыхал о Клуте, придется потесниться…
От земли все-таки тянуло сыростью, и долго лежать на ней не следовало. Клуте поднялся и зашагал к «фиату», который приткнулся радиатором к рекламному щиту фирмы ЭССО. На щите был нарисован тигр, и надпись под ним гласила: «Заправьте машину нашим бензином — и вам покажется, что в бензобак посадили тигра…»
Отпустив тормоза, Клуте подождал, пока «фиат» не разогнался, покатившись под уклон, и только тогда включил скорость, чтобы завести мотор.
Подъезжая к дому бывшего гаулейтера, комиссар увидел во дворе «опель». У Розенкранца был «мерседес». Значит, к нему кто-то приехал.
Клуте остановил свою машину, вылез из кабины и собирался уже направиться к дому, когда вдруг заметил под машиной гостя масляное пятно. Комиссар обошел «опель» вокруг и обнаружил, что масло вытекало из запасного бака, смонтированного рядом с бензиновым. В это время он увидел хозяина машины. На нем был черный пиджак и черная шляпа. Шел он быстро и решительно.
Клуте внимательно посмотрел на него.
— Скажите, господин Розенкранц дома? — спросил комиссар.
— Кажется, дома, но точно не могу знать.
Клуте вытащил пачку сигарет. Она оказалась пустой. Комиссар скомкал ее, ища глазами место, куда бы можно было ее бросить, и обратился к господину в черном пиджаке.
— Не найдется ли у вас сигареты?
Господин молча достал пачку «Бельведера» и протянул ее Клуте.
— Благодарю вас, — сказал комиссар, вытащив одну сигарету, и направился к дому гаулейтера.
Дверь ему открыла экономка.
— Я хотел бы видеть господина Розенкранца.
— Как доложить о вас? — Элизабет слегка покраснела при этом.
— Комиссар полиции Клуте.
— Одну минутку, господин комиссар. — Экономка прикрыла дверь, но не прошло и полминуты, как она снова появилась на пороге и пригласила: — Прошу вас, проходите.
Розенкранц сидел в старом кресле в гостиной. Отложив газеты на столик, он не спеша, с достоинством поднялся, как бы давая этим понять комиссару, что он не тот, кто вскакивает при появлении младшего полицейского офицера.
— Кажется, мы уже встречались? — спросил бывший гаулейтер.
— У вас хорошая память, господин Розенкранц.
— Благодарю за комплимент, господин…
— Клуте, с вашего разрешения, комиссар Клуте, — подчеркнул пришедший.
— Что же на этот раз привело вас ко мне, господин комиссар?
— Все то же, господин Розенкранц.
— То же? — Розенкранц удивленно поднял белесые брови.
— Есть новые факты, которые я хотел бы уточнить.
— Например?
— Знаете ли вы Эберхарда Шрота?
— Лесника?
— Да.
— Немного знаю.
— Простите, что значит «немного»?
— Когда я был гаулейтером, то несколько раз охотился в тех краях.
— А сейчас вы поддерживаете с ним связь?
— Ну, что значит «связь»?.. Как-то заезжал… Говорил по телефону…
— По телефону?
— А что тут удивительного?
— Ну… вы — и Шрот…
— Я же объяснил вам, что хотел отдохнуть в тех краях, а Шрот прекрасно знает район Грюнзее, Бадльзее, да и вообще всю округу…
— А не могли бы вы мне объяснить, почему Шрот отрицает знакомство с вами?
— Об этом, наверное, вам нужно спросить у него. Может, он не пожелал сказать, что знает бывшего гаулейтера, ведь теперь так заведено: отказываться от людей, которые волею судеб оказались не у власти. А может, алкоголь уже высушил ему мозги.
— А вы не могли бы сказать, сколько раз за последнее время вы говорили с ним по телефону?
— Это так важно?
— Да, пожалуй…
— Раза два, по-моему, а может, три…
— А точнее?
— Вы не очень деликатны, Клуте, и грубо работаете. Придется на вас пожаловаться…
— И все-таки я хотел бы получить от вас точный ответ: два или три?
— Мне не двадцать лет, господин комиссар… Я тоже могу что-либо запамятовать. Кажется, все-таки два…
— Вы звонили ему?
— А почему вас это интересует?
— Потому что после вашего разговора с ним на третий день был убит Кемпка, а второй разговор произошел через день после нападения на журналистов Мирбаха и Фака на Грюнзее.
Розенкранц улыбнулся:
— Какую же связь вы тут находите? Говорите прямо: кто, по-вашему, убил Кемпку, я или Шрот?! Вы просто оскорбляете меня, и на этот раз я не оставлю ваш визит без последствий!
— Это ваше право, господин Розенкранц. И еще один вопрос: кто этот господин в черном пиджаке и черной шляпе, который только что уехал от вас?
— К сожалению, на этот вопрос я не могу вам ответить. Этот господин приезжал к моей экономке. Не в моих правилах интересоваться, с кем встречается моя прислуга.
— А где я могу найти вашу экономку?
— Возможно, она на кухне.
— С вашего разрешения, я пройду туда, — сказал Клуте, поднимаясь.
Розенкранц пожал плечами, как бы говоря: что я могу с вами поделать, идите.
Элизабет была на кухне. У нее, оказывается, была удивительная способность краснеть. Но краска на щеках не помешала ей в довольно резкой манере заявить, что она никому не обязана давать отчет о своей личной жизни.
Клуте пришлось извиниться.
Уже в машине, по пути домой, комиссар подытожил результаты поездки. Возможно, ему очень повезло. Не может же быть столько совпадений: сигареты «Бельведер», а главное — масляное пятно от машины. Кажется, он нащупал незнакомца, который приезжал с Розенкранцем на Грюнзее. Наверное, он же приезжал к Шроту перед покушением на журналистов. Клуте еще не знал фамилии этого человека, но прекрасно запомнил номер его машины. А по нему без труда удастся установить и владельца. Возможно, правда, номер фальшивый. Тогда придется допросить Элизабет, и уж на этот раз она не уйдет от вопроса: почему ее любовник ездит на машине с фальшивыми номерами и кто он?
Фак никогда не видел Мирбаха таким подавленным.
— Что стряслось, Иоганн? — кинулся он к нему, не здороваясь и не предлагая снять мокрый плащ.
— Может, я сначала разденусь? — спросил Мирбах.
