Репин, Пикассо — не сравнятся со мной!
Я — твой ученик. Непослушный, чуть больной.
Не уходи, любовь моя! Не уходи.
* * *
Ты украдёшь меня по частям. Сначала глаза. Потом уши. Затем сердце. И, наконец, душу.
Ты соединишь все части вместе, но уже по-своему, в своём стиле, со своей изюминкой.
Ты спрячешь меня в темной пещере, заградишь собой от света. Чтобы я не достался даже солнцу.
Ты будешь кормить меня собой. Но сначала ты сточишь мои зубы, чтобы они легче разгрызали твою плоть и кости.
Когда я полностью сожру тебя, мне станет невыносимо больно в районе живота. Я отравлюсь тобой. Меня скрутят адские судороги, изо рта польётся пена. Я умру с застывшими стеклянными глазами.
Затем я начну гнить в этой пещере, разлагаться и превращаться в вонючую густую смесь. Этой смесью будем мы с тобой. Вместе, как одно целое.
Спустя тысячелетия мы под давлением земли превратимся в нефть. В чёрную, сочную нефть. Нас найдут и начнут выкачивать оттуда. Мы снова увидим дневной свет. Ты и я.
Нас превратят в пластмассу. Наши частички разлетятся по всему земному шару. Мы будем являться людям в виде телефонов, пультов, фломастеров, фаллоимитаторов.
Мы вместе захватим мир. Я буду твоим королём, а ты будешь моей королевой. Навсегда.
* * *
Всё, что я ни делал — любой мой шаг, любой мой вздох казался ей чем-то гениальным, чем-то запредельно изумительным. Любое моё слово у неё вызывало либо глупую улыбку, либо смешную задумчивость. Она постоянно смотрела на меня, и взгляд её был полон восхищения. Я, как дурак, полагал, что имею власть над ней. А оказалось — она имела власть надо мной.
* * *
Когда у меня не получается найти правильные слова, чтобы сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и как мне дорог каждый твой вздох, я чувствую себя животным. Знаю, ты хотела бы видеть во мне человека. Но ведь и животные не так уж плохи — некоторые из них даже вызывают умиление. Так позволь же мне быть твоим диким зверем, который не может выразить свои чувства, но тем сильнее любит тебя. Возможно, ты не всегда будешь понимать, о чём я мычу тебе или гавкаю, но я всегда буду рядом с тобой и согревать тебя. Просто знай, что я тебя люблю.
* * *
Асфальт на улицах Астаны каким-то чудом всё еще сух, но это не мешает чувствовать, что улицам города никак не терпится упасть в объятия зимы. Добротный холод присутствует. Теперь уже и не увидишь, как по вечерам люди медленно, вальяжно прогуливаются, с аппетитом смакуя разговоры друг с другом. Потому что члены начинают мёрзнуть уже на пятой минуте ходьбы, там уже не до вальяжности.
Сегодня вечером, когда я шёл быстрым шагом по улице, я стал свидетелем интересного эпизода:
Я двигался навстречу какому-то коренастому мужику, плотно укутанному в куртку. Лицо его было типичным для прохожего в Казахстане в холодное время года — неулыбчивое, суровое, угрюмое. Это лицо можно увидеть у 90 процентов прохожих. Такое ощущение, что у нас в стране люди, когда выходят на улицу, стараются быстрее покончить с этим бременем и вернуться к себе в уютное, тёплое гнездо. Их глаза как бы говорят: «Улица — это опасное место, где нельзя слишком много улыбаться или вести себя неестественно, так как тебя могут принять за слабого и как-то обидеть». Когда между нами было примерно три метра, возле его ног прокатилась какая-то обёртка от чипсов. Что произошло дальше, ввело меня в небольшой шок — тот мужик наклонился, взял обёртку, сделал около пяти шагов в сторону и выбросил её в мусорку.
Интерсно, что для таких цивилизованных стран мира, как, например, США, Франция, Норвегия, Южная Корея, Япония, такое действие — выкинуть валяющийся мусор в корзину — совершенно нормальное и обычное явление. У нас с этим дело обстоит хуже — как правило, весь мусор убирают дворники в 5 утра. Мы почему-то инстинктивно думаем, что без какой-либо причины выбросить чей-то мусор — жест слабака.
В общем, не знаю. Может, это звучит странно, но меня этот маленький поступок очень воодушевил, словно лучик света в тёмном царстве. Я верю, что наше общество скоро станет таким же цивилизованным, как на Западе.
* * *
Прямо сейчас сижу за компьютером и вижу, как крошечная мошка села на экран. Вот она ходит по чьему-то посту, теперь вальяжно ступает по значку глобуса с парой уведомлений. И, наконец, шагает по моим друзьям — она собой закрыла глаз моей красивой френдессы. Мошка ведь даже не знает, что такое экран, что такое Фейсбук. Для неё это непостижимо.
Вот я и задумался:
А вдруг, когда мы летними тёплыми вечерами гуляем в парке, мы тоже наступаем на чьих-то друзей. Просто для нас, людей, это непостижимо.
* * *
Иногда меня заносит к постам друзей большой давности — 2012, 2013, 2014 годов. Я вижу, как люди комментировали посты — воистину оживлённые, жаркие беседы велись! И меня охватывает странное чувство. Будто я гуляю по развалинам Помпеев и отчётливо наблюдаю бегающих из стороны в сторону кричащих людей, объятых страхом в предверии опасности.
Люди в этих беседах оставили частички самих себя, которые до сих пор независимо от своих хозяев живут в некоем анабиозном состоянии.
Любопытно.
Когда христианин поздравит мусульманина с Курбан Байрамом, когда мусульманин поздравит иудея с Ханукой, когда иудей поздравит христианина с Рождеством, когда к ним присоединится атеист, и они вместе отпразднуют, что живут в мире и согласии — тогда я стану счастливым.
Когда человек перестанет ненавидеть другого человека за цвет кожи, разрез глаз, форму носа, за то, что он любит другого человека, невзирая на пол, — тогда я стану счастливым.
Когда человек перестанет восклицать: «моя национальность — самая лучшая!», когда человек начнёт говорить: «все люди Земли, все национальности — прекрасны по-своему», — тогда я стану счастливым.
Когда человек сможет говорить и писать всё, что ему вздумается, без страха быть избитым или убитым, когда уйдут с Земли люди, которые силой удерживают власть и сажают в тюрьмы своих честных конкурентов, когда единственным инструментом станет диалог, а не оружие, — тогда я стану счастливым.
Когда люди, конкурирующие в какой-то сфере, будут вместе весело обедать, обсуждая злободневные темы, а не пытаться
