А если попадался в следующий раз, то уже не возникал.
Особо упёртым или тупым Растопыркин с ментовской прямотой озвучивал:
— Гражданин, мне кажется, что вы – наводчик залётной банды, которую уже задержали. От пяти до семи лет колонии.
Хитрец мученически кивал или зло плевался, но проблем более не доставлял.
— Милицейский беспредел – самый беспределистый! — любил говаривать лейтенант Полоумный, зам Фомы.
Примечание: 1996 год. Средняя зарплата по стране – триста тысяч рублей.
* * *
Придя сим утром на службу, капитан без предисловий приказал дежурному за регистрационным столом, сержанту Козлову:
— Всех ночных бухариков выгнать к этой матери, на свободу! Без всяческих условий.
И последовал дальше по своим владениям. Впрочем, добавил вполоборота.
— Те, кто ещё спит, пусть спит. – Растопыркин виновато осклабился. – Не тревожь покой.
Козлов охуел в буквальном смысле, показывая сие всем своим позорным видом. Но оценить было некому. Начальник вышел.
— Так чё, рэкет работой отменяется?.. – размыслил сержант. Суть в том, что проспавшихся забулдыг пугали сообщением на работу, и это для гостей медвытрезвителя было и позорно, и неприятно, — могли с работы погнать. Смотря, где и кем трудился. Три четверти гостей обычно в обмен на ментовское молчание – откупались взятками. Наличными. Заносили через день-два. Такой рэкет разработал лично Растопыркин, и вот теперь… всё?!
* * *
— Работай, негр, солнце ещё высоко, — лениво покрикивал ефрейтор Болванов на «вытрезвительского зэка», который мыл старенький «Жигулёнок». Демонстрируя империалистическую фразочку, почерпнутую из сериала «Рабыня Изаура», каковой крутили по ТВ. Мытьё машинок — одна из стандартных трудовых повинностей, тоже придуманная Фомой для совсем никчемных и нищих бухарей. Кодекс отработки «принудительного ночлега» включал ряд грязной и нужной для заведения работы, как-то, — подмести двор, отшаркать полы и вытрясти кровати, постирать казённое бельишко, иногда сбегать для самих ментов за пузырём…
— Отставить! – грянул Растопыркин, вырисовываясь во внутреннем дворике «трезвяка», где какой-то проспавшийся нищеброд намывал личную машинку Болванова.
— Я чёт не въехал, — промямлил ефрейтор вслух, наблюдая как радостный бухарь ускакивает прочь, бросив к ебени-фени шланг и тряпки.
— Побормочи ещё, эксплуататор, — желчно сказал начальник. Пнул по колесу «Копейки» и удалился.
Объясняться Растопыркин не собирался, но и хамить подчинённым не желал. Просто ставил перед фактом, а приказы – обсуждать не принято.
* * *
Возвращаясь в здание, на пороге, капитан столкнулся с сержантами Сукиным и Шакаловым, что волокли в вытрезвитель приличного с виду мужика.
— Блять, я трезвее вас! – натурально орал мужик, дёргаясь в позорных ментовских руках. – Чего, бутылка пива – это я уже алкаш?!
— Стоять! – процедил Фома. Он цепко отсмотрел клиента и ментовская чуйка подсказала, что оный – не лжёт.
— Товарищ капитан!.. – возопили сержанты в унисон. – Стопроцентно два штрафа поймали. В одном лице!
— Ловят бабочек, — огрызнулся задержанный. – Я не насекомое, а вы – не этимологи, мать вашу…
Чуйка Растопыркина – его не подвела. Личных штрафов более не будет, а штраф в пользу государства – чувак явно не заслужил.
— Гражданина отпустить! – скомандовал Фома. – Посадить в нашу казённую машинку и отвезти туда, где приняли. И обязательно извиниться.
— Чё? – не вкурили сержанты.
— Выполнять, — Растопыркин показал кулак сначала Шакалову, а после – Сукину. Гражданину отечески подмигнул. И ушёл внутрь здания.
Прихуели все трое, откровенно. Но все слова уже сказаны. Иное – бессмысленно.
* * *
Фома зашёл в свой персональный кабинет, и узрел на стульчике зама Полоумного.
— Здравия желаю! – вскочил лейтенант. Офицеры пожали друг другу ментовские ручки.
Растопыркин сел за персональный столик, поднял вопрошающий взгляд.
— Ваша доля, — Полоумный благоговейно положил на стол стопочку купюр. – За сутки.
Фома выжидающе высматривал, почти каждодневный утренний ритуал, разработанным всё им же, — был известен до последнего мгновения.
— Золотая цепочка, — лейтенант ловко выдернул из кармана позорного кителя драгоценность. – Предвижу, что отлично украсит Матрёну Ивановну, вашу жену…
— В общем, слушай приказ, Полоумный, — перебил Растопыркин. Он поднялся и взял лейтенантика за грудки, прямо посмотрел в глаза. Чтоб офицер наверняка проникся, таки ж не какие-то там сержанты.
— Всю экспроприацию отдать тем, у кого она взята, — ровно произнёс Фома. – Лично развезёшь, на всё – три часа. Плохо сделаешь – запинаю ногами!
Капитан отпустил тело в погонах, с любезной улыбочкой подал назад «свою долю».
Полоумный ополоумел. Вообще, кукуевские менты не отличаются пытливостью ума, там служат тупые отбросы общества, у коих нет ни желания изменить мир, ни потребности к чему-то стремиться, ни хоть что-то сделать для кого-то. Потолок мечты – двадцать лет ни черта не делать, по ходу зарабатывая на своих же земляках, после — выйти на пенсию, где также ни черта не делать и жить на сбережения, запасённые во время несения трудной и опасной службы.
— Есть! – немного заплохевший лейтенант на автомате козырнул, и испарился из кабинета.
* * *
— Короче, ребята, наш начальник ёбнулся, — резюмировал Полоумный в кругу коллектива. Когда менты позорные собрались всей своей унылой мафией на крылечке медвытрезвителя. Козлов, Болванов, Сукин, Шакалов и ещё несколько человечков, — из числа такого же слабоумного быдла.
— Белая горячка? – выдвинул версию резюме старший сержант Зайчиков.
— Он точно заболел, — поддержал версию прапорщик Верблюдов. – И, по ходу, не по-детски.
— Прописку ему в больничке организуем, — пообещал Полоумный. – Ну, а покамест, я погнал исполнять приказ.
Главное – брать расписки за возвращённое бабло и собирать иные вещественные доказательства сумасшествия Фомы! Чтобы к ведомственным докторам, в звании майоров и полковников, идти с уликами!
* * *
— Целое утро я уже не позорный мент, — рассуждал Фома, покуривая в кабинете, и стряхивая пепел в персональную пепельницу. – Только вот благодарностей пока ни хрена…
Чтобы услышать «спасибо» от людей – надо спросить у них, готовы ли они сказать.
— Лучше всего обратиться к алкоголикам, — заключил Растопыркин. – Как к наиболее страдающей от нашего геноцида нации…
От светлых целей Фомы – мозги тоже просветлились. И к Ванге не ходи. Он достал из сейфа бутылку минералки, и наловчил лыжи в логово алконавтов.
* * *
В спальной камере «трезвяка» находились двое – спящий и бодрствующий. Личность первого
