Однако родители, привыкшие к «странностям» сына, не верили, что он болен, пока он не вошел к ним в спальню в 2 часа ночи со словами: «Мама, скажи ему пожалуйста, что машина действительно золотая!»
* * *
Капелович пошел учиться на курсы экстрасенсов. Женя ждала его после очередной медитации, проводимой «Учителем», а потом рассказала мне: «Выбегает такой Капелович с просветленными глазами и говорит: Это потрясающе! Ты знаешь, ЧТО учитель сказал?! Он сказал, что все, что происходит, происходит не просто так!»
* * *
Московский институт управления имени Ницше.
* * *
На станции «Дорохово» среди объявлений типа — «Куплю корову», «Продаю рассаду» было объявление: «Колдун. Лечу первородный грех».
* * *
Коты — Будды.
* * *
«Белый клык» — название для частной стоматологической клиники.
В 8-ом классе меня заставили участвовать в конкурсе политического стиха и песни. Надо сказать, что я была тогда очень рассеяна и вспомнила, что надо выучить стих только накануне поздно вечером. Я нашла книгу Роберта Рождественского и, бегло просмотрев ее, выбрала стих — что-то про продажных политических деятелей, западных, разумеется.
Утром классная руководительница сообщила мне, что я пойду на конкурс вместо урока математики.
Придя в актовый зал, я увидела, что согнали все классы, кроме наших, восьмых, а на первом ряду посадили трех школьных хулиганов из 10-го: Разумова, Гольдберга и Бадамянца. Мероприятие было обставлено весьма пафосно: знамена на сцене, плакаты с рабочими, перечеркнутая бомба и портрет Ленина наверху.
Меня вызвали предпоследней, и я прямо с листа начала читать стих, но, когда я прочла стих до середины, возникло некоторое неудобство — дело в том, что через две строки была незамеченная мной до этого, фраза: «С лицом, похожим на мошонку». «Сменить, что ли, на мышонка?» — пронеслось в моей голове…
Я не знала, что делать дальше, мне было стыдно прочесть это вслух и тут я замолчала. Комиссия из трех учителей и завуча вопросительно воззрилась на меня. Разумов с первого ряда подмигнул мне, Гольдберг стал делать неприличные жесты руками, а Бадамянц застонал от тщетно сдерживаемого смеха. Через некоторое время, из-за идиотизма ситуации, у меня самой начался приступ истерического смеха и я громко захохотала прямо в микрофон. Встала завуч и гневно выгнала меня со сцены. Раздались жидкие аплодисменты и крики «Круто!», «Во, выступила!», «Дать ей первое место!» — это хлопали Разумов, Гольдберг и Бадамянц.
На этом история не закончилась. Следующим уроком был урок «Этики и психологии семейной жизни», который как раз вела завуч.
Наш класс во время конкурса был на математике и никто не знал, что я облажалась, поэтому я уже почти расслабилась и перестала думать на эту тему.
Придя в класс, завуч резко скомандовала: «Всем встать!» И, когда все сели, страшным голосом, исполненным торжественности и гнева, она приказала мне встать и начала: «Посмотрите на нее, ребята! Она вас всех опозорила!»
«Ребята» недоуменно уставились на меня, на лицах мальчиков застыло радостное ожидание…
«Эта бесстыжая устроила безобразие на сцене! Разыграла из себя петрушку! Да как ты посмела! Перед комиссией из РОНО!» Когда она в своей обличительной речи дошла до моих родителей, я, срывающимся голосом сказала ей, что она не имеет права так разговаривать со мной и оскорблять моих родителей, и, рыдая, выбежала из класса, хлопнув дверью.
Через пару минут дверь снова грохнула, и в пустой холл вывалились два моих одноклассника: Макс Коняев и Сашка Филатов. Они подбежали ко мне, и, приседая и корчась от смеха, спросили: «Лиз, а ты как петрушку разыграла? Вышла типа на сцену, такая, вся в бубенцах и в колпаке, и начала: «Бе-Белая Бе-береза под-дэ-дэ моим окном…»
* * *
Начало действия вещества ощущается как тот момент, когда поезд незаметно трогается с платформы. Мир «тронулся» с места.
* * *
Клей «Момент», какое тонкое название! Как будто создававшие его знали, что этот клей будет пользоваться большой популярностью у наркоманов.
Будильник, у которого вместо звона в назначенный час, раздается настырное кошачье мяканье — типа: «Мяу…Мяу…Мяу». Или вой мартовских котов; звуки их драки, такие внезапные, а потом — тишина. Для тех, кто любит собак — будильник с лаем.
Мой приятель Илья сидел со своим другом Лявданским на берегу и беседовал с ним об изяществе Пруста. В море на серфинге ездил туда — сюда брат Лявданского, Семен. Лявданский, не отрываясь, смотрел на брата, и, вроде бы слушал Илью, кивал, соглашался, время от времени говорил «о, да, да!» и «несомненно».
Вдруг на середине разговора, Лявданский вскрикнул: «Ой, упал!» Илья разозлился и закричал на Лявданского: «Да ты слушаешь меня или нет?!»
Лявданский повернул к нему безмятежное лицо и спокойно спросил: «Кони? Какие кони?»
* * *
Пойду, погляжусь в свою фотографию.
* * *
Фильм второй половины 18 века.
На работе справляли день рождения сотрудницы. Провозгласили традиционный тост «за родителей». Я спросила у нее как познакомились ее родители.
События происходили во время Великой Отечественной войны. Ее мать работала медсестрой в Москве. Как многие люди в то время она была донором и регулярно сдавала кровь для фронта.
Кровь заливали в специальные банки, к ним прикрепляли этикетку, где помимо группы крови указывали имя, фамилию донора и место сдачи крови.
Однажды в прифронтовой госпиталь привезли тяжело раненого офицера, без сознания и с большой потерей крови. Понадобилось срочное переливание, однако у него была редкая 4 группа.
Нашлась одна банка с этой группой и ее полностью перелили офицеру.
Потом раненого перевели в тыл, подальше от линии фронта.
Собственно, ничего необычного в этом нет, если бы не кровь. Офицеру, который уже через месяц оправился от ран, не давала покоя кровь, которая была в нем — он постоянно думал о той, что отдала ему кровь и спасла жизнь.
С большим трудом, через несколько месяцев, по указанным на этикетке данным он разыскал ее и познакомился с ней. Влюбился и сделал ей предложение. Потом они поженились.
Все же, кровь — великая вещь, она все помнит. После таких историй начинаешь верить в действенность разных ритуалов — братания, например.
Была я в магазине, вижу — на витрине отличный перочинный ножик лежит, и всего за 15 тысяч. Можно было бы на этом и закончить, но я вспомнила историю про Женю.
Папа рассказывал. Женьке тогда было пять лет. Женька все приставала к отцу: «Подари перочинный ножик, да подари перочинный ножик!» Папа не отдавал, а потом как-то спросил: «А зачем тебе, Дюзик?»
«Дюзик» упорно молчал.
— Ну все же зачем? — не сдавался папа.
— Пойду Лизке голову отрежу — серьезно ответила Женька (мы были в ссоре).
Папа сидит в большой комнате с мамой, дядей Эдиком и бабушкой и рассказывает свои любимые отрывки из всемирной истории. Любимые отрывки — это, конечно, великие войны. Со страшными подробностями типа — как кого пытали татаро-монгольские воины.
— Так ты знаешь, что после этого сделал Тамерлан? — спрашивает папа, наклоняясь к дяде Эдику. Тому не хочется слушать — он боится и брезгливо морщится.
— Да уж ничего хорошего он сделать не мог… — говорит он со слабой улыбкой.
— Он перерезал всем послам глотки, а потом взял посадил… (кого-то там, не расслышала) в клетку и… — Дальше идет подробный рассказ минут так на 10 про всевозможные истязания и ужасы. Дядя Эдик не хочет подать виду, что трусит, и с напряжением слушает.
— А дальше Тамерлан двинулся на Китай и в походе умер.
— Ну и Слава Богу, — с облегчением дядя Эдик.
Как над нашим над селом
Аура зеленая!
Карма — ехать в гастроном
Покупать крепленое!
* * *
Сельский сторож дядя Ваня
Целый день лежит в нирване
А колхозный огород
Христианин стережет.
Машина — «комплиментатор». Включаешь — и вежливо-подобострастный голос с японским акцентом начинает говорить тебе комплименты, типа: «Как Вы прекрасны!», «Вы — гордость нашей фирмы!», «Такого талантливого человека, как Вы трудно найти!». Сделано в Японии.
Тетка говорит мальчику лет семи:
— Не трогай кошку руками!
Мальчик (удивленно):
— А чем же мне ее трогать?
