Ознакомительная версия.
Первая часть.
Люй Гуйхуа – со слов телеведущего
1
Лао Ню – сельский телефонист, в 1968 году вместе с отцом Янь Шоуи торговал луком.
До торговли луком отец Янь Шоуи не любил разговаривать. В деревне, где день начинался с восходом солнца и казался длинным, он с утра и до самого вечера мог запросто обойтись десятью фразами. В их число непременно входило шесть штук обиходных словечек. Свое восхищение, начиная с такого значительного события, как пристройка к дому, и заканчивая таким ничтожным, как появление очередного ночного горшка, Лао Янь умещал в слове «дельно». Неудовольствие он выражал фразой «Ну и дела». В остальных четырех случаях он пользовался междометиями. При этом радовался он или злился, реакция была одной: «Твою мать». Но, взявшись за торговлю луком, Лао Янь стал более разговорчив. Прошло каких-то полгода, и он даже мог рассказать целую историю. Янь Шоуи помнит, что тогда в арсенале у его отца имелось две таких истории: одна – про тефтели, а другая – про рисовое печенье.
«Один человек перед Новым годом отправился на базар продавать "духов ворот", охраняющих дом от нечистой силы1. Рядом с ним оказался торговец гороховыми тефтелями. Человек купил у него четыре цзиня2 тефтелей, а торговец по знакомству отвесил ему шесть цзиней. Человек не заметил, как одну за другой слопал все тефтели. Встал было с места, как – бац! – и копыта отбросил».
Другая история такая:
«У одного человека в сезон сбора пшеницы пропала корова. Два дня он бродил по округе, не нашел. Голодный, он пошел обратно в деревню и встретил у околицы знакомого продавца сладостей. "Продай, – говорит, – братец, мне пять цзиней рисового печенья в долг". Съел он все печенье, вернулся домой и с порога попросил у жены воды. А едва выпил, как – бац! – и копыта отбросил».
Когда-то эти истории Янь Шоуи вовсе не казались смешными, но, вспоминая их в сорок лет, он всякий раз смеялся. Сначала Янь Шоуи думал, что отец научился разговаривать благодаря постоянному общению с покупателями. Только позже он узнал, что говорить его научил один человек, тот самый Лао Ню. По вечерам, когда вся семья собиралась на кухне за ужином, отец вдруг ни с того ни с сего мог прыснуть со смеху и, покачав головой, сказать: «Ох уж этот Лао Ню».
Янь Шоуи понимал, что в такие минуты отец весь уносился мыслями к Лао Ню и своему луку. Тогда Янь Шоуи казалось, что торговля луком – это лучшее, что может быть на свете.
В декабре 1968 года, в день зимнего солнцестояния, Лао Ню вместе с Лао Янем, завершив торговлю, возвращались из угольной шахты в Чанчжи, что находилась за двести ли от дома3. Проезжая деревню Лао Яня, Лао Ню заглянул к ним домой. До своей встречи с Лао Ню Янь Шоуи представлял его рослым, разговорчивым, со звонким голосом. На деле же оказалось, что тот едва выше стола, а из его рта, напоминавшего рот Лэйгуна4, вырывались какие-то женоподобные звуки. Доведись раньше Янь Шоуи представить себе встречу с Лао Ню, он бы наверняка стушевался. Он и подумать не мог, что Лао Ню робко улыбнется ему, одиннадцатилетнему мальчишке, снимет шапку-ушанку и вытрет ею выступившую на лбу испарину. Лао Янь пригласил Лао Ню пройти выпить воды. Но когда Янь Шоуи попытался было тоже присоединиться, Лао Янь вдруг пнул его в живот и остерег: «А ну, катись отсюда, сопляк!»
Взрослые уединились в комнате, и Янь Шоуи так и не услышал, про что говорил Лао Ню. Из случайных обрывков фраз он лишь узнал, что столько-то раз они останавливались в дороге на перекус да столько-то корма съел их осел. Потом, кроме бесконечных прихлебываний, он так ничего и не услышал. Ну а когда Лао Ню отправился со своим запряженным в тележку ослом дальше, Лао Янь объявил домочадцам: «Говорить умеет, но сегодня не говорил».
Двадцать третьего числа предновогоднего месяца отец Янь Шоуи, прихватив с собой свиной окорок, направился в деревню к Лао Ню, чтобы заодно подбить их счета за год. Утром его настроение было хоть куда, а вечером он возвратился мрачнее тучи. Усевшись на пороге дома, он долго пыхтел трубкой. Наконец, когда три яркие звезды на небосводе склонились к западу, он встал и, звучно постучав трубкой по макушке, заявил: «Я буду последним идиотом, если снова поеду продавать лук!»
Янь Шоуи рано потерял мать, она умерла от голода в шестидесятом году, так что жили они с бабушкой. От нее-то он и узнал на следующий день про ссору отца с Лао Ню во время дележки доходов. С тех пор как отец распрощался с луком и Лао Ню, он, как и прежде, ходил понурый и замкнутый.
У Янь Шоуи был дядя – муж тетки со стороны матери, звали его Лао Хуан. У себя в деревне он открыл красильную мастерскую. Когда пришла весна, Лао Хуан предложил Лао Яню ходить по соседним деревням и собирать полотно. Но тот лишь покачал головой:
– Для такого занятия требуется зазывала, это не про меня.
– Что, ты не сможешь крикнуть: «Красильня из деревни Хуанцзячжуан!»?
Но Лао Янь снова покачал головой и не согласился.
Весной 1989 года у отца Янь Шоуи обнаружили в мозгу тромбоз сосудов. Старик начал забываться, левая половина тела обездвижилась. Но, в отличие от большинства людей, у которых при этом вообще отказывает речь, Лао Янь, пусть и заикаясь, но все-таки строил целые предложения. Кроме того, в отличие от больных, теряющих память, Лао Янь мог во всех деталях вспомнить свою жизнь, на что не был способен даже будучи здоровым. В конце года Янь Шоуи вернулся из Пекина в родную деревню в провинции Шаньси, чтобы встретить вместе с родными Новый год. Вся семья собралась за праздничным ужином. Расселись по всем правилам: наполовину разбитый параличом Лао Янь – лицом к западу, Янь Шоуи – лицом к северу, и как-то так вышло, что разговор зашел о Лао Ню, о том, как в 1968 году они вместе с отцом продавали лук и как потом рассорились, не поделив деньги. И тогда Лао Янь поднял вверх здоровую правую руку и, тряся ладонью, прерывисто, с большим трудом вымолвил:
– Он подделал счета!.. Где говорят деньги, там молчит совесть!
– Друзьям лучше вообще не стоит вместе заниматься бизнесом, – обронил кто-то за столом.
А Лао Янь ответил:
– Нечестную дележку я, так уж и быть, стерпел. Двадцать третьего числа перед Новым годом мы целый день подбивали счета, и, к вечеру, я, взяв свою долю, собрался домой. Выйдя за порог, я, вдруг, опомнился, что мы не решили, в какой день после праздников снова поедем торговать. Тогда я вернулся во двор и тут услышал, как Лао Ню говорит своей жене: «Этот Лао Янь – идиот конченый»… Не из-за денег я с ним порвал, а из-за этой фразы.
Сказав это, старик залился слезами:
– Никто со мной в этой жизни не водился, а тут нашелся единственный человек, и тот обозвал идиотом конченым! – Тыча себе в грудь, Лао Янь добавил: – Тошно мне от всего этого.
Летом 1995 года у отца Янь Шоуи случился повторный инсульт, рот его съехал на бок, и старик стал пускать слюни. С тех пор и до самой смерти он уже не разговаривал.
Лао Ню после разрыва с Лао Янем тоже забросил торговлю луком. В 1969 году в их селе установили первый рычажковый телефон, и Лао Янь устроился на почтовое отделение телефонистом. В то время на это место претендовало двадцать с лишним человек. Тогда заведующий почтой Шан Сюэвэнь, чтобы их усмирить, созвал всех желающих и объявил:
– Для телефониста главное – уметь орать во всю глотку. Сейчас каждый из вас попробует поорать, а я выберу.
Двадцать с лишним человек начали поочередно драть глотки, в результате лучшим крикуном признали Лао Ню. И неважно, что голос у него оказался женским, зато в сельпо напротив от его крика полопались стекла. К тому же кричал он не только громче всех, но и дольше всех. Шан Сюэвэнь даже успел зажечь и выкурить целую папиросу, а Лао Ню все продолжал орать. Наконец, Шан Сюэвэнь его остановил и изрек: «Хорош, уже ишака перекричал!»
В 1996 году Янь Шоуи стал ведущим телевизионного ток-шоу «Хочешь? Говори!». Когда он превратился в звезду экрана, вся страна восприняла это как должное, и лишь жители деревни Яньцзячжуан недоумевали: «Как же, твою мать, так случилось, что этого человека, чей отец произносил в день не больше десяти фраз, кормит его язык?»
2
В 1968 году Янь Шоуи дружил с одним мальчишкой, которого звали Чжан Сяочжу. Янь Шоуи родился в год Петуха, поэтому тогда ему как раз исполнялось одиннадцать, а Чжан Сяочжу, рожденному в год Обезьяны, – двенадцать. Голова Чжан Сяочжу напоминала скошенную тыкву, а тонкие руки и ноги – конопляные стебли. Тяжелая, словно жернов, его голова все время свешивалась набок. Правый глаз когда-то был поранен стеклом, поэтому, прежде чем что-то рассмотреть, он всегда тер левый глаз. Мать у Чжан Сяочжу была слабоумной, а отец добывал уголь на шахте в Чанчжи за двести ли от их деревни Яньцзячжуан, поэтому можно сказать, что Чжан Сяочжу жил у бабушки. Янь Шоуи вообще рос без матери, у Чжан Сяочжу мать что была, что не было, поэтому частенько мальчики ходили в школу вместе. В 1968 году отец Чжан Сяочжу привез ему из той самой Третьей шахты Чанчжи списанный шахтный фонарь. Но если ночью в него вставляли уже отработанный аккумулятор, то все было видно на расстоянии двух ли окрест. Ночи в деревне – хоть глаз выколи, и мальчишки, вооружившись этим фонарем, шли на горный склон за деревней и прямо на небе чертили светом иероглифы. Чжан Сяочжу нравилось писать «Мама, ты – не дурочка», а Янь Шоуи – «Мама, ты где?» Эти две строчки могли продержаться на черном экране небосвода до пяти минут.
Ознакомительная версия.
