– Пигмалион! Это ты?
– Я. Цезарь желал меня видеть?
– Да. Подойди ближе. Ты хорошо выглядишь, Пинарий. Нет, не трудись возвращать комплимент. Я содрогаюсь при мысли о собственной внешности. Обрати внимание – Антонин заботливо убрал отсюда все зеркала. – Адриан издал слабый смешок.
Марк удивился, застав государя в столь хорошем настроении. И это злодей, казнящий неугодных направо и налево?
– Пинарий, я позвал тебя, потому что хотел поблагодарить за все, что ты сделал для меня за долгие годы, и особенно за содействие служению Антиною. У Божественного Юноши нет последователя преданнее тебя. Созданные твоей рукой об разы переживут нас всех. Мы знаем в этой жизни только плоть, но плоть стареет, вянет и гниет, что мне известно доподлинно. Бессмертно лишь совершенство, и бог благословил нас, тебя и меня, созерцанием и осязанием истинной красоты.
Речь истощила его силы. Адриан передохнул, затем продолжил:
– Взгляни на предмет, который находится на столе вон там, у окна. Раздвинь шторы, если мало света.
Марк обнаружил на столе макет нового мавзолея. Разведя занавеси, он увидел в обрамлении окна само здание на дальнем берегу Тибра. Строительство шло полным ходом, но замысел императора в отношении верхушки огромного круглого здания оставался тайной – до сего момента. Верх макета украшало изваяние Адриана в колеснице, запряженной четверкой лошадей. Марк сглотнул. Судя по пропорциям модели, скульптурное изображение квадриги станет одним из крупнейших в мире. Пусть и не столь высокое, одной лишь массой оно потягается с Колоссом Сола.
– Что скажешь, Пинарий?
– Цезарь, могу я спросить, кто изготовил макет?
– Я сам, вот этими отечными пальцами. Да, грубая работа, но я никогда не считал себя скульптором. Детали я оставляю истинному художнику – тебе, Пинарий. Итак? Каково твое мнение?
– Правильно ли выверено соотношение размеров статуи и мавзолея?
– Достаточно близко.
Марк нахмурился:
– Мавзолей возвышается почти на шестьдесят футов. Высота статуи едва ли не равна высоте сооружения, на котором стоит. Понимает ли Цезарь, насколько огромной она будет в действительности?
– Понимаю.
– Но как построить такой масштабный монумент? Как перевезти и установить на мавзолее? Понадобится немыслимое количество бронзы…
– Я оставляю детали на твое усмотрение, Пигмалион! – рыкнул Адриан. Лицо у него побагровело, а глаза уменьшились до зловещих светящихся точек. Марку на миг показалось, что голова императора лопнет, как раздавленная между пальцев виноградина.
Затем Адриан рассмеялся:
– Прислушайся! Улавливаешь акцент? Гуще, чем у Траяна! Я вспоминаю долгие часы, проведенные с учителями риторики, когда я до хрипоты читал Цицерона. Нумины яйца, с самого детства выговор у меня не звучал настолько по-испански. Как давно это было… – Он смежил веки и задремал.
Марк долго смотрел на него. Что сказал бы про императора Аполлоний Тианский? Адриан был безусловно лучше Домициана и разбирался в философии больше Траяна, но если философия призвана примирить человека с жизнью и подготовить к смерти, то Адриан изучал науку впустую. С приближением конца он прикипел к материальному миру сильнее прежнего, возжелав для себя самый большой памятник и стремясь решить, кто займет его место аж до второго поколения. Он стал одержим жизнью, не принимая смерть – как собственную, так и смерть обожаемого Антиноя, которого Адриан вознамерился сохранить в живых, населив весь мир его статуями.
Наверное, никакой император не в силах стать настоящим философом, поскольку долг его – усердно печься о материальном мире и смертных подданных, но Адриан, как никто другой, приблизился к идеалу. Пожалуй, миру не стоит и надеяться на правителя лучше Адриана, при всех его недостатках. Превзойдет ли его Антонин? Или Марк Аврелий, если когда-нибудь придет к власти?
Марк машинально потянулся к фасинуму, но талисмана на груди не было. Отныне он принадлежал Луцию. Марк шепотом обратился к взирающему на него сверху Божественному Юноше:
– Мне повезло, что я дожил до таких лет и при таком императоре.
– Что такое? – пробормотал Адриан и открыл глаза. – Ты еще здесь, Пигмалион?
– Здесь, Цезарь.
– Чуть не забыл сказать. Я произвел тебя в сенаторы.
– Меня, Цезарь?
– Почему бы и нет?
– В сенате найдутся такие, кто скажет, что простому скульптору не место среди них.
– Кому какое дело, что думают эти бесполезные существа? Я говорю, что ты сенатор, и делу конец. Ты служил мне столь же верно, как любой военачальник или магистрат, а то и лучше многих. И не забывай, что твоего деда назначил в сенат Божественный Клавдий и что твой дед был сенатором, а прапрадед являлся одним из трех наследников Юлия Цезаря. Поэтому отныне ты сенатор Пинарий, кроме тех случаев, когда я забудусь и назову тебя сенатором Пигмалионом.
– Благодарю тебя, Цезарь, – улыбнулся Марк.
– Я также назначил тебя жрецом Антиноя.
– Меня – жрецом?
– Богослужение у тебя в крови, потомок древнего рода авгуров. По сути, ты уже жрец Антиноя, а потому, помимо обязанностей, имеешь право порадоваться и титулу, и жало ванью.
– О каких обязанностях ты говоришь?
– Делать статуи Антиноя и тем проповедовать поклонение ему.
– Я приложу все усилия, Цезарь.
Адриан закрыл глаза. Его дыхание замедлилось. Марк решил, что он спит, но император вдруг начал говорить, очень тихо. Он читал стихи – возможно, собственного сочинения, поскольку Марк их прежде не слышал.
Милый дух, что облекала плоть,
Скоро ты отлетаешь прочь.
Куда подашься? В место какое
Темное, мрачное и сырое,
С весельем и смехом простившись навек?
Адриан вздохнул и погрузился в сон. Марк бесшумно вышел.
* * *
На следующий день император со свитой отбыл в Байи. Через десять дней в Рим пришла весть, что Адриан умер.
Антонин, руководивший государством в отсутствие Цезаря, немедленно отправился в Байи присмотреть за останками и доставить их в Рим. Молодому Марку Аврелию выпало возглавить подготовку к похоронным обрядам, включая гладиаторские бои в честь усопшего.
По возвращении Антонина в Рим сенат единогласно признал его императором.
– Да будет он удачливее Августа! – кричали собравшиеся. – Да будет даже лучше Траяна!
Последние месяцы правления Адриана оставили горький осадок в душах многих сенаторов. Был порыв отменить ряд его указов, включая назначение фаворитов в сенат и на другие высокие должности. Однако Антонин заявил, что подобное аннулирование оскорбит память его приемного отца, и отказал. Несмотря на широкое несогласие, он настоял, чтобы сенат обожествил Адриана. Таким образом, Марк Пинарий остался сенатором и жрецом Антиноя, а покойный император стал Божественным Адрианом.
141 год от Р. Х.
Строительство и отделка мавзолея Адриана наконец завершились. Сегодня предстояло официально захоронить останки императора.
Для доступа к мавзолею построили новый мост через Тибр. С него открывался впечатляющий вид на огромное здание, и именно здесь собрались для церемонии император Антонин и толпа сановников. Вместе с Адрианом захоронению подлежали останки императрицы Сабины и бывшего наследника Адриана Цейония.
Для Марка Пинария, облаченного в сенаторскую тогу, наступил пик долгой карьеры; одновременно ему представился редкий случай просто перевести дух. Марку никогда не выпадало столько хлопот, даже в беспокойные годы дакийских кампаний, когда он служил помощником Аполлодора. Пинарий исправно посещал заседания сената, часто бывал на вилле в Тибуре, где надзирал за служением Антиною, и всякий раз, когда посещало вдохновение, изготавливал новые образы Божественного Юноши. Но основные силы в последние годы он бросил на проектирование и создание массивной скульптурной группы для мавзолея Адриана. Безусловно, статуи Антиноя являлись прекраснейшими творениями Марка и он вплотную приблизился к совершенству, но изваяние квадриги Адриана превосходило их по великолепию и масштабу.
Первая трудность заключалась в создании столь огромной конструкции, вторая – в придании скульптуре достаточного величия, чтобы должным образом почтить Адриана. Краем уха внимая бесконечным речам и призывам, Марк рассматривал с нового моста гигантскую скульптурную группу и ощущал глубочайшее удовлетворение. Аполлодор сказал бы, что статуя чересчур велика и низводит мавзолей до обычного постамента, лишая устойчивости сооружение в целом. Однако Марк подавил соблазн изменить макет Адриана и остался верен пожеланиям императора, хотя применил разнообразные ухищрения в смысле перспективы, дабы придать фигурам более благовидные пропорции при взгляде снизу. За последние дни Марк обошел все Семь холмов и разбегающиеся лучами дороги, оценивая скульптуру с разных точек и расстояний. Вознесшийся в квадриге Адриан соперничал с храмом Юпитера на Капитолийском холме, Колоссом Сола и даже амфитеатром Флавиев. С одной площадки на севере города квадрига и вовсе заслоняла весь Рим; иллюзия гигантской фигуры, плывущей в колеснице по безлюдной пустоши, была полной. Как художник, Марк не испытывал большего удовлетворения – даже когда взирал на статуи Божественного Юноши.
