– Как тебя зовут, мальчик? Ты чей?
– Их, – ответил я.
– Чей?
Я опустил вторую руку на голову Везунчику.
– Псов.
– Ха! – засмеялась беззубая женщина. – Как мальчик может принадлежать стае псов?
– Иди к нам. – Мужчина в длинном плаще махнул мне бутылкой. – Мы о тебе позаботимся.
– И захвати с собой этих жирненьких щеночков, – осклабился другой, облизнувшись, точно волк.
Тощие псы, сидевшие у костра, зарычали громче.
Сердце стучало у меня в груди, приказывая мне бежать. Но ноги отказывались шевелиться.
Беззубая женщина расхохоталась:
– Иди сюда, мальчик. Иди к бабушке.
Сознание приказывало мне бежать, но я окаменел, точно статуя. Может, эта беззубая старуха была ведьмой и наложила на меня страшные чары?
А потом я услышал пронзительный свист. Люди вокруг подхватились на ноги. «Милиция! Бежим!» – кричали они. Птицы, собаки, люди – все бросились врассыпную.
Чары развеялись. Оцепенение спало. Мы с псами бросились прочь от Мусорной Гряды.
Мы бежали, словно спасаясь от пожара, бежали быстрее, чем когда-либо. Мы оставили Мусорную Гряду позади, мы оставили жителей свалки позади. Мы бежали, пока асфальт и битое стекло под нашими ногами не сменились зеленой травой. Узкая тропка привела нас в лес.
Тропинка вела нас все дальше и дальше в лес. Раньше мне никогда не приходилось слышать такой тишины. Тут раздавался только звук моих шагов да сопение псов – им все нужно было обнюхать, все осмотреть.
Я никогда не думал, что в мире может быть столько деревьев. В моем поселке на Рождество ставили елку, а других деревьев у нас и не было. В Городе деревья росли, закованные в железо и бетон, словно они могли куда-то сбежать со своих мест. Тут же деревья росли, где им вздумается. Листья шелестели, вздыхали, пели на ветру.
А птицы! Ах, эти птицы и их чудная музыка!
Весь оставшийся день и половину следующего мы шагали по тропинкам. Они вели нас на небольшие лужайки, поросшие ярко-желтыми цветами, вели к чистым ручьям, вели к густым зарослям, где ветви деревьев переплетались, не пропуская солнечный свет. Мы пили воду из ручьев и катались в траве. Мы бездельничали, будто трутни, наслаждаясь теплым солнышком. У меня ныло в груди, когда я думал, как Бабуле понравилось бы спать в нагретой солнцем траве.
На второй день Дымок принес мне мертвого зайца. Заяц был крупным, темно-коричневым и удивительно мягким.
– Спасибо, Дымок. – Я погладил еще теплый бок зайца. – Но я не могу это есть. – Я вернул зайца Дымку.
Тот изумленно посмотрел на меня, поднял зайца и опять бросил к моим ногам.
– Нет, – покачал головой я.
Сев, Дымок удивленно уставился на меня. Он смотрел на мои короткие пальцы без когтей, на мой маленький бесполезный нос, на мои тупые и столь же бесполезные зубы.
Дымок фыркнул. Поднявшись, он отнес зайца Мамусе и щенкам, устроившимся в цветущем кусте. Дымок, Везунчик и Ушастик потрусили прочь по тропинке. Вернулись они с еще одним зайцем и двумя белками. У меня заурчало в животе. Я с завистью смотрел, как они едят.
На третий день похолодало. Небо затянули тучи. Пролился дождик. Я вновь в отчаянии смотрел, как псы едят мышей. Даже щенкам приходилось легче, чем мне.
Прячась от дождя, я забрался под дерево и сунул палец в рот, но тут же вытащил его вновь.
– Я уже не маленький мальчик, – сказал я дождю и псам. – Я спасся от злой ведьмы, которая ест детей и щенков. – Я сунул руку под свитер, собираясь достать мою книгу со сказками. – Она была в точности как та ведьма из пряничного домика.
Но страниц там не было. Нахмурившись, я ощупал свои штаны. Страниц не было и там.
А потом у меня сердце ушло в пятки.
– Куртка, – прошептал я. – Страницы были в кармане куртки!
А куртка накрывала тело Бабули.
– Нет! – завопил я, выскакивая из-под дерева. – Как я мог забыть?!
Схватив с земли палку, я принялся крушить все вокруг. Я сбивал цветки со стеблей. Я ломал ветки кустов.
– Глупый, глупый мальчишка! – кричал я. – Бесполезный, жалкий, невзрачный мальчишка! – Я увидел, что щенки играют с беличьим хвостом. – Даже щенки умнее тебя!
Мамуля смотрела на меня насторожено. Она разрывалась между желанием утешить меня и страхом перед моей палкой. Ушастик осторожно дотронулся до моей ноги. Я замахнулся и ударил Ушастика по плечам. Пес завопил от боли. Его глаза наполнились ужасом. Он перекатился на спину, подставляя живот и горло. Он обмочился.
В лесу воцарилась тишина, и только Ушастик скулил. Все псы отпрянули от меня, будто я был им чужим.
Выронив палку, я побежал в лес.
Я забрался под куст и принялся раскачиваться взад-вперед.
– Все не так! Все пропало! Бабуля, книга со сказками… Их больше нет! И смотри, что ты наделал, ты, глупый мальчишка. – Я всхлипнул. – Ты бесполезный таракан. – Я уткнулся лицом в ладони, а потом впился себе в руку зубами. Я кусал себя за предплечье, пока не пошла кровь. – Ты ударил Ушастика, – повторял я вновь и вновь.
Что-то теплое коснулось моего лица. Я поднял голову и увидел обеспокоенные глаза Везунчика. Рядом с ним стоял Дымок.
– Мне так жаль…
Везунчик принюхался к моей руке.
– Я всего лишь глупый, жалкий, невзрачный мальчишка.
Везунчик осторожно слизнул кровь с моей руки.
Через какое-то время Дымок толкнул меня в бок и ткнулся носом мне в ногу. Когда я не выполнил его команду, Дымок потянул меня за рукав.
Я вылез из-под куста.
– Что же мне делать? – спросил я.
Дымок гавкнул. Везунчик вильнул хвостом.
«Мы тебя научим», – словно говорили они.
Они повели меня по узким тропинкам, испещренным следами животных. Повели меня по лужайкам. Повели меня вдоль ручья, мимо пруда. Узкая дорожка становилась все шире. Вскоре она пересеклась с тропой, покрытой гравием. Эта тропа, извиваясь, провела меня к каменному мосту, усыпанному листьями и прошлогодними желудями. Что-то огромное уставилось на нас из леса, развернулось и потопало прочь. Мы шли по гравийной дороге довольно долго. Мои ноги дрожали от голода.
Я остановился. Дул ветер, от дождя на поверхности луж образовывались пузыри.
– Я не могу, – всхлипнул я. – Не могу больше!
Везунчик прижался к моим ногам и лизнул мою руку. Дымок гавкнул. В его лае не было сочувствия, только приказ.
Гравийная дорожка привела нас к асфальту. А по асфальту неслись машины. Слышался шорох шин и дождя. Я дрожал, покачиваясь из стороны в сторону.
Когда все машины проехали, псы побежали через дорогу. Что мне оставалось? Я последовал за ними.
Мы вновь пошли по проселочной дороге. Тут уже были следы людей: на земле валялись жестянки, стекло, пластиковые бутылки, фантики от конфет, салфетки. Лес стал реже, деревья расступились передо мной. И я остолбенел.
Над нами возвышалось огромное колесо, больше любого дома. На нем болтались деревянные сиденья, колыхавшиеся на ветру. Колесо не двигалось, но меня это не обмануло.
– Колесо обозрения! – Я захлопал в ладоши. – Вы привели меня к колесу обозрения!
Раньше я видел такое только по телевизору.
Псов колесо не интересовало. Они потрусили по площади, огибая лужи и держа нос по ветру. Я неохотно последовал за ними.
Мы дошли до большого пруда. На берегу сбились в кучу утки. Мы прошли мимо деревянной сцены, мимо столиков и стульев. Ножки столов защищали пластиковые пакеты.
Псы привели меня к деревянным сараям и остановились. Они принюхались, и я последовал их примеру. Еда! Нос повел меня за сараи по узкой тропинке к большому металлическому баку. Я почуял восхитительный аромат. В животе заурчало. Везунчик и Дымок с гордостью смотрели на бак.
– Спасибо, – пробормотал я.
Но мусорный бак был слишком большим. Как я ни прыгал, я не мог дотянуться до его крышки. Мне вспомнилось, как Витя смеялся надо мной: «Прыгай, мышонок! Глупый дрессированный мышонок!»
А потом я вспомнил о столах и стульях. Я побежал обратно к сцене и схватил стул. Притащив стул к баку, я забрался наверх и очутился на чудесной горе мусора. Я сунул в рот кусок хлеба, достал недоеденную куриную ножку. Я ел и ел, пока мой бедный животик не отказался принимать что-либо еще. И все же тут было так много еды!
Выбравшись из бака, я вновь сбегал к сцене и снял с ножек стола два пластиковых пакета. Везунчик и Дымок раздувались от гордости, глядя, как я набираю в пакеты еду. Этого мне хватит на несколько дней. Этот парк развлечений, этот мусорный бак – тут я буду охотиться.
Солнце уже садилось, когда мы подошли к лужайке, на которой нас ждали все остальные. Ушастик радостно бросился мне навстречу, носился вокруг меня кругами, лизнул Везунчика в нос, а меня в руку. Мамуся и щенки выбрались из норы, которую она вырыла под раскидистым деревом. Они принялись обнюхивать меня. Щенки потянули меня за штанину. Я, смеясь, оттолкнул их.
