– Вероятно, лучше быть несчастной, чем вообще ничего не чувствовать, – сказала я вслух. – «Любовь, обиду все тебе чинят, твердя, что сладости твои горьки, горьки»[19].
Дора воззрилась на меня с изумлением.
– Пожалуй, мне надо в дамскую комнату, – сказала она, – перед тем, как сядем на автобус домой.
Я кротко пошла следом, хотя, в сущности, мне туда не было нужно. Просто само это место отрезвляло, и одного взгляда на отражение в пыльном, плохо освещенном зеркале хватило, чтобы прогнать любые романтические мысли.
Следующие несколько недель прошли без особых событий. Роки был, как всегда, очарователен, но я всякий раз, когда его видела, напоминала себе о «подружке-итальянке» и «довольно поверхностном человеке», чтобы перестать думать о нем слишком уж хорошо. Они с Еленой умудрилась обзавестись коттеджиком за городом и теперь много времени проводили там. Он сообщил, что снова начал рисовать, но наброски, которые он мне показывал, не вызывали особого восторга. С Иврардом Боуном я вообще не виделась и вскоре забыла и про него самого, и про попытки лучше относиться к нему. Дора со своим коричневым шерстяным платьем вернулась в школу, а я – к моим дамам по утрам и рутине дома и в церкви на остаток дня. Приход весны взбудоражил всех нас, но теперь, когда она окончательно наступила, жизнь вошла в привычную колею. Я больше не видела Джулиана Мэлори и Аллегру Грей державшимися за руки, но было очевидно, что она на очень короткой ноге и с Джулианом, и с Уинифред, а Уинифред по-прежнему отзывалась о ней с большим пылом.
– Аллегра собирается мне помочь с летними платьями, – сказала она. – У нее такой хороший вкус. Как по-вашему, Милдред?
Я согласилась: мол, выглядит она всегда очень мило.
– Да она и Джулиана принаряжает! Неужели вы не заметили? Потом, наверное, возьмется за отца Грейторекса.
– Вы хорошо ладите? – спросила я. – Не заметили, что утратили часть независимости, когда она у вас поселилась?
– Совсем нет, скорее такое впечатление, что Аллегра и мы – одна семья. Мы то и дело друг к другу заходим.
Было утро субботы, и мы собрались в ризнице хора в ожидании, когда настанет время украшать церковь к Троице. Пришли все те же: Уинифред, сестра Блэтт, мисс Эндерс, мисс Стэтхем и еще одна-две дамы. Единственным мужчиной, помимо духовных лиц, был Джим Сторри, недалекий юноша, который помогал нам понемножку, иногда закрепляя на подоконниках проволочные каркасы для цветов или доливая воды в консервные банки.
Сама ризница была сумрачной захламленной комнатенкой, вмещавшей десяток стульев, рояль и шкаф, набитый подпорченными томиками «Гимнов старинных и современных» (мы, разумеется, пользовались «Английским гимновником»), а еще вазами, различными плошками и духовыми инструментами, нуждавшимися в чистке.
– Так-так, вот мы все тут и собрались, – сказал Джулиан тоном более клерикальным, чем обычно. – Очень любезно с вашей стороны прийти нам помочь, и я особенно благодарен тем, кто принес цветы. Леди Фармер, – он упомянул единственную титулованную особу, оставшуюся в нашей пастве, – была так добра, что прислала из загородного дома великолепные лилии.
Повисла пауза.
– Он собирается прочесть молитву, – шепнула мне сестра Блэтт.
Поскольку молчание никто не нарушил, я склонила голову и стала ждать. Но Джулиан произнес не молитву, а слова веселого приветствия Аллегре Грей, которая как раз переступила порог:
– Ага, вот и вы, теперь можно начинать.
– Ну надо же, неужто мы ее ждали? – пробормотала сестра Блэтт. – Мы давным-давно украшаем церковь… Задолго до появления какой-то там миссис Грей.
– Она в приходе недавно. Возможно, отец Мэлори счел, что будет невежливым ее не подождать. Рискну предположить, он будет ей помогать.
– Чтобы отец Мэлори помогал с украшениями? Эти мужчины вечно бездельничают. Полагаю, когда дойдет до дела, они потихоньку улизнут и будут попивать кофе.
Мы вошли в церковь и начали разбирать цветы, решая, что куда определить. Уинифред как сестра священника узурпировала привилегию супруги и всегда занималась алтарем, но, должна признать, его убранство не всегда было на высоте. Я со временем поднялась от очень скромного окошка, которого никто никогда не замечал, до помощи сестре Блэтт с алтарным экраном, и мы начали закреплять проволокой старые консервные банки, чтобы, налив воды, поставить потом в них цветы. Повсюду звучала болтовня, и мне вспомнились Лили Дейл и Грейс Кроули у Троллопа, которые настолько привыкли к церкви, что сделались «почти так же непочтительны, как пара младших священников». Какое-то время все шло мирно, каждая из нас была занята делом в отведенном ей уголке, а Джулиан и отец Грейторекс бродили вокруг, поощряя и подбадривая, но не оказывая конкретной помощи.
– Именно так! – произнес Джулиан, когда я поставила охапку мелких гвоздик в банку из-под тушенки. – Великолепно!
Я не нашла ничего особенно великолепного в своих гвоздиках, и мы с сестрой Блэтт обменялись улыбками, когда он отошел к мисс Стэтхем и мисс Эндерс у кафедры. Вот тут я услышала диалог Уинифред и миссис Грей, которые обе занимались алтарем, – и этот диалог очень напоминал перепалку.
– Но у нас всегда были на алтаре лилии, – донесся до меня голос Уинифред.
– Ах, Уинифред, но почему вы всегда такая консервативная! – довольно резко отозвалась миссис Грей. – Если на алтаре всегда были лилии, это еще не значит, что ничего другого поставить нельзя. Я вот думаю, что пионы и дельфиниумы будут смотреться гораздо эффектнее. А лилии можно поставить в большую вазу на полу, вот тут сбоку. Как по-вашему, разве не великолепно?
Ответа Уинифред я не услышала, но не сомневалась, что цветы будут стоять так, как предложила миссис Грей.
– Конечно, она была женой священника, – сказала сестра Блэтт, – поэтому, наверное, привыкла всеми командовать и по-своему украшать церковь.
– Вопрос скорее в том, должна ли сестра священника иметь первенство перед вдовой священника, – отозвалась я. – Трудно себе представить, чтобы в книгах по этикету говорилось о таких тонкостях. Но я и не была уверена, что муж миссис Грей был священником, я думала, он был лишь младшим помощником, а потом армейским капелланом.
– Ну да, до того как стать капелланом, он имел приход. Говорят, он к тому же был очень хорошим проповедником, современным и умел вворачивать всякие новомодные словечки. Но я слышала… – Сестра Блэтт понизила голос, точно собиралась поделиться чем-то скандальным: – У него были склонности…
– Склонности? – эхом откликнулась я.
– Да, к Оксфордскому движению[20]. У него в этом направлении, полагаю, были склонности.
– О боже, тогда, возможно…
– Вы хотите сказать: даже к лучшему, что Бог прибрал бедолагу? – спросила сестра Блэтт, заканчивая за меня мою фразу.
– Думаете, миссис Грей снова выйдет замуж? – спросила я, подумав, вдруг сестра Блэтт слышала или видела что-нибудь.
– Ну… суть-то в том, за кого? Она, полагаю, женщина видная, но подходящих кандидатов у нас ведь немного, а?
– А священники?
– Вы про отца Грейторекса? – изумилась сестра Блэтт.
– Он же подарил ей горшочек джема.
– Вот это для меня поистине новость.
– А отец Мэлори – каминный коврик, – продолжала я, не в силах остановиться.
– Ту проеденную молью тряпку из своего кабинета? По мне, так это ничего не значит. А кроме того, отец Мэлори никогда не женится, – уверенно заявила сестра Блэтт.
– Не знаю… У нас нет причин думать, что не женится. И вообще, вдовы почти всегда снова выходят замуж.
– Они знают, как заарканить мужчину. Проделав такое раз, нетрудно и повторить. Наверное, тут нет ничего мудреного, если знать как.
– Как перегоревшую пробку поменять, – предположила я, хотя никогда не рассматривала поиски спутника жизни под таким углом.
Даже к лучшему, что тут нас прервала мисс Стэтхем, спросившая, не найдется ли у нас лишней зелени, поскольку такой разговор совсем не подходил для церкви и, по правде говоря, мне было чуточку стыдно.
Когда мы закончили, церковь выглядела настолько красиво, насколько позволял викторианский интерьер. Алтарь смотрелся поразительно и необычно, и лилии хорошо выделялись, так что даже леди Фармер, посети она нас (чего она не сделала), не сочла бы, что их обошли вниманием.
На следующее утро мы все пели «Славься, праздничный день», пока процессия огибала церковь и запах ладана и цветов приятно сочетался с солнечным светом и пеньем птиц снаружи. Нейпиры уехали за город, я чувствовала себя в мире с собой, как было до их вторжения в мою жизнь. Когда я выходила из церкви, ко мне подошла миссис Грей. Обе мы по случаю Троицы были в новых шляпках, но мне казалось, что ее, украшенная плодами, была необычнее и элегантнее моей – с традиционной россыпью цветов.
– О боже, какой же это трудный гимн, – заметила она. – Я про тот, что выбрали для процессии.
