Эта замечательная фантомная карьера началась, когда Стивен почти-но-не-совсем получил исключительно хвалебные отзывы на затмившего всех Малькольма в «Макбете» в Шеффилдском театре, а затем очень близко подошел к турне по всей стране со своим рвущим душу Бифом в «Смерти коммивояжера». Вскоре последовали гипотетические похвалы, которые он мог бы получить за своего почти-состоявшегося короля Ричарда II. Включив в поле своей деятельности телевидение, он подошел уже-совсем-близко к покорению сердец народа в образе бесцеремонного, нестандартно мыслящего адвоката Тодда Фрэнсиса в хитовом телесериале «Правосудие для всех», после чего вполне можно было ожидать некоторого количества успешных киноролей и на родине, и за границей.
К несчастью, все эти величайшие триумфы случались в иных, воображаемых мирах, а суровые профессиональные правила не одобряли включения в резюме достижений из параллельной реальности. Подобное нежелание принимать во внимание события иных пространственно-временных измерений означало, что у Стивена оставалось только резюме из реальной жизни: документ, отражавший как неумение его агента говорить «нет», так и выдающуюся способность Стивена, почти талант, в области невезения. Именно эта реальная версия событий и привела его сюда, в блистательный лондонский Уэст-Энд.
В возрасте восьми лет, впервые посетив Лондон с мамой и папой, Стивен решил, что Пикадилли-серкус – центр вселенной, неописуемо пленительное, инопланетное место, где, как в старом британском мюзикле шестидесятых, в любой момент кто-то может отчебучить танцевальный номер. Это случилось двадцать четыре года назад. Теперь Стивен здесь работал и, выходя из горячего, напоминающего суп воздуха станции подземки в промозглый вечер позднего октября, видел только чрезвычайно бьющую по глазам, шумную и коварную площадь с круговым движением. Поблизости гнусавый уличный музыкант упрямо и последовательно излагал сборник песен «Radiohead», и шансы на внезапный танец казались совсем уж призрачными. В эти дни Стивен даже едва замечал Эроса – безусловно, самый посредственный памятник в мире. Если он вообще удосуживался поднять глаза, то только чтобы взглянуть на электронные часы под рекламой кока-колы и понять, опаздывает ли он на работу.
19:01.
Опоздал. Стивен ускорил шаг.
Театр «Гиперион» стоит на Шафтсбери-авеню, между оптовым магазином кухонного оборудования и типично американским «Стейк-хаусом», какого уже не отыщешь нигде в Америке, – в ресторане такого рода всегда найдется хоть одна рыдающая женщина. Проталкиваясь и пропихиваясь сквозь толпу, все еще серовато-синий после собственного вскрытия, Стивен выглядел удивительно уместно среди заблудших туристических групп, бледных, полуобморочных продавщиц, стремящихся домой, меланхолических, тоскующих по родине испанских студентов, предлагающих ему рекламные проспекты курсов английского языка. Он поспешно проскочил мимо непомерно расплодившихся пунктов обмена валюты, мимо пользующихся дурной репутацией заведений фастфуда с отливающими всеми цветами радуги оранжевыми горами свинины в кисло-сладком соусе и пиццей – толстыми клиньями серого теста, уляпанными томатной пастой и парафинообразным сыром. Может, стоит что-нибудь съесть? Пепперони? Он взглянул на покрытые испариной куски пиццы под высоковольтными лампами – пепперони отблескивала маслянистым красным пóтом. Пожалуй, нет. Наверное, лучше после работы. Сейчас 19:03, то есть формально он опоздал к сигналу получасовой готовности. Театр уже показался, и, глядя на восток вдоль Шафтсбери-авеню, Стивен видел огромный, нависающий над тротуаром рекламный щит с Джошем Харпером – высотой в три этажа.
На афише красовался Двенадцатый Самый Сексуальный Мужчина Мира в расстегнутой до пояса белой рубашке с пышными рукавами и жабо и в плотно облегающих черных кожаных штанах, весьма сомнительных с точки зрения истории. Правой рукой он сжимал рапиру, нацеленную в прохожих, а в левой, высоко над головой, держал книгу, словно говоря: «Вот только закончу эту дуэль и тут же снова засяду за „Дон Жуана“». Пониже пояса располагались слова «Безумный, злой и опасный знакомый», выписанные излишне витиеватыми буквами, призванными отражать высокий литературный стиль и историческую достоверность. «Феноменальное мастерство! Харпер – сам лорд Байрон», – сообщал плакат, а курсивное «сам» обрубало всяческие споры раз и навсегда. «Строго ограниченный, один сезон!» Три месяца назад, в августе, когда Стивен впервые увидел плакат, он ухмыльнулся, представив, что «строго ограниченный» относится к Джошу Харперу и его актерским способностям, но засомневался, найдет ли кто-нибудь еще эту шутку забавной или верной, да и рассказать ее было некому.
Стивен еще раз взглянул на часы: прошло четыре минуты. Девять минут опоздания; непрофессионально, непростительно для дублера. И все же ему, возможно, удалось бы проскочить, если бы у актерского входа не стояла на страже Донна. Он незаметно пробежал мимо группки охотников за автографами, ожидающей Джоша, – сегодня восемь, неплохо…
– Десять минут опоздания, мистер Маккуин, – сообщила Донна, стерегущая вход. Донна заведовала постановочной частью – невысокая, но широкая женщина с большим туповатым лицом, похожим на раскрашенную обувную коробку, ломкими волосами бывшей готки и неприветливыми манерами озлобленного физрука. Она всегда носила форменный блекло-черный саржевый комбинезон, а на бедре – предписанную уставом огромную связку ключей, которую сейчас вертела на пальце, словно шестизарядный револьвер.
– Уф! – сказал Стивен. – Да там же прямо не Пикадилли-серкус, а какой-то цирк!
– Смешнее не стало, Стивен.
– Извини, Донна, это все метро…
– Отговорка не принимается, – буркнула Донна, набирая номер на мобильнике.
– Ты сегодня на редкость жизнерадостна. Что это с тобой?
– Его нет, – сказал Кенни, вахтер.
– Его нет? Кого нет?
– Его. – Донна волком посмотрела на Стивена.
– Джоша?
– Да, Джоша.
– Джоша нет?
– Джоша нет.
У Стивена зашумело в голове.
– Но ведь уже почти начало спектакля, Донна!
– Да, я в курсе.
– А… А ты ему звонила?
– Блестящая идея, – съязвила Донна, отрывая телефон от уха и размахивая им перед носом Стивена. Она облизнула губы, откинула с глаз неровную челку, готовясь отправить сообщение Самому, и на короткое мгновение превратилась в четырнадцатилетнюю девчонку, собирающуюся спросить мальчика, не хочет ли он покататься с ней на коньках. – Джош, милый, это твоя Тетушка Донна, из театра. Ты опаздываешь, юноша! Придется перегнуть тебя через колено и хорошенечко отшлепать, – мечтательно прогундосила она в воздух, теребя наушник в ухе. – В любом случае мы очень беспокоимся за тебя. Надеюсь, ты появишься у двери в ближайшую же секунду, но если нет, то звякни нам. Иначе придется выпустить на сцену молодого неопытного Стивена…
Стивен стоял рядом, не слушая, перекатываясь с пяток на носки и издавая тонкое гудение, как всегда в минуту стресса. «Вот, наконец-то, – вертелось у него в голове. – Он пришел – Звездный Час». В конце концов, до сих пор такого еще не случалось. Двенадцатый Самый Сексуальный Мужчина Мира всегда приходил вовремя. До этого момента Стивен покорно принимал свою судьбу, обреченный служить тенью не только самого успешного, популярного и, небесспорно, самого талантливого молодого актера своего поколения, но и самого здорового и удачливого. Какой бы разухабистый дебош он ни почтил своим присутствием накануне, во сколько бы ни выполз из какого-нибудь пивного притона в Сохо или с постпремьерной вечеринки, Джош всегда появлялся ровно в 18:50, раздавал у двери автографы, флиртовал с костюмершами, играя ямочками на щеках и откидывая волосы со лба. Джош Харпер был неуязвим. Если бы, упаси господи, кто-нибудь выстрелил в него, то почти наверняка он бы улыбнулся и показал пулю, изящно зажатую между крупными белыми зубами.
Но не сегодня. Пока Донна куковала в голосовую почту Джоша, Стивен представлял себе всевозможные мрачные сценарии:
Джош Харпер падает с коварной чугунной винтовой лестницы своего роскошного особняка, бывшего склада…
Джош Харпер пытается вытащить раздробленную ногу из-под сломавшегося домашнего тренажера, не доставая до телефона каких-нибудь пару дюймов…
Джош Харпер, хватаясь за живот, оседает на пол рядом со столиком светлого дерева в эксклюзивном суши-ресторане; его красивое лицо приобретает пугающий зеленый цвет…
Джош Харпер храбро улыбается, пока отважные врачи «скорой» поспешно стараются вытащить его из-под колес потерявшего управление автобуса номер 19…
«Я… я не могу… не чувствую пальцев ног…»
