– А меня, как вы полагаете, меня можно уподобить горячему шоколаду?
Она резко покачала головой. Нет, вот уж нет. С шоколадом все просто; густой и успокаивающий, он всегда ее слушался и никогда не противодействовал ей.
По его лицу пробежало облачко разочарования. Что еще он себе вообразил?
Что его можно расплавить и перемешать?
Ох, что за наваждение! Ее так неудержимо тянуло к нему, что захотелось защититься от его близости, но за спиной поблескивало лишь гладкое стекло, и рукам не за что было уцепиться, чтобы удержаться от падения.
– Шоколад внимает моим просьбам, – овладев собой, резко произнесла она и наконец повернулась, чтобы пройти мимо него.
При этом ее руки с широко расставленными локтями по-прежнему упирались в бока. Многие парни в ночном клубе посторонились бы перед решительно подбоченившейся дамой, но Филипп дождался этого прикосновения, заметил, как ее локоть отдернулся назад, рука опустилась, а плечо оказалось прижатым к его груди. Он даже не вздрогнул от столь тесного соприкосновения. Вероятно, из-за толстой куртки он просто ничего не почувствовал.
Прижимаясь к нему правым боком, Магали подняла голову и стрельнула в него сердитым взглядом. Он же, склонив голову, посмотрел на нее с полнейшей серьезностью.
– Вы никогда ни о чем не просили меня, Магали.
Кошмар, с какой же сокрушительной силой прозвучало ее имя в его устах! Она вдруг поняла все те сказки, что предупреждали об опасности открытия своего настоящего имени. Но его заявление прозвучало настолько возмутительно, что она замерла в повороте, все еще касаясь плечом его груди.
– Я просила вас не приходить в мое кафе!
– Ничего подобного. Вы пытались угрожать, что прогоните меня. Но никогда ни о чем не просили, Магали. Хотя прекрасно знаете, что я мог бы уступить вашей просьбе.
И он освободил ей путь. Молча удалился в свою кондитерскую, царственной поступью прошествовал в свой тронный зал.
* * *
Когда она, выполнив поручение Женевьевы, вернулась из магазина «Жибера» с новыми пачками рисовальной и чертежной бумаги, эмоции продолжали бурлить в ней, и Магали отчаянно пыталась выбросить из головы образ искусной руки, помешивающей кипящий карамельный сироп. Как посмел он подумать, что она способна попросить его хоть о чем-то? Никогда. Будто она могла… смиренно обратиться к нему с просьбой.
На самом деле могла… В день их знакомства она пыталась заставить себя попросить его, чтобы спасти их с тетушками кафе. Но, попав в те его роскошные королевские владения, она осознала, что просто не может сыграть роль… нищей попрошайки.
Мрачно глянув на посетительницу, сидевшую за одним из столиков в глубине салона, Магали не сразу признала в ней Клер-Люси.
– Чао, – бросила она краткое приветствие.
Раз Клер-Люси не сохранила верность Магали, то и сама она не видела причин для того, чтобы уделять особое внимание этой продавщице игрушек. Клер-Люси теперь зачастую распивала днем чаи в кондитерской Лионне. Вероятно, скромно примостившись в уголке, она надеялась на то, что на нее обратит внимание один из интересных шеф-поваров, а такое поведение просто доводило Магали до безумия.
Разумеется, могло быть еще хуже. Клер-Люси могла таскаться туда именно потому, что его изделия настолько восхитительны, что любая женщина, разок попробовав их, уже и думать не могла ни о чем другом.
– Привет, – хмуро откликнулась ей Клер-Люси.
С чего-то вдруг расхрабрившись, она потягивала один из чаев тетушки Эши. Если она заказала его по рассеянности, то тетушка Эша могла пожелать ей духовных сил, и тогда Клер-Люси, забыв о слабости, будет готова на любые подвиги. И это отвадит ее предавать друзей.
– Мне понравилась твоя новая витрина со старинными машинками, – сухо заметила Магали.
– А у вас появились симпатичные колючие заросли, – ответила Клер-Люси.
– Разумеется. – Магали испытала легкое самодовольство.
– Какие же еще игрушки, по-твоему, могут понравиться привлекательным деловым парням?
– Вероятно, ты сама, – пожав плечами, заметила Магали.
Клер-Люси вспыхнула и попыталась пригладить тугие кудри своей прически.
– Надеюсь, Клер-Люси, тебя не может всерьез порадовать идея стать чьей-то игрушкой.
– А что ты собираешься делать в День святого Валентина?
– Ничего, – торжествующе произнесла Магали.
Прошел очередной год, а стены ее крепости остались по-прежнему неприступными. Разве она не права в своей стойкости?
– Я тоже ничего, – уныло откликнулась Клер-Люси.
– Ну вот и умница, – похвалила ее Магали. – Можешь зайти к нам, как в прошлом году. У нас всегда славная уютная атмосфера для женщин, не желающих становиться игрушками.
Клер-Люси возмущенно взглянула на нее.
– Ты же знаешь, Магали, что мне нравятся игрушки.
– Ну, тогда я сдаюсь, – соврала Магали, поскольку не сдавалась она никогда.
И, резко развернувшись, она удалилась на кухню и принялась готовить шоколад.
Тетушка Эша, продолжая спокойно раскрашивать яичными белками лепестки роз, с улыбкой на нее посмотрела.
– Женевьева внизу в подвале, решила отыскать какие-то из наших старинных форм для шоколада.
– Я имела в виду, что, может, и славно быть игрушкой для какого-то славного парня, если, конечно, мне удалось бы стать для него такой же очаровательной, как Барби, – с мечтательной тоской произнесла Клер-Люси, вновь увидев Магали в проеме арки.
Если бы тетушка Женевьева услышала ее слова, то явилась бы из подполья, разверзнув каменные плиты, словно разгневанная богиня из адских глубин.
– Но вместо этого все они воспринимают меня как Рэггеди Энн[76]. – Она вновь пригладила кудри.
«Во-первых, – подумала Магали, – они сами выбирают для себя такие игривые прически, но, во-вторых, я сильно сомневаюсь, что мы с тетушками поступаем правильно, спасая этих глупых принцесс». Казалось, скоро им придется просто хватать их за волосы и распрямлять их нелепые кудряшки.
Она вернулась на кухню и сурово взглянула на плавящийся шоколад. «Ты могла бы попытаться найти истинного ценителя, стремящегося найти настоящую желанную подругу и способного по достоинству оценить красивую женщину».
Клер-Люси выпила ту чашку шоколада до последней капли и теперь сидела с задумчивым видом.
Потом, еще погруженная в свои мысли, она расплатилась и, выйдя из кафе, направилась вниз по улице.
Подойдя к двери, Магали увидела, как Клер-Люси, перейдя на другую сторону, остановилась перед кондитерской Лионне, пригладила волосы, расправила плечи и толкнула входную дверь.
Магали прижалась лбом к стеклу выставочной витрины, потом отломила большую шоколадную колючку и принялась удрученно ее жевать.
* * *
«Возможно, она все-таки тайно околдовала меня, – подумал Филипп, сменив роскошную кожаную куртку и кашемировый свитер на легко стирающуюся поварскую одежду, надев ее поверх тонкой трикотажной рубашки. – Может быть, волшебное зелье разлито в самом воздухе их избушки».
Иначе почему же теперь он мог думать только о ней? О том, как выпадает из ее неизменно безупречной прически заколка и волосы свободно рассыпаются по плечам. Или они спускаются ниже плеч? И как будут выглядеть ее черные локоны, если он их взъерошит. Если он взъерошит их пальцами, удерживая ее голову на подушке и продолжая целовать неуступчивые губы.
Пока он мысленно овладевал ею, воображение рисовало ему самые соблазнительные образы. Они раскалывались на множество прихотливых видений одновременно, и в них она позволяла ему играть с ее шелковистыми волосами или сама проводила ноготками по его груди и, сжимая его ягодицы, стремилась завладеть им безраздельно.
– Я намерен заняться карамелью, – сообщил он Оливеру. – Нынче утром у меня определенно карамельное настроение.
Отдавая должное Оливеру, надо сказать, что он никак не показал своего облегчения. Никто не раскалял сахарный сироп так смело, как Филипп, и лишь в момент наивысшего накала он добавлял лучшее во Франции растопленное сливочное масло, а вот Оливеру редко удавалось не упустить нужный момент готовности сиропа, и из-за этого карамель частенько у него подгорала, хотя он редко ошибался, готовя другие десерты. Он уже начал считать карамель своим проклятием, сильно огорчаясь по этому поводу, поскольку ее производство нуждалось в хорошем caramellier[77], чтобы у Филиппа оставалось больше свободного времени для творческих изысканий.
Но в это утро Филиппу удалось перекалить и сжечь сироп, что, вероятно, было зловещим признаком, учитывая, что мастерски готовить карамель он научился лет в четырнадцать.
Именно в тот момент, когда он витал в мечтах, сжимая в объятиях Магали, его нос уловил вонь жженого сахара, а дверь лаборатории открылась, и в нее заглянула молодая полноватая особа в каштановых кудряшках.
– Привет, – застенчиво произнесла она, обводя пытливым взглядом помещение, словно искала кого-то.
