Я отправила всем друзьям одно и то же сообщение: «Малькольм проснулся. Все ок». Я ощущала умиротворение. Все тело болело, но усталости не ощущалось, голова была светлая, тревога ушла. Я не потеряла Малькольма, не потеряла Эндрю. Завтра, через несколько часов, я увижу их снова… Я решила, что посплю в самолете. Никогда еще мне так не хотелось бодрствовать, как сейчас. И никогда я не спала так мало, как в эти несколько дней.
Четверг, пятница, суббота. Уже наступившее воскресенье. Воскресение встреч, воскресение радости. Счастья.
Мама.
I love you, you stupid, wonderful woman. I need you.
Мое тело расслаблялось, наполнялось покоем. Тяжесть, давившая на меня с той самой среды, понемногу таяла, уходила, убегала. Мне хотелось танцевать, смеяться, петь. Хотелось неистово обнимать Эндрю. Хотелось баюкать Малькольма и напевать ему «Lavender's Blue».
На небе взошла луна – странная, голубоватая, нереальная. Под ней белым светом светилась Скала Святой Девы – маленькая бледная точка в ночи. После грозы море успокоилось. Начался отлив. Шум прибоя стих, превратился в отдаленный шепот. Я вообще мало что слышала, только свист ветра, шелест изредка проезжающих машин и голоса из соседнего дома.
Я неторопливо, с удовольствием думала о том, что нас ждет. Встреча. Выздоровление Малькольма. Мне следует позаботиться о том, чтобы Джорджия не страдала от недостатка внимания. Джорджия on my mind, Джорджия в сердце, Джорджия в моих мыслях. Как долго Малькольм пробудет в больнице? Сможем ли мы уехать летом из Парижа? Было бы хорошо поехать в Сен-Жюльен, открыть дом, впустить солнце в комнаты и прогнать затхлый запах. Эндрю подстрижет газон, который, наверное, успел пожелтеть, до уровня колен. К Малькольму вернутся силы, лицо его снова станет румяным. Быть может, мы даже сможем поехать в Италию. В тот маленький квадратный домик с видом на море, со смоковницей. В сентябре или даже в конце августа мне придется вернуться к работе, погрузиться в нее снова, восстановить прерванные контакты. В сентябре Малькольму исполнится четырнадцать. Мы устроим большой ужин, праздничный, радостный, и позовем всю семью, англичан и французов, всех тех, кто звонил нам вечер за вечером, чтобы узнать, что нового, и верных подруг, поддерживавших меня в эти адские несколько недель.
Я подумала о нашей квартире, которая снова приобретет привычный вид, о кровати, которую я снова буду делить с Эндрю. Теперь не может быть и речи о том, чтобы спать на диване в гостиной. Подумала о комнате Малькольма, в которой снова будет не убрано, а на полу будут валяться грязные носки, комиксы, роликовые коньки, экскременты морской свинки и недоеденные шоколадные булки. И что я снова по десять раз буду повторять: «Малькольм Райт, если ты не уберешь в своей комнате, то в этом месяце не получишь карманных денег!»
Мне казалось невероятным так легко вернуться к прежней жизни, в то время как эти последние недели, последние дни были ураганом эмоций. Но мне нужен был этот толчок вперед. Мне не хотелось больше думать о том, что я увидела, что услышала на вилле «Etche Tikki». Я больше не хотела копаться во всем этом. Я телом и душой перенеслась в завтрашний день, во все то, что ждало меня в Париже. Ничего не удерживало меня здесь. Ничего. Но могла ли я отрицать, что во мне произошли непоправимые перемены, словно то, что случилось 23 мая, оставило невидимый шрам, который до сих пор сочился и который время от времени наверняка будет напоминать о себе едва заметным покалыванием?
Нет, я не стану думать о дочери, о ее любовнике, о боли, испытанной ее матерью. Не теперь. Я подумаю об этом позже, когда Лоран позвонит, чтобы рассказать мне о том, как все прошло. Вне всяких сомнений, девушке грозит серьезное наказание. Вождение без прав, наезд на несовершеннолетнего с последующим бегством с места происшествия… Тюрьма? Нет, мне не хотелось об этом думать. Только не об этом! Это уже не моя история. Это меня не касается. Больше не касается. Мне нужно подумать о чем-то другом. О завтрашнем дне. О моей жизни, которая возрождается, о нашей жизни, которая возрождается, обо всем, что ожидает нас четверых.
Маяк мигал с постоянной частотой. Я почувствовала, что засыпаю, убаюканная ощущением благополучия, но это мерное мерцание нарушало мое спокойствие. Я повернула голову, чтобы спрятаться от слишком яркого луча, но мерцание оставалось в уголке моего глаза – настойчивое, непрерывное, и, чтобы окончательно от него избавиться, мне в конце концов пришлось повернуться к маяку спиной, а лицом – к югу.
Странная вещь… К моей безмятежности примешалось другое чувство. Что-то переменилось, изменило мое настроение. Откуда взялась эта горечь? Ведь в моей жизни отныне все будет хорошо: Малькольм вышел из комы, Эндрю сказал, что любит меня, и я завтра возвращаюсь. Почти осязаемая тоска вкралась мне вдушу. Я чувствовала, как она растет, набирает объем. Я ощущаю знакомую тяжесть в груди, ту самую, что прогоняла даже намек на радость в последние несколько месяцев. Я встала, оперлась локтями о перила, подставила лицо соленому ветру и посмотрела на юг, пытаясь понять причину этой непонятной грусти.
И вдруг мне вспомнились темные глаза. Я услышала голос – голос, когда она кричала: «С Лизой! С Лизой! С Лизой!» Ее глаза снова и снова – как луч маяка, настойчиво мигавшего у меня за спиной. И чувствуя, что слезы снова потекли по щекам, смешиваясь с морской солью, я поняла, почему и о ком плачу.
СЛОВА ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ
Спасибо Стелле и Жоэлю за то, что воспитали из меня чистокровную франгличанку.
Здравствуйте! Вы позвонили Эндрю Райту. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после звукового сигнала (англ.). – Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.
Что случилось? (англ.)
Никогда не объяснять, никогда не жаловаться (англ.).
Плотно сжатые губы (англ.) – идиома; означает умение сохранять хладнокровие в любой ситуации.
Может, не стоило? (англ.)
Бога ради, Жюстин! Какую чушь ты иногда несешь! (англ.)
Дорогая (англ.).
Изумительные глаза (англ.).
До скорого, дорогая (англ.).
Типичные французы (англ.).
«Доброе старое время» – шотландская песня на слова Роберта Бёрнса, которую по традиции поют на прощание в конце праздничного обеда.
Френчи (англ.) – уничижительное от «француз».
Лягушки (англ.).
Боже милостивый! Это ж надо! (англ.)
Лаванда синяя, дилли-дилли,
Лаванда зеленая.
Когда я стану королем, дилли-дилли,
Ты станешь королевой.
Созови своих людей, дилли-дилли,
Задай им работы.
Одни пусть пашут, дилли-дилли,
Другие пусть правят телегами.
Лаванда зеленая, дилли-дилли,
Лаванда синяя.
Если ты будешь любить меня, дилли-дилли,
Я буду любить тебя (англ.).
Пусть делают свою работу, дорогая (англ.).
Да пошли они! (англ.)
Поторопись! (англ.)
Папа! (англ.)
То же, что и Антанта. Термин возник в 1904 г. первоначально для обозначения англо-французского союза, причем употреблялось выражение l'Entente cordiale («сердечное согласие») в память о кратковременном англо-французского союзе в 1840-х годов, носившем то же название.
Пусть полиция делает свою работу. Просто дай им сделать свою работу (англ.).
Молчаливый великан (англ.).
До скорого, малышка! (исп. – англ.)
RATP – государственная структура, управляющая общественным транспортом Парижа и его пригородов.
«Я – распутница, я – шлюха» (фр.).
Половой член. Трахаться. Член. Анальное отверстие. Влагалище. «Киска». Вульва. Минет (англ.).
Изумительный, великолепный, чудесный (англ.).
Список номеров, не фигурирующих в телефонных справочниках.
Справочник с адресами и телефонами физических лиц.
Беги и прячься, задница, беги и прячься! (англ.)
Это «киска», верно? (англ.)
Ты красивая девочка. Красивая… Люблю мою красивую девочку (англ.).
