– Мне нужно найти маму. Она волнуется за меня.
Он плюнул на пол.
– Я что, на милиционера похож?
– Похож. – Я улыбнулся. – Мама всегда говорила мне, что, если я потеряюсь, нужно обратиться к милиционеру. Вот я к вам и обращаюсь. – Я улыбнулся еще шире.
Девочка, которая назвалась Юлей, расхохоталась:
– Рудик – мент, Рудик – мент!
Остальные подхватили ее смех:
– Рудик – мент, Рудик – мент!
Я повернулся к Тане.
– Пожалуйста, – попросил я. – Отведи меня к себе домой. Твоя мама все поймет.
Таня прижалась к Рудику, он приобнял ее за плечо, а второй рукой обвел все вокруг: высокие арки, грязные колонны, одетых в лохмотья детей, недавно сошедших с поезда пассажиров, нищих, спящих на твердом холодном полу, – руки вытянуты, ладони открыты, они просили подаяние даже во сне.
– Ты видишь тут матерей? – осведомился он. – Видишь?
Я отвел взгляд от злых серых глаз Рудика и посмотрел на Таню. Она прижалась щекой к его плечу, на ее лице я увидел сочувствие.
– У нас нет матерей, Мишка. И это наш дом.
– Вот что мы сделаем, – сказала Таня, ведя меня вверх по ступеням в мир над подземельем вокзала. – Мы скажем, что ты мой младший братик. Мой младший братик болен. И нам нужны деньги, чтобы купить тебе лекарство.
– Но это неправда, – нахмурился я. – Я не твой младший братик. Мама говорила, что обманывать нехорошо.
– Ты никогда не играл в притворяшки, Мишка?
Я кивнул, хотя на самом деле никогда не слышал о такой игре и ни с кем в нее не играл.
– Итак, вот что мы сделаем. Мы будем играть в притворяшки. Мы притворимся, будто мы брат и сестра. И ты болен. Могу поспорить, ты отлично сможешь притвориться, будто ты болен.
Я сжал руками живот и застонал.
– Отлично, отлично! – Таня захлопала в ладоши. – А теперь покашляй.
Я зашелся в приступе кашля и сплюнул на землю.
– Вот так?
Таня обняла меня.
– Да, вот так.
– А если я буду здорово играть в притворяшки, хорошо-хорошо, ты поможешь мне найти маму?
– Конечно, Мишка. – Она потрепала меня по голове.
И вот, выйдя на холодные улицы Большого Города в этот хмурый осенний день, я начал притворяться. Я сжимал руками живот, я стонал, я кашлял, я плевал. Я плакал, а Таня хватала прохожих за полы пальто и ручки сумок:
– Пожалуйста, помогите нам, – умоляла она. – Мой младший братик болен, и нам нужно лекарство.
Многие из прохожих бросали монеты в ее вытянутую руку, но никто из них не остановился. Вскоре монеты зазвенели в кармане Таниной курточки.
Какой-то мужчина сунул Тане в руку не монетку, а купюру:
– Купи ему куртку, Бога ради…
Какая-то женщина подарила нам по желтому воздушному шарику на веревочке.
И никто не спросил, где наша мама.
К вечеру я так проголодался, что больше уже не мог играть в притворяшки.
– У нас уже много денег. Мы можем купить на ужин все, что захотим, – сказал я.
Таня побряцала монетами в кармане.
– Мы не тратим деньги на еду, глупыш, – улыбнулась она. – Мы тратим их на то, чтобы стать счастливее.
– Я стал бы очень счастливым, если бы поел, – возразил я.
– Мы воруем еду. Это легко.
Я раскрыл рот от изумления.
– Я не могу воровать. Воровать плохо.
– Это еще почему? – пожала плечами Таня.
– Потому что мама так говорит.
Глаза Тани остекленели. Она повернулась ко мне и влепила мне пощечину.
– Проснись, Мишка. Ты видишь тут свою маму? Видишь тут мою маму? Юлину, Витину, Пашину маму?
Вытирая слезы, я покачал головой.
Затем Таня смягчилась.
– Прости меня. – Она погладила меня по голове. – Но ты должен привыкать. У нас тут свои правила. И главное правило – делай все возможное, чтобы выжить. Если для этого нужно воровать, мы воруем. Если для этого нужно лгать, мы лжем. Понимаешь?
Таня уперла руки в бока, в точности так, как делала моя мама, когда отчитывала меня.
– Ну ладно, – сжалилась она. – Я раздобуду тебе еду.
Она обвела взглядом площадь перед вокзалом. Люди сидели на скамейках, подставив лица осеннему солнышку. У многих были при себе бумажные пакеты.
Таня указала на толстяка, сидящего возле фонтана.
– Видишь? Тому мужику явно нужно много еды, чтобы набить свое толстое брюхо.
Я кивнул. Конечно, если бы этот мужчина знал, что я потерялся и хочу есть, он поделился бы со мной обедом.
Таня опустила руку мне на плечо.
– Так, план такой: ты притворишься, будто играешь в фонтане, ладно? Ну, сыграем в притворяшки, да?
Я кивнул.
– Подберешься к этому мужику поближе и хорошенько окатишь его водой.
– Но тогда он разозлится, – возразил я. – И не поделится с нами своим обедом.
Таня закатила глаза.
– О господи, какой же ты глупыш! В том-то и дело, что нужно его разозлить. Настолько, чтобы он погнался за тобой. – Таня ухмыльнулась. – И в этот момент я стащу его обед.
Я посмотрел на Таню и на толстого дяденьку, сидевшего рядом с большим фонтаном. Коричневый пакет у его ног был таким же пухлым, как и его живот.
Толстый дяденька хорошо нас накормил. Мои кроссовки промокли. Мои штаны промокли. Я дрожал от холода, слизывая с пальцев остатки соуса. Теперь, набив пузо, я почувствовал, как в мое тело проникает вина. Будто сотня паучков, вина карабкалась по моим рукам и ногам, подбираясь все ближе к сердцу. Я сжал пуговицу в кармане. Мама отшлепала бы меня за то, что я натворил.
Встав, Таня потянулась и звякнула монетами в кармане.
– Пойдем.
Я поплелся за Таней, все еще высматривая красное пальто. Коричневое пальто, серое пальто, черное пальто. Где же красное?
Засмотревшись, я споткнулся обо что-то и чуть не упал, но Таня подхватила меня.
– Смотри, куда идешь.
Я оглянулся. Споткнулся я о мальчика. Мальчик лежал на тротуаре, и по его лицу ползала муха. Обуви у мальчика не было.
Кто-то остановится. Кто-то отгонит муху. Кто-то обнимет мальчика, поднимет его с тротуара.
Но никто так и не остановился. Люди шли мимо, обходя мальчика, а некоторые просто переступали через него, словно его и не было. Словно он был призраком.
– Пойдем. – Таня дернула меня за руку.
Порыв холодного ветра пронес обрывок газеты по улице и сдул муху с лица спящего мальчика.
– Пойдем завтра в школу?
Витя, рассмеявшись, передал Юле бутылку. Юля свинтила крышку и сделала большой глоток. Паша, прижимая к губам коричневый пакет, глубоко дышал.
Таня прислонилась к плечу Рудика.
– Город – наша школа, Мишка, – мечтательно протянула она, широко разводя руки. – Весь мир – наша школа.
Меня это удивило. Мне очень хотелось пойти в школу. Мне нравилось, как пахло в той части школы, где размещался мой детский садик. Там пахло мокрой шерстью, теплым какао и хлебом.
– Но я хочу пойти в школу, – возразил я. – В садике меня учат читать и писать.
– Это все потому, что ты дурень, – сказал Витя.
Рудик бросил мне под ноги сигаретный бычок.
– Нам в школе не обрадуются.
– Но все дети должны ходить в школу, – сказал я. – Есть такой закон.
К платформе подъехал поезд. Люди повалили из вагонов, они суетились, смотрели на часы, на вывески, куда угодно, но не на нас. А я искал красное пальто.
Витя вскочил. Полы его грязной рваной куртки развевались – он закружился в страшноватом танце.
– Мы закон! – во все горло завопил он. – Улица – вот закон!
– Водка – вот закон! – пропела Юля.
– Клей – вот закон, – пробормотал Паша, устраиваясь поудобнее на картонной коробке.
– Воровство для выживания – вот закон, – выпалила Таня.
– Деньги и только деньги, – с нажимом произнес Рудик. – Вот закон.
Все кивнули.
Сошедший с поезда пассажир бросил в урну недоеденный бутерброд. Юля и Витя рванулись к урне, оскальзываясь на мраморном полу. Витя схватил бутерброд, оттолкнув Юлю в сторону. Юля запрыгнула Вите на спину и завопила:
– Он мой! Отдай!
Витя отмахнулся от нее, словно от надоедливой мухи.
Таня и Паша зашлись от хохота.
– Наподдай жару! – крикнула Таня.
Рудик выдохнул облачко дыма.
– Грязные твари, – проворчал он. – Ничем не лучше собак, что грызутся на улице.
Днем я видел на улицах собак. Их было много. Иногда они рычали и скалились, но никогда не дрались друг с другом.
Встав, Рудик неспешно приблизился к Вите и Юле – те катались по полу, кусаясь и царапаясь. А люди шли мимо. Конечно, кто-нибудь сейчас скажет им, чтобы они прекратили драться на вокзале! Конечно, кто-нибудь сейчас позовет дядю-милиционера…
Рудик бросил бычок на пол, а затем пнул Витю острым носком черного ботинка.
– Вставай, – скомандовал он.
Юля запустила пальцы Вите в шевелюру и с силой дернула его за волосы. Рудик пнул и ее. Юля завопила от боли, переворачиваясь на бок. Витя схватил ее за ногу, но прежде чем он успел что-либо сделать, Рудик с силой пнул его по крестцу, и от удара Витя стукнулся лицом об пол. На сером мраморном полу медленно растекалась лужа крови.
