– По больше части, хотя время от времени я что-то докупала.
– Послушайте, – сказала она вдруг, – я хотела спросить: не могла бы ваша уборщица, та, что была тут утром… не могла бы она и у меня убираться? Например, по утрам, когда вас нет?
– Рискну предположить, что она будет рада приработку. К тому же она очень хорошо справляется. Иногда убирает в доме священника.
– Ах, священника. – Миссис Нейпир скорчила рожицу. – А сам священник ко мне заглянет?
– Могу его попросить, если хотите, – серьезно отозвалась я. – Я дружна с ним и его сестрой.
– Так он не женат? Один из тех… я хотела сказать, из тех, что не женятся, – добавила она извиняющимся тоном, точно сболтнула нечто, что могло меня обидеть.
– Да, он не женат, и поскольку ему около сорока, то рискну сказать, что уже и не женится.
Похоже, в последнее время мне приходится довольно много и часто говорить о целибате вообще и о взглядах на него Джулиана Мэлори в частности и я немного устала от темы.
– Как раз в таком возрасте и срываются с цепи, – рассмеялась миссис Нейпир. – Я всегда думала, что священникам нужны жены, чтобы управляться в приходе, но, наверное, в его пастве по большей части благочестивые старушки, которым и делать-то нечего, так что все в порядке. Cвятой каплун… ну, вы понимаете, о чем я.
Я решила, что миссис Нейпир нравится мне ничуть не больше, чем в нашу первую встречу. К тому же она роняла пепел на мой недавно вычищенный ковер.
– Ваш муж скоро возвращается? – спросила я, чтобы прервать неловкое молчание.
– Довольно скоро, – небрежно отозвалась она и, погасив сигарету в блюдечке, которое вовсе не предназначалось под пепельницу, собралась уходить. – Знаю, это звучит ужасно, – добавила она, останавливаясь у окна, – но я правда не слишком-то рада его возвращению.
– Наверное потому, что долго его не видели, – тактично ответила я.
– Разницы, по сути, нет никакой, но дело не только в этом.
– Конечно же, все наладится, когда он будет с вами и вы снова друг к другу привыкнете, – сказала я, начиная осознавать свою неосведомленность, как и положено незамужней и неопытной женщине при обсуждении подобных вещей.
– Может быть. Но мы такие разные. Мы познакомились на вечеринке во время войны и влюбились друг в друга самым глупым романтическим образом, как многие тогда влюблялись. Сами знаете…
– Да, наверное.
В свою бытность в ведомстве по цензуре я читала, что так бывает, и иногда мне хотелось вмешаться и посоветовать обеим сторонам: погодите немного, пока не будете совершенно уверены.
– Рокингхем, конечно, очень недурен собой, и все считают его милым и очаровательным. У него есть кое-какой доход, и ему нравится баловаться живописью. Но дело в том, – она с очень серьезным видом повернулась ко мне, – что он не понимает и не хочет ничего понимать в антропологии.
Я слушала в недоуменном молчании, потом наивно спросила:
– А разве он должен?
– Ну… пока его не было, я ездила в экспедицию в Африку и познакомилась там с Иврардом Боуном. Его полк был там расквартирован. Он тоже антрополог. Вы, наверное, видели его на лестнице.
– Да, кажется, видела. Высокий блондин.
– Мы хорошо сработались, а когда люди занимаются вместе научной работой, между ними возникает особая связь. У нас с Рокингхемом такого просто нет.
«Она всегда называет его Рокингхемом?» – не к месту подумала я. Это звучало слишком официально, и тем не менее было непонятно, как бы это сократить, если, конечно, не называть его Роки или каким-нибудь другим дурацким именем.
– Но ведь у вас с мужем есть что-то общее, возможно, более глубокое и постоянное, чем ваша работа? – спросила я, сочтя, что должна внести свой вклад в этот трудный разговор.
Мне совсем не хотелось думать, что у нее может быть «что-то общее» с Иврардом Боуном. Более того, если это его я видела на лестнице, Иврард Боун мне совсем не понравился. Его имя, его острый нос и налет педантичности, какой иногда бывает у блондинов, заранее настроили меня против него. А еще (и тут я готова признать, что старомодна и ничего не смыслю в повадках антропологов) мне представлялось не вполне уместным, что они работают вместе, в то время как Рокингхем Нейпир служит своей стране. Тут непрошенно возникли образы военнослужащих из женского вспомогательного в плохо подогнанной белой форме, но я решительно их отогнала. Что бы ему ни приходилось делать, он служил своей стране.
– Конечно, – продолжала миссис Нейпир, – когда влюбляешься, поначалу все в человеке кажется восхитительным, особенно если что-то показывает, насколько вы разные. Роки очень аккуратный, а я нет.
Так теперь он Роки? Почему-то от этого он стал казаться более человечным.
– Видели бы вы тумбочку возле моей кровати, там такая свалка… Сигареты, косметика, аспирин, стаканы с водой и без, «Золотая ветвь»[7], какой-нибудь детектив – да любой предмет, какой меня случайно заинтересовал. Роки поначалу находил это очаровательным, но по прошествии времени это стало его бесить.
– Наверное, так бывает, – отозвалась я. – Нужно быть внимательным к своим мелким привычкам.
Крышечка с пимпочкой на молочнике Доры, ее страсть к бакелитовым тарелкам, все мелочи, какие я допускала, сама о том не подозревая… Возможно, даже поваренные книги у меня в постели способны вывести кого-то из себя.
– Но ведь это мелочь, – добавила я, – и она не должна влиять на глубокие отношения.
– Вижу, что вы никогда не были замужем. – Она осадила меня, разом поставив на место в рядах замечательных женщин, и направилась к двери. – Наверное, мы будем жить каждый своей жизнью. Так заканчивается большинство браков, а могло быть и хуже.
– Нельзя так говорить, – вырвалось у меня, поскольку меня все еще одолевали романтические идеалы старой девы. – Уверена, на самом деле все будет хорошо.
Она пожала плечами.
– Спасибо за кофе и за то, что выслушали с сочувствием. Честное слово, мне бы надо извиниться, что так разоткровенничалась, но считается, что исповедь полезна для души.
Я что-то пробормотала, но усомнилась, что проявила особое сочувствие, и уж точно его не испытывала, поскольку люди, подобные чете Нейпиров, мне раньше не попадались. Я гораздо увереннее чувствовала себя с Уинифред и Джулианом Мэлори, с Дорой Колдикот и другими достойными, но неинтересными людьми, которых встречала по работе или в связи с делами прихода. Те женатые пары, кого я знала, казались вполне довольными жизнью, а если и не были таковыми, то не делились своими трудностями с посторонними. И, разумеется, не было никаких упоминаний о том, чтобы «жить каждый своей жизнью». Впрочем, откуда мне знать, как они жили? Такой вопрос повлек за собой разные тревожные мысли, и, чтобы отвлечься, я включила радио. Но передавали женскую программу, и все там были такими замужними и замечательными, и жизнь у всех была такая наполненная и такая упорядоченная, что я как никогда прежде почувствовала себя никчемной старой девой. У миссис Нейпир, наверное, совсем нет друзей, если она не могла найти никого получше для исповеди. Наконец я спустилась вниз посмотреть, нет ли писем. Для меня ничего не было, зато было два для миссис Нейпир, и из адреса на одном я узнала, что ее зовут Елена. Такое старомодное и исполненное достоинства имя, совсем не похожее на то, какое я для нее придумала. Может, это добрый знак на будущее?
Вышло определенно неудачно – когда доставили телеграмму, Елены Нейпир не было дома. Женам следует ждать возвращения мужей с войны, считала я, пусть это и несколько нелогично: ведь самолет способен доставить мужа из Италии в Англию за каких-то несколько часов.
Зазвонил ее звонок, потом мой, и, открыв дверь и увидев на пороге мальчика-посыльного с телеграммой, я сразу, словно шестым чувством, поняла, что в ней написано. Вопрос был в том, когда он прибывает. Выходило, что уже вечером, а я слышала, как миссис Нейпир ушла около шести. Наверное, она встречалась с Иврардом Боуном. Может, следует выяснить, где она, и дать ей знать? Мне казалось, что стоит попытаться, и я начала рыться в телефонном справочнике, чтобы проверить, не найдется ли там номер Иврарда Боуна. Если не найдется, тем лучше – мне не придется вмешиваться в то, что на самом деле меня не касается. Но он там значился, как и адрес в Челси, – маловероятно, что в Лондоне зарегистрированы два Иврарда Боуна. С опаской набрав номер, я услышала гудки.
– Алло, алло, кто это? – прозвучал сварливый старушечий голос.
Не передать словами, как я была ошарашена, но не успела я открыть рот, как голос продолжил:
– Если это мисс Джессоп, могу только надеяться, что вы звоните, чтобы извиниться.
Я, запинаясь, пробормотала в объяснение, что я не мисс Джессоп, и спросила, дома ли мистер Иврард Боун.
– Мой сын на собрании Доисторического общества, – прозвучал сварливый голос.
– А, понимаю. Мне очень жаль, что я вас потревожила.
