Ознакомительная версия.
Два дня спустя Мария стала единственной, кто плакал над гробом Андреаса, который опускали в нищенскую могилу. Ни одна из его сестер не явилась. Они и не собирались этого делать. Для них брат умер давным-давно.
Был уже конец шестидесятых, когда на Крит хлынули первые волны туристов, и многие из них заезжали и в Айос-Николаос, ставший чем-то вроде магнита для жителей Северной Европы, которых привлекали солнце, теплое море и дешевое вино. Софии исполнилось четырнадцать, она начала проявлять характер. Имея родителей, которые строго придерживались традиций, она вскоре обнаружила, что лучший способ проявлять свое бунтарство – это болтаться по городу в компании мальчиков из Франции и Германии, которые были только рады обществу прекрасной греческой девушки с великолепной фигуркой и волосами до талии.
И хотя Николаосу было чрезвычайно неприятно спорить с Софией, этим летом скандалы между ними случались почти ежедневно.
– Она унаследовала материнскую внешность, – в отчаянии сказала Мария как-то поздно вечером, когда София так и не вернулась домой. – Но теперь похоже на то, что ей достался и материнский характер!
– Ну, теперь понятно, с чем нам придется сражаться, – грустно откликнулся Киритсис.
Но София, хотя и проявляла непослушание разного рода, тем не менее старательно училась в школе, и когда ей исполнилось восемнадцать, пришло время подумать о том, какой университет выбрать. Это была возможность, которой не было в свое время у Марии, и именно то, чего хотели для Софии и Мария, и Николаос. Мария предполагала, что София отправится на учебу в Ираклион, но была разочарована. С малых лет девочка с любопытством наблюдала за большими судами, уходившими к материковой Греции и возвращавшимися оттуда. Она знала, что Николаос учился в Афинах, и именно туда хотела уехать. Мария, никогда не покидавшая Крита, была полна страхов из-за намерения Софии отправиться далеко за море.
– Но университет в Ираклионе ничуть не хуже любого другого, – пыталась убедить она Софию.
– Не сомневаюсь, – отвечала та. – Но что плохого в том, чтобы учиться где-нибудь подальше?
– Да ничего плохого тут нет, – защищалась Мария. – Но мне и Крит кажется достаточно большим местом. У него своя история, свои обычаи.
– Вот в том-то и дело! – огрызалась София, проявляя железную решимость, которую ничто не могло сломить. – Крит слишком замкнулся в собственной культуре. Он иногда как будто нарочно отгораживается от внешнего мира. А я хочу поехать в Афины или в Салоники – они все-таки связаны с другими странами. Там происходит много такого, о чем здесь даже не подозревают.
София проявляла желание путешествовать, что было вполне естественным для ее возраста. В наши дни все молодые люди рвутся вдаль, желая повидать мир. Но Мария страшилась этого. Кроме страха потерять Софию, она задавалась еще и вопросом наследственности Софии. Именно так мог бы рассуждать Маноли, считавший Крит крохотной частицей огромной планеты и частенько говоривший о том, как волнуют возможности, что открываются за его границами. В этой жажде Софии было нечто до странности знакомое.
К началу июня София приняла окончательное решение. Она поедет в Афины, и родителям не удастся ее остановить. В конце августа она должна сесть на пароход.
Вечером накануне отъезда их дочери в Пирей Мария и Николаос сидели в своем садике, под древней виноградной лозой, с которой свисали гроздья зреющего пурпурного винограда. Софии дома не было. Николаос держал в руке бокал с остатками вина.
– Мы должны ей рассказать, Мария, – начал он.
Ответа не последовало. В течение последних месяцев они снова и снова спорили по поводу того, стоит ли рассказывать Софии правду о ее настоящих родителях. Мария наконец признала возможность того, что отцом Софии мог быть Маноли, что давно уже решил для себя Киритсис. Девушка должна была знать. Ведь вполне возможно, что ее отец живет и работает в Афинах или где-то еще в Греции, – ей нужно это услышать. Мария понимала, Николаос прав и Софии необходимо рассказать обо всем до того, как она очутится в Афинах, но день за днем оттягивала этот момент.
– Послушай, я готов сам все ей сказать, – произнес Николаос. – Но я думаю, что тянуть больше нельзя.
– Да-да. Я знаю, ты прав, – ответила, глубоко вздыхая, Мария. – Расскажем ей сегодня.
Они сидели в тепле летнего вечера, наблюдая за мошками, танцевавшими, как балерины, вокруг лампы. Время от времени тишину нарушал шорох пробежавшей неподалеку ящерицы, ее хвост тревожил сухие листья, пока ящерка не взбегала вверх по вертикальной стене дома. Что еще эти яркие звезды припасли для ее семьи, думала Мария. Они как будто наблюдали за людьми и знали все заранее. Было уже поздно, а София все не возвращалась, но супруги и не думали сдаваться и отправляться в постель. Они больше не могли откладывать хотя бы на день то, что должны были сделать. В четверть одиннадцатого похолодало, Мария вздрогнула.
– Может, пойдем в дом? – предложила она.
В следующие пятнадцать минут время еле ползло, но наконец они услышали, как хлопнула входная дверь. София вернулась.
Когда Фотини добралась до этой части истории, ее вдруг охватило чувство глубокой ответственности, она ведь должна описать все переживания участников как можно подробнее. Фотини хорошо знала, как все было, что должна была ощутить София и все остальные. Но кто мог лучше рассказать историю, чем сама София, принявшая на себя такой удар? Ведь в тот августовский вечер она безуспешно пыталась совладать с собой, узнав, что ее родители ей не родные. Девушке пришлось лицом к лицу столкнуться с тем фактом, что ее настоящей матери давно нет в живых и что нет уверенности в том, кто был ее настоящим отцом. София теперь ни в чем не могла быть уверена. Если бы земля под ее ногами внезапно разверзлась и весь остров Крит содрогнулся от ужасного землетрясения, она и тогда бы не ощутила себя более беззащитной.
Фотини поняла, что тут можно сделать только одно, и это был телефонный звонок Софии, в Лондон. И она ускользнула, предоставив Алексис созерцать теперь уже знакомый ей вид Спиналонги.
Едва подняв трубку, София поняла, кто ей звонит.
– Фотини! Это ты?
– Да, я. Как поживаешь, София?
– Спасибо, все прекрасно. А моя дочка к тебе заезжала? Я ей дала письмо к тебе.
– Да, Алексис очень хотела повидаться со мной, она до сих пор здесь. Мы сразу нашли общий язык, и я сделала почти все, о чем ты просила.
Последовала долгая пауза на другом конце линии. Фотини ощутила нетерпение.
– София, сколько тебе нужно времени, чтобы добраться сюда? Я рассказала Алексис все, что могла. Но есть такое, что я не чувствую себя вправе ей рассказывать. Она вскоре уезжает, ее ждет кавалер, но, если бы ты приехала до ее отъезда, мы могли бы провести пару дней вместе. Что скажешь на это?
Последовало долгое молчание.
– София? Ты еще там?
– Да, я здесь…
Приглашение было весьма неожиданным. Имелись тысячи причин к тому, чтобы не ехать. София не могла все бросить и помчаться в Грецию, но были серьезные причины и к тому, чтобы поехать туда, и София почти мгновенно отмела все возражения. Она должна сама очутиться на Крите к следующему дню.
– Послушай, я узнаю, попаду ли я на какой-нибудь рейс. Да, будет чудесно навестить Плаку после стольких лет.
Никаких проблем с местом на самолет до Афин не возникло. В это время года пассажиров оказалось совсем немного, и прямо в этот день был рейс из аэропорта Хитроу. София быстро собрала небольшую сумку и оставила Маркусу сообщение на автоответчике, объясняя свое исчезновение. Самолет поднялся в воздух по расписанию, и к восьми вечера София уже ехала в такси к Пирею, где и села на ночной паром до Ираклиона. Когда паром развернулся и направился на юг, у Софии оказалось достаточно времени для того, чтобы подумать о том, с чем ей придется столкнуться по прибытии. Она сама не могла поверить в собственное решение. Поездка в Плаку должна стать путешествием в былое, и на Софию нахлынуло столько воспоминаний, что она сама себе удивлялась. Но Фотини говорила так настойчиво… Возможно, и в самом деле пришло время встретиться с собственным прошлым.
На следующее утро, меньше чем через двадцать четыре часа после телефонного разговора между двумя женщинами, Фотини увидела какую-то машину на подъездной дороге к таверне. Из такси вышла полноватая светловолосая женщина. И хотя прошло двадцать лет с тех пор, как Фотини ее видела в последний раз, она сразу поняла, кто это, и поспешила навстречу.
– София, ты приехала! Поверить не могу! – воскликнула она. – Я совсем не была уверена.
– Конечно, я приехала. Я уже много лет хотела сюда вернуться, но не могла выбрать подходящий момент. Да и в любом случае ты же меня не приглашала, – поддразнила она Фотини.
Ознакомительная версия.
