Ознакомительная версия.
Проснулся я ни свет ни заря и двинулся на вокзал.
На сей раз я ехал в общем вагоне с двумя рядами сидений, тянувшихся вдоль центрального прохода. Я занял место у окна. Повернув голову, я заметил стоящего рядом мужчину в костюме, который смотрел на меня инквизиторским взглядом. Я быстро окинул его взглядом с ног до головы. Пола пиджака у него явно оттопыривалась с одной стороны. Легавый, догадался я и почти не удивился тому, как быстро его раскусил. В Оране мне нередко приходилось сталкиваться с полицейскими в штатском. Наверное, во всех странах мира они похожи друг на друга.
Мужчина сел на в противоположном от меня ряду и развернул газету. Я достал сборник арабской поэзии и погрузился в чтение. Я знал, что не сделал ничего дурного, и присутствие легавого стало мне совершенно безразлично. С самого раннего детства я всегда считал: если я не сделал ничего дурного, мне не в чем себя упрекать и нечего бояться. Это свойство характера помогло мне устоять в сложных жизненных ситуациях, вплоть до самых опасных.
И наоборот, когда кто-нибудь начинает меня задирать, во мне просыпается агрессия. Она растет и крепнет, но мне удается держать ее под контролем до той минуты, когда я начинаю понимать: надо бить, потому что это вопрос жизни и смерти. И после этого у меня исчезают всякие сомнения. Тот, кто привык существовать во враждебном окружении, либо принимает вызов и становится бойцом, либо переходит в разряд жертвы. Но стоит мне задуматься о судьбе жертв, как силы у меня удваиваются.
На вокзале Лилля я заметил группу девушек – все, как одна, голубоглазые блондинки, все высокие и все, как одна, красивые. Я остановился посмотреть на них, и настроение у меня чуть-чуть улучшилось. Чем ближе они подходили, тем спокойнее делалось у меня на душе. Похоже, парень, сказал я себе, единственное, что не дает тебе терять надежду, это девушки.
Немного потоптавшись на месте, я выбрался на улицу. Мне надо было в больничный городок, и пришлось спрашивать дорогу у прохожих. Отмахав пешком немалое расстояние, я наконец нашел дом своего дяди. В ближайшем баре я обратился к бармену с вопросом, не знаком ли он с моим родственником. Он его знал и объяснил мне, где нужная квартира. По узкой лестнице – такой узкой, что поднимался я боком, – я поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Открывший мне мужчина поинтересовался, что мне надо. Я ответил, что здесь живет мой дядя, господин Сарауи, и что я к нему. Он согласно кивнул. По его акценту я догадался, что он родом из Алжира, из восточных областей. Он пригласил меня в дом и добавил:
– Ваш дядя действительно живет здесь, но сейчас его нет, он в Алжире. Если вам негде остановиться, можете на пару ночей остаться здесь.
Квартира состояла из единственной грязной комнатки с угольной печкой и кроватью; на полу валялся матрас. Если мне не изменяет память, в углу еще стоял газовый баллон для готовки. Бедность обстановки меня поразила, но я с благодарностью принял приглашение задержаться здесь. Мужчина захотел уточнить, как долго я рассчитываю у него прогостить.
– Дня два, может быть, три.
Он кивнул, правда довольно нерешительно, и процедил сквозь зубы:
– Ну ладно. Добро пожаловать.
Чуть помолчал и добавил:
– Я каменщик. Утром встаю рано. Я дам вам второй ключ. Вечером увидимся.
Я тоже кивнул. Особого желания вступать с ним в беседу я не испытывал.
В тот же вечер сожитель моего дяди пригласил меня на ужин. Он сварил большую кастрюлю макарон, залил их кипящим молоком и перемешал. Протянул мне полную тарелку и кусок черствого хлеба. Ел я на полу. Ни разу в жизни у меня не было такого невкусного ужина. Когда мы поели, он спросил:
– Ну так, молодой человек, зачем ты приехал во Францию?
– По двум причинам, – ответил я. – Я хочу работать и учиться.
Он расхохотался.
– Работы ты здесь не найдешь. Выглядишь слишком молодо. Сколько тебе? Восемнадцать? Девятнадцать? Да и документов у тебя наверняка нет. В крайнем случае туристическая виза. А чтобы устроиться на работу, надо иметь вид на жительство и специальное разрешение. А насчет учебы… На учебу деньги нужны. У тебя ведь денег нет?
Мне не хотелось быть грубым, и я ответил:
– Вы меня извините, но мне все объясняли по-другому. Главное – иметь крышу над головой. Я хорошо подготовился, изучил все правила. Если есть жилье, можно записаться в училище или в университет и получить студенческий билет. А студентам разрешается работать до двадцати часов в неделю.
Я надеялся, что он предложит мне пожить у него, но, к сожалению, он вдруг спросил:
– А чем занимаются твои родители в Алжире? Кем работают?
– Мать на текстильной фабрике. Про отца не знаю. Вроде бы он механик.
– Ты что же, родного отца не знаешь? Странно! Почему?
Мне не хотелось распространяться на эту тему, и я постарался ответить как можно короче:
– Мой отец женится каждые три-четыре года. Заводит детей, а потом бросает семью. Я его уже лет пять не видел. Поэтому я решил, что его как бы не существует. Я правда почти ничего о нем не знаю.
У него на лице нарисовалось сочувствие. Кажется, моя история его тронула. Неужели ему тоже пришлось пережить нечто подобное? Мне вспомнилось, что в нашем квартале в Оране я знал ребят, которые виделись со своими отцами не чаще раза в год, а то и в два. Эти самые отцы работали во Франции и приезжали в Алжир на какой-нибудь месяц, за который успевали сделать жене очередного ребенка. Потом они снова уезжали, а женщины оставались одни, выкручиваясь изо всех сил. По правде сказать, не думаю, что эти отцы были счастливыми людьми – они ведь не знали собственных детей, не видели, как те растут. Не исключено, что мой собеседник и сам принадлежал к их числу. Но, в отличие от моего отца, они по крайней мере имели веские причины для разлуки с семьей. Они зарабатывали деньги. Понимая, что новый знакомый не спешит предложить мне помощь, я спросил его:
– Вы, случайно, не знаете кого-нибудь с машиной, кто собирается в воскресенье в Бельгию? Чтобы я мог поехать с ним, а вечером вернуться?
Он задумался.
– Есть у меня один приятель, который часто мотается туда по воскресеньям. Заплатишь ему сколько-нибудь, он тебя прихватит.
– А вы не могли бы узнать, сколько это будет стоить?
– Ладно, спрошу. Я с ним завтра увижусь.
И тут он задал мне последний вопрос:
– А все-таки скажи честно, парень, у тебя есть документы?
Я ответил как мог уверенно, стараясь, чтобы он не уловил в моем тоне ни малейшей фальши:
– Да были у меня документы! Я их по дороге потерял.
– А в комиссариат ты заявил?
– Нет, конечно. Я же тут никого не знаю. Я и обнаружил-то, что потерял их, только в поезде.
– Так вот знай. Здесь, во Франции, если человек теряет документы, он должен пойти в комиссариат и написать заявление. Иначе получается, что он находится в стране незаконно.
Его слова подали мне одну идею. С самым наивным видом, на какой только был способен, я спросил:
– А вы не могли сходить со мной завтра в комиссариат?
Он согласно кивнул, но уточнил:
– Только после шести. Днем я на работе.
У меня в мозгу уже складывалась целая комбинация, как в покере. Я отчаянно блефовал, но готов был пойти ва-банк.
Он сдержал свое обещание и на следующий вечер отвел меня в комиссариат. Пока мы сидели на деревянной скамье, ожидая своей очереди, я сказал ему, что мне девятнадцать лет. На самом деле мне было пятнадцать с половиной. Затем я произнес вслух фразу, которую собирался повторить полицейским:
– Я приехал на каникулы к дяде, но в дороге потерял документы.
Наверное, подсознательная уверенность, что я ни в чем не виноват, подсказала мне нужный тон. Забыв на миг об опасности высылки, я попросил дядиного приятеля вести вместо меня переговоры с полицейскими.
Эта тактика полностью себя оправдала. Лично от меня потребовалось лишь назвать свои имя и фамилию, адрес и возраст. Покидая здание комиссариата, я держал в руках официальный бланк подтверждения об утере документов. Разумеется, в этой стратегии крылись свои риски, и я отдавал себе в этом отчет. Но я также понимал, что в моих силах свести эти риски к минимуму. Надо просто не высовываться, быть тише воды и ниже травы.
Следующие два дня я гулял по Лиллю, одновременно пытаясь найти хоть какую-нибудь работу. Но, куда бы я ни обращался – в магазин, ресторанчик, мелкую фирму, – везде получал отрицательный ответ. Одни говорили, что мне не хватает квалификации, другие – что справка об утере документов не может заменить вид на жительство, третьи – что им вообще не требуются работники. Так что по вечерам я возвращался домой несолоно хлебавши.
На четвертый вечер я сидел в соседнем с дядиным домом баре, устроившись в уголке неподалеку от стойки.
Я исподтишка разглядывал посетителей бара и старательно прислушивался к их разговорам – мне было интересно, какие проблемы волнуют людей в этом новом для меня мире. Атмосфера в баре царила мрачная. Здесь были представлены самые разные национальности: уроженцы Магриба, африканцы, французы, турки и так далее, в основном – мужчины. Редкие женщины совершенно терялись в их массе. Большинство клиентов смотрели угрюмо, с выражением беспросветного отчаяния. Они болтали, смеялись, играли, но делали это как-то автоматически, без увлечения. Даже споры о футболе или скачках они вели вяло.
Ознакомительная версия.
