– У тебя в лесу живет дикий зверь, – сказал художник по фамилии Каннингэм, когда его отвозили на станцию.
Это было единственное замечание, которое он сделал во время поездки, но поскольку Ван Чиль болтал без умолку, то молчание его попутчика оставалось незамеченным.
– Наверное, какая-нибудь заблудившаяся лиса, а может, ласка. Ничего более страшного быть не должно, – откликнулся Ван Чиль.
Художник промолчал.
– А что ты имел в виду, когда говорил о диком звере? – спросил Ван Чиль позднее, когда они уже были на перроне.
– Да так, ничего, ничего. Просто воображение разыгралось. А вот и поезд, – сказал Каннингэм.
В тот же день Ван Чиль отправился на традиционную прогулку по собственному лесу. В кабинете Чиля было чучело выпи, он знал довольно большое число названий диких цветов, поэтому его тетушка, видимо, имела некоторые основания утверждать, что он блестящий натуралист. Как бы там ни было, но ходоком он был превосходным. Он имел обыкновение все подмечать во время прогулок – и не столько ради того, чтобы внести вклад в современную науку, сколько ради того, чтобы потом было о чем поговорить. Когда начинали показываться колокольчики, он стремился известить об этом всех и каждого; его слушатели могли бы и сами догадаться о вероятности такого происшествия, вспомнив, какое время стоит на дворе, но у них было такое ощущение, что он, по крайней мере, совершенно откровенен.
Однако в тот день Ван Чиль узрел нечто такое, что было весьма далеко от того, с чем ему дотоле приходилось сталкиваться. На выступе гладкой скалы, нависшей над глубоким прудом, что прятался в молодом дубовом лесочке, лежал, вытянувшись во весь рост, юноша лет шестнадцати. Он грелся на солнышке. Его мокрые волосы прилипли к голове: ясно, он только что прыгал в воду, его светло-карие глаза – такие светлые, что казалось, они излучают кровожадность, – были устремлены на Ван Чиля. В этом взоре Ван Чиль уловил несколько ленивую настороженность. Явление неожиданное. Ван Чиль поймал себя на том, что предался новому для себя занятию – он задумался, прежде чем что-то сказать. Откуда, черт побери, взялся этот дикарь? Месяца два назад жена мельника потеряла ребенка – по-видимому, его снесло потоком воды, что приводит в движение мельничное колесо, но то был ребенок.
– Что ты тут делаешь? – спросил Ван Чиль.
– Загораю, – ответил молодой человек.
– Где ты живешь?
– В этом лесу.
– Ты не можешь жить в лесу, – сказал Ван Чиль.
– Но это очень хороший лес, – отозвался юноша с оттенком превосходства в голосе.
– А где ты спишь по ночам?
– Ночью я не сплю. В это время у меня особенно много хлопот.
Ван Чиль с раздражением подумал: такую загадку ему не разгадать.
– А что ты ешь? – спросил он.
– Мясо, – ответил юноша; он произнес это слово медленно, будто пробуя его на вкус.
– Мясо? Какое такое мясо?
– Ну, раз уж вас это интересует, я питаюсь кроликами, дичью, зайцами, домашней птицей, барашками, как только они наберут вес, детьми, если удается добраться до них; их обычно крепко запирают на ночь, а ночью я в основном и охочусь. Я уже, наверное, месяца два не лакомился ребенком.
Оставив без внимания то, что последнее замечание было выдержано в грубовато-шутливом тоне, Ван Чиль попытался вовлечь юношу в разговор о его браконьерских действиях в чужих владениях.
– По-моему, ты чуть-чуть преувеличиваешь, когда говоришь, что питаешься зайцами. Местных зайцев нелегко изловить.
– Ночью я охочусь на четвереньках, – прозвучал несколько загадочный ответ.
– Ты, наверное, хочешь сказать, что охотишься с собакой? – осторожно спросил Ван Чиль.
Юноша медленно перевернулся на спину и издал странный негромкий звук; когда так смеются, это сносно и даже приятно, когда так рычат – не очень.
– Не думаю, чтобы какая-нибудь собака захотела составить мне компанию, особенно ночью.
Ван Чиля охватило некое невероятное чувство: этот юноша с его странным взглядом и странной манерой говорить определенно внушал страх…
– Я не потерплю, чтобы ты оставался в лесу, – властно заявил он.
– Думаю, для вас же лучше, если я буду жить здесь, а не у вас в доме, – ответствовал юноша.
Перспектива видеть это дикое голое существо в своем респектабельном доме показалась Ван Чилю нелепой.
– Если ты не уйдешь отсюда, я заставлю тебя уйти, – сказал Ван Чиль.
Юноша вскочил, молнией бросился в пруд, и спустя мгновение его мокрое блестящее тело выскочило из воды рядом с Ван Чилем. Если бы такое проделала выдра, то в этом не было бы ничего удивительного, но то, что на подобное оказался способен юноша, вызвало у Ван Чиля смятение. Он невольно попятился и, оступившись, растянулся на траве. Кровожадные желтые глазки оказались совсем близко от его глаз. Юноша снова хохотнул – хотя скорее то было рычание, – после чего, еще раз изумив Ван Чиля, скрылся в густом папоротнике.
– Какое необыкновенное дикое животное! – поднимаясь, произнес Ван Чиль. И тут вспомнил слова Каннингэма: «У тебя в лесу живет дикий зверь».
Неторопливо шествуя к дому, Ван Чиль принялся вспоминать о разного рода местных событиях, которые можно было бы связать с существованием этого удивительного юного дикаря.
Дичи в лесах в последнее время по какой-то причине становилось все меньше, на фермах исчезала домашняя птица, необъяснимо редко попадались зайцы, и до Чиля доходили жалобы, что с пастбищ уносят ягнят – живьем. Можно ли было предположить, что этот дикий юноша и в самом деле промышляет в окрестностях с какой-нибудь умной охотничьей собакой? Он говорил, что охотится по ночам «на четвереньках», но ведь он же намекнул, что к нему ни одна собака не подойдет, «особенно ночью». Чудеса, да и только. Ван Чиль продолжал размышлять об исчезновениях, имевших место в последние месяц-два, как вдруг вспомнил о ребенке, пропавшем два месяца назад. Все сходилось на том, что дитя свалилось в мельничный лоток и его унесло потоком воды; однако мать настаивала, что слышала крик, донесшийся из-за дома, оттуда, куда уходит вода. Это, конечно, невероятно, но лучше бы юноша не делал жуткого признания в том, что лакомился ребенком два месяца назад. Такие ужасные вещи даже в шутку не говорят.
Вопреки обыкновению, Ван Чиль не ощутил желания кому-либо рассказать о встрече в лесу. Будучи членом приходского совета и мировым судьей, он как бы ставил под угрозу свое положение – он же предоставлял приют в своих владениях существу столь сомнительной репутации; не исключалась и возможность того, что ему предъявят солидный счет за пропавших барашков и исчезнувшую домашнюю птицу.
За ужином в тот вечер он был крайне молчалив.
– Куда делся твой голос? – спросила его тетушка. – Можно подумать, ты в лесу волка встретил.
Ван Чиль, не будучи знаком со старинной присказкой, подумал, что замечание тетушки весьма глупое; уж если бы ему довелось встретить в лесу волка, он бы не упустил случая поговорить об этом вволю.
На следующее утро, за завтраком, Ван Чиль поймал себя на мысли, что чувство беспокойства, возникшее в связи со вчерашним происшествием, так и не покинуло его, и он решил отправиться поездом в соседний город, отыскать там Каннингэма и выведать, что же он такое увидел, что заставило его сделать замечание о диком звере в лесу. Такое решение вернуло отчасти присущее Ван Чилю бодрое расположение духа, и, напевая веселую песенку, он неторопливо направился в кабинет за папироской, которую любил выкурить после завтрака. Едва он вошел в кабинет, как песенка оборвалась, уступив место благочестивому восклицанию. На оттоманке, развалясь в неприхотливой позе, возлежал лесной юноша. Он был не такой мокрый, как тогда, когда Ван Чиль его увидел, однако «одет» он был как тогда.
– Как ты посмел явиться сюда? – гневно спросил Ван Чиль.
– Вы же сказали: я не должен оставаться в лесу, – спокойно ответил юноша.
– Но я не говорил, чтобы ты приходил сюда. А что, если тебя увидит моя тетушка!
И Ван Чиль поспешил укрыть незваного гостя страницами «Морнинг пост». В этот момент в комнату вошла тетушка.
– Этот бедный юноша заблудился – и ничего не помнит. Он не помнит, кто он такой и где его дом, – с отчаянием заговорил Ван Чиль, тревожно глядя на лицо бродяги: уж не собирается ли тот присовокупить неподобающее прямодушие к прочим своим варварским наклонностям.
Мисс Ван Чиль приняла чрезвычайно озабоченный вид.
– Может, у него на белье есть метки? – высказала она предположение.
– Похоже, у него и с бельем некоторые затруднения, – сказал Ван Чиль, старательно поправляя страницы «Морнинг пост».
Нагой бездомный мальчик вызвал у мисс Ван Чиль точно такие же теплые чувства, какие обыкновенно вызывает бесприютный котенок или бродячий щенок.
– Мы должны сделать для него все, что в наших силах, – решила она, и спустя короткое время посыльный, отправленный в дом приходского священника, возвратился с платьем слуги, а также с его (слуги) рубашкой, башмаками, воротничками и прочим. Одетый, начищенный и причесанный, юноша в глазах Ван Чиля по-прежнему выглядел кровожадным существом. Между тем тетушка находила его очень милым.
