Это было в последние годы Реставрации. Молодой человек из Безаксона, по имени Фредерик Омбер, приехал в Париж изучать право. Его родители были небогаты и высылали ему скромное содержание, но он вел размеренный образ жизни, и этих средств ему хватало. Фредерик поселился в Латинском квартале, чтобы не далеко было ходить на лекции. По характеру и склонностям он был домосед и лишь мимоходом познакомился с местами гуляний, достопримечательностями и памятниками Парижа, которые обычно привлекают любопытство всех приезжих. Общество немногих молодых людей, с которыми он сблизился на юридическом факультете, да посещение нескольких семейных домов, открывших ему свои двери по рекомендательным письмам, составляли все его развлечения. Он был в постоянной переписке с родными и, по мере того как сдавал экзамены, сообщал им о своих успехах. После трех лет усидчивого труда пришла, наконец, пора получить звание адвоката. Оставалось только защитить диссертацию, и Фредерик уже наметил день возвращения в Безансон, но тут одно непредвиденное обстоятельство нарушило на время его покой.
Фредерик жил на улице Аа — Гарп, в небольшой комнате на четвертом этаже. На подоконнике у него стояли цветы, и он сам за ними ухаживал. Однажды утром, поливая их, он заметил в окне противоположного дома молодую девушку. Увидя Фредерика, она рассмеялась и взглянула на него так открыто и весело, что он не удержался и кивнул ей. Она с готовностью ответила на его поклон, и с этой поры у них вошло в привычку по утрам приветствовать друг друга из окна. Как‑то раз Фредерик поднялся ранее обычного; поздоровавшись со своей соседкой, он взял листок бумаги, сложил его в форме записки и показал издали молодой девушке, как бы спрашивая, может ли он ей написать. Но она отрицательно покачала головкой и скрылась с недовольным видом.
На другой день случай свел их на улице. Девушка возвращалась домой в сопровождении какого‑то молодого человека.
Фредерик не знал его и не помнил, чтобы когда‑нибудь встречал этого юношу среди студентов. Соседка же, хоть и была в шляпке, по повадке и наряду показалась Фредерику тем, что в Париже зовется гризеткой. Ее кавалер, судя по возрасту, мог быть ее братом или возлюбленным, но скорее походил на возлюбленного. Так или иначе, Фредерик решил больше не думать об этом приключении. Настали первые холода, и он убрал цветы с подоконника, однако, помимо воли, все же поглядывал в окно. Он пододвинул поближе к нему свой рабочий стол и так приладил занавеску, чтобы иметь возможность незаметно наблюдать за соседкой.
Девушка больше не показывалась по утрам. Иногда ее можно было увидеть часов в пять вечера; она зажигала лампу и затем закрывала ставни. Однажды Фредерик осмелился послать ей воздушный поцелуй. К его удивлению, она вернула ему поцелуй с той же непринужденностью, с какой некогда ответила на его первый поклон. Фредерик снова взял сложенный листок бумаги, все еще лежавший на столе, и, объясняясь знаками, попросил, чтобы она ему написала или разрешила прислать ей записочку. Но ответ был не более благоприятным, чем в первый раз: девушка опять покачала головой. Так продолжалось неделю: поцелуи принимались охотно, письма же находились под запретом.
По прошествии недели, раздосадованный неизменным отказом, Фредерик разорвал листок на глазах у соседки. Увидя это, она сперва рассмеялась, затем постояла в нерешительности, вытащила из кармана фартучка записку и в свою очередь показала ее студенту. Нетрудно догадаться, что он‑то уж не покачал головой. Говорить он не имел возможности и потому написал крупными буквами на большом листе рисовальной бумаги три слова: «Я вас обожаю!» Затем пристроил лист на стуле, а по бокам поставил зажженные свечи; и хорошенькая гризетка, вооружившись лорнетом, без труда прочла первое признание своего воздыхателя. Она ответила улыбкой и сделала Фредерику знак сойти вниз и взять записочку, которую она ему показала.
Погода была пасмурная, на улице стоял густой туман. Молодой человек проворно спустился, перебежал дорогу и вошел в дом соседки. Дверь была не заперта, и девушка ждала его внизу у лестницы. Фредерик, не говоря ни слова, заключил ее в объятия и расцеловал. Она кинулась от него прочь, вся дрожа.
— А где же записка? — крикнул он. — Когда и как я снова увижу вас?
Она остановилась, сделала несколько шагов к Фредерику, сунула ему в руку записочку и сказала:
— Вот, возьмите и больше не уходите из дому на ночь.
Дело в том, что как‑то на днях нашему студенту, невзирая на всю его скромность, действительно случилось ночевать вне дома, и гризетка это заметила.
Когда между влюбленными царит согласие, для них не существует препятствий. В записке, врученной Фредерику, сообщалось, что необходимо соблюдать большую осторожность, что влюбленным грозит опасность, а заканчивалось все вопросом, где они встретятся. В квартире Фредерика это невозможно, говорилось в записке. Следовательно, надо было искать комнатку поблизости. В Латинском квартале в них нет недостатка. Когда было уже назначено первое свидание, Фредерик получил следующее письмо:
«Вы говорите, что обожаете меня, но ни разу не сказали, красива ли я. Вы меня еще не разглядели, а чтобы полюбить, нужно сначала хорошенько рассмотреть. Я сейчас выйду из дома с моей служанкой, а вы идите по улице навстречу, подойдите ко мне, как к знакомой, и скажите несколько слов. Смотрите на меня хорошенько, пока будете говорить. Если найдете, что я недостаточно красива, скажите прямо, я не рассержусь. Так ведь бывает, к тому же я не злая.
Тысяча поцелуев, Бернеретта»
Фредерик подчинился приказанию возлюбленной. Нечего и говорить, что в исходе этого испытания можно было не сомневаться, хотя Бернеретта, повинуясь утонченному кокетству, вместо того чтобы принарядиться для этой встречи, появилась в домашнем платье, а волосы спрятала под шляпку. Студент отвесил ей почтительный поклон и сказал, что она сегодня красивее, чем всегда. Он вернулся домой в полном восторге от своей победы. Но еще прекраснее показалась ему Бернеретта на следующий день, когда она пришла на свидание и он убедился, что она может обойтись не только без украшений и нарядов, но даже и без самой легкой одежды.
Фредерик и Бернеретта предались любви, не успев обменяться и двумя словами. Когда же они заговорили, то сразу стали называть друг друга на «ты». Тесно обнявшись, они сели У камина, где пылал яркий огонь. Тут Бернеретта, прижавшись разрумянившейся от счастья щекой к щеке своего возлюбленного, стала рассказывать ему о себе. Она была провинциальной актрисой, ее имя — Луиза Дюран, а по сцене — Бернеретта. Вот уже два года она близка с одним молодым человеком, но теперь охладела к нему. Она хочет во что бы то ни стало отделаться от него и переменить образ жизни, либц вернуться на сцену, если найдется поддержка, либо обучиться какому‑нибудь ремеслу. Ни о ъвоей семье, ни о своем прошлом она, в сущности, ничего не сказала, только выразила решительное намерение порвать узы, ставшие для нее невыносимыми. Фредерик не захотел ее обманывать и чистосердечно описал свое положение. Человек небогатый, не знающий света, он был бы для нее слишком слабой опорой. «Я не могу принять на себя все заботы о тебе, — прибавил он, — и потому ни за что не хочу быть При- чинои вашего разрыва. Делить же тебя с другим мне было бы слишком тяжело, значит, как мне ни грустно, я должен удалиться, но я навсегда сохраню в сердце воспоминание об этом счастливом дне».
При таком неожиданном заявлении Бернеретта расплакалась.
— Зачем тебе уходить! — воскликнула она. — Ведь если я рассорюсь со своим любовником, то вовсе не из‑за тебя, я давно уже на это решилась. И разве ты перестанешь меня любить оттого, что я поступлю в обучение к белошвейке? Конечно, досадно, что ты не богат, но что ж поделаешь? Как‑нибудь проживем.
Фредерик пытался возражать, но Бернеретта поцелуем заставила его умолкнуть.
— Не будем больше говорить и даже думать об этом, — сказала она, — когда тебе захочется меня видеть, подай мне знак в окно и не заботься об остальном. Это все тебя не касается.
Месяца полтора Фредерик не притрагивался к своей работе. Начатая диссертация лежала на столе, и время от времени он прибавлял к ней одну — две строчки. Он знал, что если ему вздумается развлечься, то стоит лишь открыть окно, и Бернеретта всегда готова поспешить на свидание к нему. Когда он спрашивал ее, как это она располагает такой свободой, она неизменно отвечала, что это его не касается. У него были небольшие сбережения, которые быстро иссякли. Недели через две ему пришлось прибегнуть к помощи друга, чтобы угостить свою возлюбленную ужином.
Когда этот друг, по имени Жерар, узнал о перемене в жизни Фредерика, он сказал ему:
— Берегись — ты влюблен. У твоей гризетки ничего нет за душой, да и у тебя не много. На твоем месте я бы поостерегся провинциальной актрисы. Такого рода страсть заводит иной раз дальше, чем думаешь.
