Григорий Георгиевич Белых
Лапти
В классе было холодно и тоскливо. Японец сидел за партой, поджав под себя посиневшие босые ноги. Его трясло и корчило.
— Издохнуть можно! — кряхтел Японец, ляская зубами.
У окна стоял Купец. Надув толстые губы, он мрачно глядел на улицу, окутанную белесым туманом. За окном тихо кружились первые легкие снежинки.
— Значит и погулять нельзя! — задумчиво бормотал Купец. — И на толкучку нельзя сходить.
Сегодня выпал первый снег, а шкидцы ходили все еще по-летнему — босиком. Весной сапоги отобрали у ребят. Обувь берегли к зиме. Но вот начались дожди, и наконец сегодня выпал снег, а сапог все еще не выдавали.
— Надо скулить, чтоб Викниксор сапоги выдал! — решительно сказал Купец.
Но скулить не пришлось. Вечером, за ужином, Викниксор сообщил школе:
— Ребята! Наступили холода, босиком гулять больше не разрешаю, завтра привезут обувь, и вы ее получите.
На другой день рано утром школьный эконом Иван Семенович уехал за обувью. Целый день сидели ребята на подоконниках, ждали его возвращения. В четвертом часу в воротах загрохотало, и во двор покачиваясь вкатился воз, нагруженный мешками.
— Везут!.. — прокатилось по школе. — Сапоги везут!..
Ребята высыпали во двор, окружили телегу. Рвали с воза мешки, торопились таскать. В четверть часа все мешки были сложены в зале. На радостях никто не обратил внимания на то, что мешки были уж очень легкие, а сапоги в них как-то странно похрустывали. В зале собралась вся школа. Пришел Викниксор. Оглядел мешки и спросил эконома:
— Сколько тут?
— Сто пятьдесят пар, — сказал эконом. Шкидцы ахнули.
— И еще сто завтра, — добавил эконом. Шкидцы закричали «ура». Двести пятьдесят пар на шестьдесят человек. Вот так привалило! По две с половиной пары на человека. Хватит на два года.
— Высыпайте, — сказал Викниксор, не обращая внимания на крики ребят.
Иван Семенович развязал один мешок и, приподняв за концы, вытряхнул его. Ребята еще теснее сдвинулись, но тотчас отпрыгнули назад. Из мешка, шурша и похрустывая, как клубок сцепившихся пауков, медленно вывалилась куча огромных, неуклюжих лаптей. Шкидцы не верили своим глазам. Но вот Иван Семенович вытряхнул второй мешок, потом третий. И снова посыпались лапти. Ребята попятились назад. Уже никто не кричал «ура». Все испуганно молчали. А эконом все сыпал и сыпал лапти, и вот уже выросла огромная шуршащая гора.
— Вот и обувь, — сказал Викниксор, нарушая тягостное молчание. — Вечером можете получить лапти.
Это было осенью 1921 года.
— К черту лапти! — кричал Японец, стоя на парте. — Мы требуем человеческой обуви! Не будем позорить столицу погаными лаптями…
— Правильно, — ревели старшеклассники и гремели крышками парт. — Пусть Викниксор сам носит лапти, а нам гони сапоги!
— Шкидцы! — закричал Джапаридзе, вскакивая на стол и в исступлении топая босыми ногами. — Не станем носить лаптей! Никто не надевай, пусть в изолятор сажают. Мы не маленькие, нам стыдно в лаптях. Пусть лапти носят малыши, а нам подавай сапоги!
— Даешь сапоги!
— Клятву! — крикнул пронзительно Пантелеев.
— Дадим клятву всем классом ходить босиком в знак протеста!
— Даешь клятву!
Все, кто был в классе, как один подняли руки. Только Янкель, сидевший в углу, будто не слышал и, не поднимая головы, продолжал рисовать.
Ребята переглянулись.
— А ты что же? — строго спросил Пантелеев. — Присоединяешься или нет?
— Ыгым-м, — задумчиво промычал Янкель, глядя в сторону, и не понять было, согласен он или нет.
Утром шкидцы получали лапти. Заведывавшая гардеробом Лимонная Корочка, ругаясь с воспитанниками, выдавала портянки, онучи, веревки для обмотки. Ребята, рассевшись на полу, примеряли лапти. Только из четвертого отделения никто не пришел за лаптями. В четвертом отделении на стенах были развешаны плакаты:
«ЛАПТИ — ОТРЫЖКА СТАРОГО БЫТА»
«БЕСПОЩАДНАЯ ВОЙНА ЛАПТЯМ»
Весь класс под предводительством Японца хором распевал новую песню. Японец запевал:
Шкидский люд покрыт позором!
По приказу Викниксора,
Стали лапти обувать…
И все, постукивая в такт крышками парт, хором подпевали:
И наверно будем скоро,
По приказу Викниксора,
Даже лаптем щи хлебать…
Перед самым звонком в классе появился Янкель. Он незаметно вошел и стал пробираться к своей парте. Сначала ребята, увлекшись пением, не обратили внимания на странную крадущуюся походку Янкеля. Случайно Японец взглянул на ноги Янкеля и остался стоять с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Пение мгновенно оборвалось, и тогда в наступившей тишине стало слышно знакомое поскрипывание. Весь класс внимательно глядел на ноги Янкеля. Янкель был в лаптях. Застигнутый на средине класса, он остановился, переступая с ноги на ногу, словно пол был горячий.
— Ты что же? — зловеще спросил Японец.
— Ничего, — потупившись, ответил Янкель.
— А клятва?
Янкель взглянул на Японца светлыми глазами. Янкель на минуту задумался.
— Какая клятва? Я не клялся, — сказал он.
— Предатель! — заревел Пантелеев, сидевший всегда рядом с Янкелем, и стал выбрасывать из ящика свои книги на другую парту к Горбушке.
Начались уроки. В классе было холодно. Ребята ежились, поджимали под себя ноги и ворчали. Только один Янкель беспечно болтал ногами, завернутыми в тряпки, словно нарочно выставляя их на показ. Вид у Янкеля был такой счастливый, что сидевший на соседней парте Горбушка не выдержал и, наклонившись, тихо спросил:
— Тепло в лаптях-то?
— Что надо, — усмехнулся Янкель. — Лучше, чем в сапогах.
Горбушка больше не расспрашивал. Когда наступила большая перемена, Горбушка исчез. Вернулся он скоро, а под мышкой у него были лапти, завернутые в тряпки. Ребята только крякнули, видя, как Горбушка старательно заматывает ноги толстыми портянками.
Кончились уроки. Те, кто получил лапти, уходили гулять. Только в четвертом отделении скучали бунтовщики.
Янкель убрал книги, подтянул веревки на ногах и направился к дверям.
— Куда? — спросил Горбушка среди общей тишины.
— Гулять.
— Идем вместе, — усмехнулся Горбушка. — Нам можно, мы в лаптях!
Класс молча слушал их разговор. Злыми глазами следили ребята за сборами предателей. Когда те собрались уже уходить, вдруг поднялся Джапаридзе и, не глядя на товарищей, сказал:
— Подождите меня, я тоже пойду.
— И верно! Довольно трепаться! — вдруг загудел Купец, вскакивая с места. — Идем за лаптями, Дзе!
— И я!..
— И я! — заорали Воробей и Мамочка. Тут все, кто сидел за партами, повскакали с мест и ринулись к двери. Класс опустел мгновенно.
— Гады! — крикнул им вслед Японец.
— Предатели! — уныло добавил Пантелеев.
Бунт кончился. Лапти надели все. Шкида преобразилась, заскрипела, зашлепала огромными ногами.
С непривычки ходить в лаптях было тяжело. Ноги зацеплялись одна за другую, задевали за пороги, за косяки. Лица шкидцев украсились многоцветными фонарями от ушибов. Но все же это было лучше, чем босые ноги.
Только Японец и Пантелеев не могли примириться с новой обувью и не брали лаптей.
— Мы живем в век культуры, — ораторствовал Японец на другой день вечером. — Мы стремимся к прогрессу, а нам дают лапти. Презренные лапти!
— Именно! Плевок прошлого, — мычал Пантелеев.
— Бескультурье и косность!
— Дрянь!
— Деревенские отбросы!
— Барахло!
В этот момент в класс вошел Викниксор. Пантелеев юркнул за парту и спрятал ноги, а Японец, растерявшись, остался на средине комнаты. Увидев босые ноги Японца, Викниксор нахмурился.
— Почему без обуви? — строго спросил он. Японец побледнел и испуганно залепетал:
— Я не успел получить…
— Марш в гардеробную, — скомандовал Викниксор и обратился к классу: — Вот что, ребята, бросьте фокусы. Кого увижу босым — накажу. У кого еще нет лаптей? — спросил он, глядя на Пантелеева.
На одну секунду Пантелеев замялся, потом дрогнувшим голосом бодро выкрикнул:
— У всех! Все получили!
После первой прогулки в новой обуви Купец помрачнел и стал задумчив.
— Что с тобой, Купа? — спрашивали ребята. — Лапти жмут?
Купец сперва отмалчивался, потом признался.
— Хреновая обувь! Тепло, ничего не говорю, можно на толкучку ходить, а только если удирать от кого — нипочем не смыться в лаптях.
На другой день перед прогулкой он долго и старательно прилаживал лапти и только тогда успокоился, когда лапти перестали хлябать. Тогда пошел на толкучку.
На базаре ходил по рядам, приценивался к перочинным ножам, к пугачу. После около одного лотка остановился. Копилками залюбовался. Правда, не нужны они Купцу, но больно красивые. Собачки, кошечки, бочонки. А торговец, видя, что парень любуется, товар расхваливать начал:
