Предисловие
Я пишу эту книгу с целью облегчить участь яванцев в колониях. Я хочу бороться за угнетенные народы колоний, это стало моей миссией, задачей моей жизни.
Мультатули
Есть книги настолько выстраданные, с таким зарядом вложенной в них неподдельной страстности и непререкаемой убежденности, что слово как бы непосредственно перерастает в дело. Каждая та« кая книга, написанная кровью сердца, находится в истории литературы на особом счету.
В мае 1860 года в Амстердаме вышел роман под причудливым названием «Макс Хавелаар или кофейные аукционы нидерландского торгового общества».
В короткое время он заставил содрогнуться всю читающую Голландию. В парламент поступил запрос об авторе дерзкого произведения, посмевшем сказать неугодную правду нидерландским королям кофе и каучука.
Страсти еще больше разгорелись, когда стало известно, что под псевдонимом Мультатули (в переводе с латинского — «Многострадальный») выступает крупный чиновник колониальной администрации Эдуард Дауэс Деккер, почти двадцать лет прослуживший в Голландской Индонезии и уволенный в конце концов с государственной службы.
Разжалованный ассистент-резидент одного из округов Явы, вместо того чтобы подать верноподданную записку и смиренно просить реабилитации, выступил с книгой, тревожащей, как сигнал о бедствии. «Во все горло я должен кричать о пожаре. И буду кричать до тех пор, пока пожар не будет потушен».
С выходом этой книги кончил свое существование колониальный чиновник Эдуард Дауэс Деккер и родился Мультатули, писатель высокого морального пафоса. Яванская тема стала пожизненной темой в его творчестве.
Каждой строкой «Макс Хавелаар» обнажал бесчеловечные преступления соотечественников, будоражил самодовольную, сонную, разбогатевшую на костях индонезийцев буржуазно-мещанскую Голландию, эту «маленькую страну с большим ртом».
Путь Мультатули в голландскую литературу пролегал через Яву и Суматру. История создания «Макса Хавелаара» не отделима от драматической истории индонезийского крестьянства.
Впервые на острова Индонезийского архипелага Эдуард Деккер попал в 1839 году (родился он в 1820 году в Амстердаме). Отец писателя, капитан торгового флота, готовил сына к торговой карьере, но мечтательный юноша тяготился коммерческими операциями в скучной амстердамской конторе, учетом прибывающих из Индонезии грузов кофе. Впоследствии/ в автобиографическом романе «История маленького Питера Воутера» Мультатули осмеял затхлый мирок ортодоксального мещанства, в котором томился будущий писатель.
При первом же удобном случае девятнадцатилетний Эдуард Деккер упросил отца, совершавшего на парусном судне рейсы между Амстердамом и Явой, отвезти его в заморские колонии, где голландцу легко было устроиться на службу.
За многие годы пребывания в Нидерландской Индии Деккер поднялся по служебной лестнице от мелкого канцеляриста до ассистент-резидента округа. Он служил в Батавии, на Суматре, в Пурвакарте, Менадо, Натале, Амбойне и наконец на Яве. По долгу службы, связанной с переездами, он много колесил по Индонезии,; забираясь в самые глухие уголки страны. И всюду видел одно: крестьян, разоряемых поборами и измученных двойной эксплуатацией: голландских плантаторов и местных феодалов, истощенных женщин и туберкулезных, рахитичных детей, с малолетства занятых на непосильной работе. Нищета народа ослепила его, ранила до глубины души. Там, где благодатная почва могла щедро родить ряс, люди питались травой и кореньями, в приступе отчаянного голода ели песок и, обессиленные, сваливались на пыльных дорогах.
В этой обширной стране с развитой системой орошения, основой восточного земледелия, перед молодым голландцем открылась чудовищная картина разорения и нищеты коренных жителей. Ничто не является менее нидерландским, — писал Мультатули, иронизируя по поводу присвоенного архипелагу названия Нидерландская Индия, — чем почва, климат, фауна, флора этих островов. Ничто не является менее нидерландским, чем история их обитателей, их предания, их религия, их понятия, их нравы и... их интересы».
Колонизация Индонезии началась еще в XVI столетии, вслед за открытиями Кука и Магеллана, но собственностью Голландии она стала в 1798 году. Томас Стемфорд Раффлс, буржуазный экономист и некоторое время британский губернатор на Яве, характеризует, в качестве вполне компетентного свидетеля, голландский способ завоевания Индонезии как «из ряду вон выходящее сочетание вероломства, взяточничества, низости и кровавой расправы».
Благополучие Голландии основывалось на почти монопольном обладании естественными богатствами Индонезии. Правда, впоследствии Голландия вынуждена была «открыть дверь» в Индонезию империалистам других стран, особенно англичанам и американцам.
Во времена Деккера-Мультатули рабства на островах Индийского архипелага формально уже не было, но оно продолжало существовать под именем «принудительной системы культур», навязанной народу Индонезии голландскими империалистами еще в тридцатых годах прошлого столетия.
Плантатор решал, что и когда будет посеяно на участке земледельца, каким инвентарем тот будет пользоваться, какую пищу будет получать. Плантатор определял, разумеется, и продолжительность рабочего дня, который фактически длился от зари до вари. У крестьян, по официальному предписанию, отбирали пятую часть их земли (на самом деле значительно больше!). Шестьдесят дней в году (опять-таки всегда больше!) индонезийцы должны были, как раз в дни сбора урожая, бросать работу на своих участках, засеянных рисом, и возделывать «для нужд метрополии» на отобранных у них полях сахарный тростник, каучук, табак, особенно кофе, и сдавать весь урожай по крайне низким ценам правительственным агентам. На сбыте колониальных продуктов голландское правительство вместе с частными перекупщиками и местной администрацией наживало миллионы. Идиллическая с виду «страна тюльпанов» спешно отстраивалась на крови и поте индонезийцев.
Оказавшись в роли чиновника, обязанного практически исполнять волю голландских властей в Индонезии, молодой Деккер, человек острого ума и безудержной доброты, не мог, по самой сути своего характера, безразлично взирать на чудовищное ограбление миролюбивого талантливого народа. Было бы удивительно, если бы Деккеру-чиновнику не мешал служить Деккер-человек. Одно его письмо пятидесятых годов дает ключ к пониманию мучительного противоречия, в котором многие годы бился Эдуард Деккер до того, как стал писателем Мультатули.
«... Бессилие облегчить людям тяжесть их бремени неотступно преследовало меня... Во мне возникало неистовое желание быть сильным и завоевать власть. И это отнюдь не тщеславие, а лишь глубокая потребность всегда быть в состоянии помогать людям, вызволять их из беды».
Конфликты с начальством начались у Эдуарда Деккера с первых шагов его колониальной службы. Деккер не подавал докладов в духе казенного оптимизма о том, что «за истекший год спокойствие не было нарушено никаким беспокойством», вместо этого он открыто выражал свое сочувствие яванцам (в служебных реляциях его сочувствие презрительно называли «сумасбродством»).
Однажды Деккер даже выступил на суде с прямой защитой пострадавшего от произвола индонезийца.
