Без лица - Оксана Кирюхина

Я люблю дождливую погоду. Мне нравится, когда ни холодно, ни жарко. А в особенности у меня есть любимый серый плащ, который я с нетерпением надеваю, когда приближается осень. Также я люблю сидеть дома и слушать, как подкрадывается дождь к крыше, а потом всё сильней и сильней начинает бить по ней, стучась в окна многоэтажек. А порой он заглядывает в распахнутые форточки квартир, оставляя мокрые следы на шторах. Лужи мне тоже импонируют. Особенно смешно, когда дети прыгают по ним в резиновых сапожках, а собаки жадно пьют из них, как будто это самый вкусный напиток. Но не все, конечно.

Также я люблю надевать свою любимую кепку из фетра и клетчатый шарф, хотя и шерсти там совсем немного. Всего этого летом не поносишь, тем более всё мне это чрезмерно идёт и делает меня солиднее остальных. Я часто добираюсь до работы пешком, иногда сажусь в общественный транспорт, когда совсем холодно.

Мне нравится наблюдать за людьми. Они все разные. Например, осенью все резко становятся занятыми и сосредоточенными. Заходишь в маршрутку, а там все хмурые и делают вид, будто серьёзные дела проворачивают в телефонах. И никто головы не поднимет. Безликие мужчины сидят, а женщины стоят. А бывает и такое, что женщины в возрасте сидят, а молодые мамочки с детьми стоят. Вообще, я думаю, в автобусе всегда можно догадаться, в каком году мы живём и кто сегодня главный. По моим наблюдениям, в наше время всем управляют безликие женщины лет пятидесяти-шестидесяти. Те всегда пролезут, где им надо и не надо. Однажды такой даме я осмелился сказать, мол, уступите место ребёнку. Так она мне чуть горло не откусила. Тут я подумал: «Вроде на рожавшую похожа. Наверняка есть уже и внуки. А может, она из тех, кто обычно говорит: "Вот в наше время не было стиральных машинок, а сейчас у молодёжи всё есть: комбайны, посудомойки, роботы-пылесосы! А мы всё своими руками делали!"» Один раз услышал я такой разговор от подобной на работе, когда в обеденное время стоял в очереди с подносом за сырниками в столовой. Хотел было напомнить, что и вы пользуетесь благами современной электроники, потому что родились, я так понимаю, давно. И прекрасно, что появилось столько времени на общение с семьёй и друзьями! Не надо стоять у раковины весь день! Но потом подумал, что лучше не стоит, а то и эта мне глотку раздерёт случайно. Таких индивидуумок у нас на работе пруд пруди. Часто их можно распознать по яркому маникюру и пончо. На улице их тоже можно легко отличить от других. Даже если пончо прикрыто демисезонной курткой. Они перебегают дорогу в неположенном месте — там, где и близко пешеходного перехода нет. Причём дорога довольно-таки оживлённая и широкополосная, но это не мешает им зыркать по сторонам и, крадучись, широкими шагами перебегать её. Иногда они ещё тащат за собой внуков. Даже не знаю, что их делает бесстрашными… Наверное, жизненный опыт.

К нам в школу часто приходят инструкторы по безопасности дорожного движения и рассказывают детям о том, что не надо шалить на дорогах. Ну и, конечно же, о бытовой технике, которой у них не было в молодости.

Подхожу к каменному порогу работы. И вижу их, тех, кого тащат через дорогу в неположенном месте. Вот уже несколько лет они ходят в чёрной балахонной одежде: дутая куртка, широкие брюки и глаза, смотрящие либо в бетонный пол, либо в устройство. «Если бы вы дали глянуть мне туда, возможно, я бы увидел каждого из вас, настоящего…» Но это невозможно. Это душа, которая прячется в их незрелых ладонях. Только там, в этом уютном прямоугольнике, они вправе делать выбор. А я вижу лишь тёмные и светлые волосы, закрывающие половину лица, и пальцы рук… подвижные и уверенные. Они создают жизнь внутри устройств, бешено бегая по экрану туда-сюда.

Внутри бетонной работы охранник вновь смотрит новости, не замечая меня. Лишь краем уха слышу: «По улице Николая Зелинского пятого ноября уже одиннадцатый по счёту школьник попал под машину из-за мобильного устройства. Напомню, что ранее пятеро подростков также оказались жертвами данных устройств. Один из них получил травму головы, стукнувшись о витрину книжного магазина, а остальные получили переломы рук и ног, свалившись в открытый люк канализации». Небрежно ставлю подпись в амбарной книге с загнутыми краями. На этот день я обозначил себя.

Собрание безликих должно состояться в 9.00. Неспешно поднимаюсь по каменным ступеням и захожу в главный зал. Сотни глаз одновременно зыркнули на меня. Некоторые из них были строгими, а другие равнодушными, остальные — с хитринкой. Их накрашенные рты выдают шутки, когда они пролезают между кресел, обтирая колени друг друга. Набат! Гонг! Пришли они — те, кто контролирует безликих и полулицых. Их голоса уверенные и звонкие, но под парадными пиджаками — грудная клетка в виде решётки. А под ней, держась за рёбра, прячется страх. Это страх неповиновения безликих. Обычно начало всегда позитивное. Они всегда начинают своё собрание с «Ералаша», который, как они думают, взбодрит безликих и воодушевит к работе. Но безликие лишь больше вонзаются в мягкие кресла, потому что знают, что во второй части будет всё по-другому. Спешно записываю в блокнот рабочие задания с полным убеждением, что я полное ничтожество, как и все в этом зале, и направляюсь в свой кабинет. Сидят они, с чёлками. У всех они разные: у кого-то длинные с оборванными концами, у других — окрашенные и прямые, у третьих растут прямо от макушки. У каждого на краю стола лежит устройство со светящимся экраном. Нервные пальцы полулицых не дают им потухать. Они всегда держат руку на пульсе. У меня есть всего лишь сорок минут. Столько мне отведено на общение с ними. Я пытаюсь заглянуть под чёлки и найти их глаза, но безуспешно. У меня на языке Бродский, а у них реклама из доставки еды. У меня эпитеты и метафоры, а у них — «Тик Ток» и блогеры. В конце отведённого времени я понимаю: «Мне никогда не раскрыть эти чёлки. Совсем скоро они станут безликими, как и я».

***

Уголок моей квартиры совсем маленький. Он находится в небе, под самой крышей. Там, где птицы громко стучат своими лапками, сооружая гнёзда для птенцов. Только здесь я с лицом. Оно худое,