Мерцание погасшей звезды - Александр Кузнецов

Русская зима. Как зловеще должно быть звучит данный эпитет для иностранца. Для нашего же слуха это что-то отеческое с нотками бахвальства и досады. То, что неизбежно. Что часть нас самих.

Зимой короткий день и стужа не дают в полной мере проводить время на воздухе. В эту пору на всех центральных телеканалах назойливо торчит борода Советских фильмов. Одним словом — зима. Да вдобавок Русская.

Потому, любая заурядная встреча, любой тривиальный разговор кажется чем-то особенным, запоминающимся и важным. Как блёклый цветок последи серой тундры представляется дивным и красочным. Именно с таким по сути обыкновенным человеком мне довилось встретиться посреди снега и холода.

Он, как и я, как и многие другие, был вынужден коротать вечер, а возможно и ночь, в гостинице аэропорта города Хабаровск. Виновницей заточения людей была разгулявшаяся метель.

Когда я вошёл в отведённый мне номер гостиницы в нём уже располагался тот самый обыкновенный человек. Он колдовал возле чайника и постоянно кашлял. А заметив постороннего, на правах «хозяина», заговорил первым:

— У меня не ковид и не грипп. Кхе-кхе. Иначе бы меня не пустили в зону вылета. Мой кашель аллергический. Кхе-кхе. Сейчас выпью микстуру и всё пройдет. Кхе-кхе.

Я присел на свободную кровать и осмотрел вынужденное, с виду довольно приличное, соответствующее трём звёздам жилище. Свет в номере был зажжён лишь у ночников над кроватями. Излучаемое ими сияние больше походило на свет от костра или камина. Метель с воем настойчиво била по окну номера напрашиваясь в гости.

По комнате распространился приятный запах заваренных трав. Сделав пару глотков горячего напитка, мой сосед уселся на свою кровать напротив меня:

— Вам не предлагаю. Так как это лекарство. Кхе-кхе. Диего. Меня так зовут.

— А! Александр.

На вид ему было чуть больше пятидесяти. Его смуглое средиземноморского типа лицо, в купе с уверенным взглядом и сдержанной улыбкой являло человека отчаянного. По-русски говорил без акцента. Речь была быстрой, словно ножи метал. И казалось, что если бы он говорил спокойнее и тише, то меньше кашлял.

Для меня он был человеком неизвестным в настоящем и как представлялось мутным в прошлом. Мне захотелось разгадать эту, возможно опасную для меня, загадку:

— Вы иностранец?

— Американец. Кхе-кхе. В том смысле, что живу в Перу, а паспорт у меня Панамский. Удивлены моей правильной русской речью? Кхе-кхе.

— Немного.

— Дайте время допить, чтобы я перестал кашлять. Кхе-кхе. А там, если всё ещё будите заинтересованы в разговоре поведаю мою историю происхождения.

— Охотно послушаю.

Диего отхлёбывал большими глотками варево и с наслаждением выдыхал со звуком, словно купец за блюдцем чая. Я без надежды заглянул в телефон и пролистал сообщения от службы аэропорта. Затем с таким же отсутствием энтузиазма посмотрел прогноз погоды.

— Что пишут? Глухо? — Спросил Диего, избавленный от кашля.

— Да. Похоже до утра куковать придётся.

Последующая речь жителя Перу была плавной и тихой. Совсем русской.

— Давненько я не говорил так много по-русски. Признаться, думал разучился.

— Вы, должно быть, учились у нас?

— Целых двадцать лет. Ха-ха. Я в Советском Союзе родился. Вам сколько лет?

— Двадцать два.

— Вот-вот. Мне тогда столько же было, когда я покинул страну. Дальневосточник?

— Приезжал к родителям. Они в Солнечногорске живут. Теперь к себе в Питер пытаюсь вернуться.

— Забавно. Мои родители из Ленинграда. Вообще, предки наши из Толедо. Есть такое местечко в самом центре Испании. После гражданской войны на Пиренеях, Советский Союз принял у себя многих испанцев. Среди них были и мои родичи. Дед участник той войны закончил её под Ленинградом, вновь встретившись с фалангистами. Бабушка с годовалым ребенком, моим будущим отцом, были в эвакуации во Владимире. По окончанию блокады Ленинграда вернулись в город восстанавливать хозяйство. А я уже в 69-ом на свет появился.

Диего замолчал. О чём-то задумавшись, он поигрывал пустой кружкой пальцем, просунутым в душку фарфоровой посуды. Тяжело вздохнув, поставил кружку на столик, посмотрел на меня своими быстрыми чёрными глазами и улыбнулся:

— Вот так вот.

— Решили посетить места юности?

— Да не. В Китае читал лекции. Занимаюсь этнографией и языковедением индейцев Центральной и Южной Америки. В Пекине познакомился с одним занимательным человеком здешних краёв. Он собственно и затащил меня в Россию. Ха-ха. Много любопытного показал и рассказал мне о малых народах Дальнего Востока. Думал за пару дней обернусь. Теперь вот расплачиваюсь за любознательность. Ха-ха.

— Ясно. И как вам в новой России? Ну, если сравнивать с тем что было и сейчас?

— У, брат, я не тот, кого можно об этом спрашивать. Ведь я никогда не жил в России.

— Ну почему. Россия — правопреемница СССР. Да.

— Я родился в Каунасе.

— Ну и, что?

— Учился в Кутаиси. Службу проходил в Термезе. А страну покинул, улетая из аэропорта города Киева. Вообще удивительно, несмотря на разность культур и традиций в Советском Союзе всех нас объединяла какая-то общность. Эта непохожесть обогащала нас. Какой-то неведомый магнит довольно долго скреплял страну не давая разлететься на части.

— А почему за границу уехали?

Диего опустил голову и иронично хмыкнул. Проверив не осталось ли чего в кружке, развалился на кровати и устремил взор в потолок. На фоне тусклых ночных ламп его глаза блестели:

— История схлопнулась. Кончился Рим. Мы словно стали Америкой — страной иммигрантов. Думаю, что даже русские в РСФСР ощутили это. Новые символы, новая валюта, экономика. Новый менталитет. Новая вера, история. Всё новое. Другое. Уходил в армию всё казалось незыблемым, а вернулся, будто в иное измерение попал. Я тогда понять ничего не мог. Два года прошло и такое преображение.

Рассказчик вновь умолк. Я, в предвкушении долгого и интересного разговора, последовал примеру собеседника: растянулся на кровати и подложив руки под затылок, впялился в потолок:

— Теперь у нас мало пишут о тех событиях.

— Такова защита человека. Всё плохое он забывает.

— А в СССР хорошо было?

— В юности всё кажется прекрасным. Так как многого не знаешь. Теперь же я будто Шумерский герой Гильгамеш — тот, который всё повидал. До десяти лет жил в Каунасе, Литовская ССР. Первая любовь, первое разочарование. В третьем классе был влюблен в свою одноклассницу. Я был счастливцем — так как любовь моя была взаимной. Мы наслаждались привязанностью так, как могут наслаждаться дети нашего возраста.

С ней за партой сидела её подружка. Она тоже была влюблена в