– Живо переодевайся! – шаловливо крикнул он. – Наверное, уже восемь, нельзя терять ни минуты! – Он быстро вскочил, схватил мать за обе руки и легко повернул к двери. А потом, с ласковой настойчивостью держа за плечи, повел к выходу.
Радостно обернувшись к нему, она воскликнула:
– Всего две минуты! Будь добр, убери бутылку на место!
Он исполнил ее просьбу. Только сначала налил себе полную рюмку, потом еще одну, потом убрал бутылку в буфет, стоявший в столовой. А потом с полной рюмкой в руке стал глядеть на Фрогнеркиль. Тень противоположного берега теперь закрыла всю водную гладь, и залив стал грозным и сумрачным. А он думал о Кристине, ласковой и энергичной тете Кристине, которая посвятила его в то, что называют таинством любви, в то, что не стало для него таинством благодаря ее деятельной заботе... Он почувствовал нежную благодарность при воспоминании об этой необременительной любовнице – женщине одного с ним круга, если не одной крови, соблазнительном создании со всеми безднами тела и души, которое было для него олицетворением соблазна в то лето, полное внутренней борьбы, когда он становился взрослым, куда более бескорыстной и притягательной, нежели многие женщины, моложе ее, которые пришли ей на смену в самых разных кроватях и на неудобных диванах, в кустах и в лодках... И вот теперь, приобретя благопристойную седину, она стоит, кто знает, может, даже на трибуне, манипулируя селедкой и прочей скудной снедью и обращаясь к слушательницам, жаждущим, чтобы им разъяснили маленькие повседневные тайны нынешних трудных времен, которые многих обогатили, но большинство обрекают на все большую бедность и прозябание по мере того, как падают в цене кроны, дурацкие кроны, а эти люди так и не научились добывать их побольше, чтобы хватало на жизнь... Вилфред глядел, как подплывают к берегу лодочники в маленьких скорлупках темно-красного цвета, в лодках, купленных и оплаченных тем, что родилось от биржевых цифр, от крохотной разницы в цифрах между сегодняшней и завтрашней биржей, и что превратилось в миллионы тех самых крон, которых домохозяйки из Дома ремесел раздобыть не могут и о которых с горестной добропорядочностью мечтают во многих и многих домах.
– Поторапливайся! – услышал он оклик из дверей. – Я вызвала такси...
То, что они приехали в машине, усугубило противоречивый смысл их затеи в глазах Вилфреда. Он подметил удивление на лице матери, когда они вошли в зал Дома ремесел. Она настроилась на серьезный лад – она отважилась на опасное путешествие с научными целями в низшие слои общества, где обретались те, кого ее брат именовал «народом». Войдя, они увидели плотную стену темных спин: большинство зрителей сидели, но народу было столько, что всем не хватило стульев. Многие с любопытством разглядывали витрины, где были выставлены изысканные подобия традиционных блюд. Вилфред прежде всего поискал глазами Кристину. Никакой трибуны здесь не было и в помине. Собрание напоминало скорее встречу единомышленников, нежели урок домоводства в условиях кризиса. Умиротворенное жужжание свидетельствовало о том, что собравшиеся довольны возможностью пообщаться.
Прозвонил звонок. Голоса стали смолкать. И тут они оба увидели Кристину в белом халате: округлая, опрятная, она отделилась от серой массы домашних хозяек и попросила занять места всех, кто сумеет найти место. Она произнесла эти слова с извиняющейся улыбкой, любезно, тоном человека, привыкшего выступать. Он вспомнил, что ведь когда-то за границей она играла и пела в ресторанах под аккомпанемент лютни. Теперь ей пригодился этот опыт. Деятельной Кристине пригождалось все. Сторож принес два стула для матери и сына – конечно, это распорядилась Кристина, но сделала это так, что никто ничего не заметил. В тишине еще звучали отдельные негромкие голоса. Две дамы на скамье перед ними обсуждали, как добиться того, чтобы прачки, приходящие стирать на дом, приносили с собой свои хлебные карточки. Обе считали, что те обязаны приносить их с собой, а если не хотят, так пусть не...
Кристина повелительно подняла руку и заговорила внятно и твердо – от всей ее фигуры веяло властностью. Сегодня по поручению совета домохозяек она познакомит дам с точным рецептом изготовления «масла без масла» и покажет, как оно делается. После чего присутствующие смогут отведать продукт.
Пока Кристина произносила свою маленькую речь, Вилфред украдкой поглядывал на мать. Услышав про «масло без масла», он слегка скривился, но фру Саген не моргнув глазом внимала уверенному голосу Кристины – он разносился по всему уютному, сверкающему витринами залу.
Оказалось, для того чтобы приготовить «масло без масла», надо взять двести пятьдесят граммов американского лярда, положить в него сырую картофелину и, помешивая, тушить на огне, пока жир не растопится. Рассказывая, Кристина взяла небольшую кастрюлю и поставила на газовую горелку. Она делала все очень наглядно, так, чтобы видел каждый, и помешивала в кастрюле новенькой деревянной ложкой.
– Тушите на маленьком огне четверть часа, – прозвучал ее голос. – Потом выньте картофелину. – Она это проделала. – А жиру дайте остыть... – И пока он остывал, проворная Кристина схватила другую кастрюлю, которая стояла наготове с продуктом уже в следующей стадии приготовления. – Предположим, что он уже остыл, – сказала она сдержанно шутливым тоном. – Я беру полчайной ложки питьевой соды, чтобы отбить вкус лярда. Потом, как вы видите, добавляю две капли пищевого красителя, полстоловой ложки соли плюс... – и тут она сделала шутливую паузу, – два с половиной децилитра сливок... можно консервированных, – со смехом заключила она. Дамы весело захихикали. Кристина свое дело знала – она вертела слушательницами, как хотела. – А теперь отставим кастрюлю на двенадцать часов, – вздохнула она с негромким смешком. И в ответ щедро отозвалась благодарная аудитория. – Но чтобы не задерживать присутствующих здесь дам на такой длительный срок, – продолжала Кристина, схватив кастрюлю с продуктом, доведенным уже до следующей стадии готовности, – вообразим, что эти двенадцать часов прошли, и добавим еще полстоловой ложки соли. И тут надо подождать еще двенадцать часов!
Теперь смеялись без удержу. Это была радость будней под знаком женской солидарности. Золотая жила веселья на фоне серой повседневности с ее невкусной и дорогостоящей едой. А здесь был клуб посвященных – они одурачат злую судьбу, которая обманывает их с каждым днем все горше. Все присутствующие неотрывно смотрели в рот Кристине. Она была их предводительницей, героиней домохозяек. Они готовы были следовать за ней до окончательной готовности «масла без масла» и прочих яств «без» чего-нибудь еще.
– А теперь, дорогие дамы, прошло еще двенадцать часов... – Кристина хлопнула своими белыми руками. – Масло готово! Во вторник мы продолжим демонстрацию показом рыбной муки Накко!
Разочарование и восторг смешались в общем смехе. Женщины поднялись со скамеек и стали протискиваться вперед, чтобы попробовать готовое масло. Молодые опрятные помощницы в белых халатах выпорхнули из кухни с тарелочками и ложками. Вилфред поглядел на мать. Голос Кристины перекрывал общий гомон:
– Прошу вас, дорогие дамы, каждая может подойти и попробовать!
Теперь зал огласили вздохи и стоны восторга. Женщины устремились вперед, оттесняя тех, кто уже успел отведать лакомство. Вилфред все еще ощущал гортанью блаженный вкус обеда и коньяка.
– Мама, ты должна попробовать, – шепнул он.
Это было как когда-то в Тиволи: внутри клуба посвященных они вдвоем составляли как бы тайное сообщество, обособленное от всех, но зато и обойденное чувством товарищества, возникшего между остальными незнакомыми друг с другом людьми. Вилфред почувствовал легкий укол при этой мысли. Так бывало всегда.
К ним подошла Кристина: в руке она держала тарелку с желтой кашицей.
– Как это мило, что вы пришли! – сказала она. Но при этом метнула на Вилфреда быстрый испытующий взгляд, пытаясь предугадать смену выражений на этом лице, которой так боялись и она, и другие члены семьи и которая в мгновение ока могла превратить радость в стыд.
– Кристина! – сказал Вилфред, лучезарно улыбаясь. – Какой же ты молодец! Демонстрация была просто чудом искусства.
Она улыбкой отклонила его восторг.
– Ты думаешь, тебе удастся отделаться от меня и не попробовать? – поддразнила она. – И тебе, Сусанна!
– Да нет же, я непременно попробую! – воскликнул он, схватив тарелку и ложку и, зажмурив глаза, решительно отправил содержимое тарелки в рот. Чтобы избежать риска, он проглотил его, не жуя.
– Изумительно! – воскликнул он. – Теперь ты, мама! – Он быстро взял тарелку у одной из женщин. Фру Саген смотрела на него, лишившись дара речи. Неужели они в заговоре? Она с сомнением приподняла вуаль до кончика носа и подозрительно уставилась на желтую кашицу на тарелке. – Смелее, одним глотком, – весело подзадоривал Вилфред. – Уверяю тебя...
