Что сулят им слова: «Возлюби весь мир, но не пребудет в нем того единственного, кого тебе суждено любить!»
«Делай добро тысячам людей, упивайся славой, слушай, как восхваляют тебя все вокруг, пожинай лавры, которыми осыпают твою триумфальную колесницу, будь щедрым!»
«Но не встретишь ты ни единого приветливого лица, готового разделить с тобой трапезу, не коснется ушей твоих нежный лепет, не обратится к тебе дитя с милой просьбой или благодарностью, не будет в петлице твоей скромной фиалки, которая предназначалась только тебе единственному!»
«Пусть душат тебя ароматы венков, полученных в награду, но одного-единственного цветка ты ни от кого не получишь!»
«Пусть тысячи шлют тебе поцелуи, но единственные дорогие тебе уста не дадут его никогда!»
«Иди, сгибаясь под тяжестью золотого дождя, что падает на тебя, и пусть не знает никто, что ты жаждешь милостыни!»
«Милостыни любви!»
«Того, что дано любому неимущему бедняку, но в чем отказано тебе; бедняку, который пешком возвращается в свою лачугу с праздника, неся на руках уснувшего младенца, в то время как ты в карете мчишься мимо. Вы обмениваетесь приветствиями, ибо ты — большой человек, а он — мелкая сошка, и он завидует тебе, а ты — ему!»
На Ивана после его умопомрачительного успеха со всех сторон посыпались разнообразные блага.
От правительства он получил в вечное пользование патент на состав своего огнетушительного раствора. От акционерного общества — денежное вознаграждение. Выборные от рабочих навязали ему пост управляющего шахты, отечественные и иностранные ученые общества в Европе и за океаном избрали его своим членом. Иллюстрированные журналы распространили по всему свету его портреты и жизнеописание. В каждой деревне долины Бонда простые люди поминали его в своих молитвах, и когда первый поезд промчался по возвращенной к жизни бондаварской железной дороге, то паровоз носил имя «Беренд».
Только бог уберег его от награждения орденом.
ДА ПРЕБУДЕТ АНГЕЛА С ИВАНОМ
Но среди потока приветствий и благодарственных посланий, полученных Иваном, самым интересным было письмо, написанное собственноручно графиней Ангелой Бондавари.
Графиня откровенно рассказала ему обо всех событиях, произошедших со времени их последней встречи.
Она вышла замуж за маркграфа Салисту и не была с ним счастлива.
Деда ее, князя Тибальда, по настоянию Салисты, взяли под опеку, вследствие чего все состояние рода Бондавари пошло прахом.
Ангеле пришлось узнать лишения.
Даже графиня Теуделинда не получала положенных ей по договору доходов с бондаварского имения.
Графини вынуждены были жить одним домом.
В эти трудные времена немало прежних друзей показали свое истинное лицо, в том числе и Салиста. Он отбыл в Мексику в чине полковника.
И тут подоспела спасительная помощь Ивана.
Прежде всего его вмешательство сбросило князя Вальдемара с триумфальной колесницы.
Затем оно вернуло князю Тибальду погибший было миллион, вложенный им в бондаварские акции.
После этого князь Тибальд помирился со своей внучкой.
Он высвободился из лап кредиторов, и семейные отношения наконец-то будут улажены.
Графиня Теуделинда теперь исправно получает положенный доход с имения.
Обреченный на разорение аристократический род спасен и вновь возродился к жизни.
И жизнью своей он обязан некоему безвестному ученому, которого…
Здесь обрывалось письмо графини Ангелы.
Но ниже подписи была сделана приписка.
В ней говорилось:
«Пришлите мне ответ на это письмо. Я прошу об одной только строчке. Напишите лишь: я все вам прощаю!»
Иван тотчас же ответил графине.
Он писал, что весьма благодарен: графиня до сих пор не забыла его. Но, положа руку на сердце, он и понятия не имеет, за что она может просить прощения. Напротив, он с глубокой признательностью вспоминает те добрые чувства, которые питала к нему графиня.
Иван постарался, чтобы письмо его было вежливым и холодным.
Но в ответ пришло новое письмо от графини Ангелы:
«Не спрашивайте, в чем моя вина перед вами, — говорилось в письме. — Достаточно того, что это знаю я. Нет, не вы упрекаете меня, а моя тревожная совесть. Она жаждет успокоения. Скажите со всей откровенностью, сможете ли вы когда-либо простить меня! Не так мне следовало бы обходиться с вами, как я это делала когда-то!»
Иван снова ответил графине.
На этот раз его письмо было более пространным.
Он поверил ей тайны, которых никому никогда не открывал. Пусть будет спокойна душа графини, его она ничем не обидела! Образ графини и по сей час в его глазах столь же светел, как при первой встрече.
После этого он получил письмо от графини.
«Сударь!
Напишите мне только одну строчку:
«Ангела Бондавари, от всего сердца прощаю вас».
Если можете.
И больше ни слова!»
Иван написал эту строчку — и больше ни слова.
Однажды вечером у дома Ивана остановилась дорожная карета и еще какая-то повозка. Иван в ту пору занимал бельэтаж правления акционерной шахты.
Привратник обменялся несколькими словами с прибывшими, после чего передал Ивану две визитные карточки.
Иван с изумлением прочел:
«Графиня Теуделинда Бондавари».
«Графиня Ангела Бондавари».
Он обратил внимание, что к последнему имени не добавлено имя супруга.
Иван велел привратнику просить дам к нему, он готов их принять.
Чего они хотят от него? Каким новым мучительным испытаниям подвернут они его сердце? Ведь он никогда не наносил им обиды. Всегда желал им добра и делал добро. Отчего же они не оставят его в покое?
Дверь отворилась, и Иван увидел только одну даму.
Она была в глубоком трауре, даже лицо ее окутывала густая черная вуаль, и заслоняющий лицо креп скрадывал ее черты, как покрывало скрывает черты изваяния.
Это была графиня Теуделинда.
На ней был длинный с двойным воротником дорожный плащ, тоже черный. Когда Иван поспешил ей навстречу, графиня высвободила из-под накидки руку в черной перчатке и протянула Ивану кончики пальцев. Иван поднес к губам черные пальцы.
— Добрый вечер, сударь! — прошептала фигура в вуали.
— А где маркграфиня? — в ужасе воскликнул Иван.
— Сейчас она будет здесь. Ей нелегко подняться.
Иван подвел даму к кушетке и попросил сесть.
— Не ходите за ней! — остановила его графиня. — Она сама скоро явится сюда. Вы ведь охотно примете ее, не правда ли?
— О, графиня!
— Никаких громких фраз! — оборвала его дама. — Мы здесь не затем, чтобы говорить друг другу приятные вещи или обмениваться любезностями. Мы пришли с жестоким требованием. Ответ ваш должен быть кратким: «Oui ou non!».[178] Ангела желает остаться здесь!
— Здесь? — оторопело переспросил Иван.
— Вот именно! Вы не ждали этого? Здесь, рядом с вами. Навеки! Остаться здесь навсегда. Жить вместе с вами, не расставаясь. Она так желает и имеет на это право!
Изумление Ивана все возрастало.
Тут раздалась тяжелая поступь, в коридоре послышались шаги нескольких мужчин. Дверь снова отворилась, и четверо работников внесли металлический гроб; посередине его белый венок из кованого серебра окаймлял бондаварский фамильный герб, а под венком золотыми буквами было выгравировано имя: «Ангела Бондавари».
Гроб поставили на большой дубовый стол.
Иван застыл неподвижно, как статуя, устремив взор на венок и надпись.
Теуделинда поднялась с места и взяла Ивана за руку.
— Вот она перед вами, графиня Ангела Бондавари, и она просит вас, владельца Бондавара, уделить ей немного места в замке, предоставить ей узкое брачное ложе в склепе ее предков, где ей предназначено ждать жениха всех страждущих — Иисуса Христа.
— Как это случилось? — выдавил из себя потрясенный Иван.
— Как случилось? Очень просто. Бросьте розу в огонь и спросите через минуту, как могла она обратиться в пепел. Я только что слышала ее смех. Она в тот час была не обыкновенно весела. Ей досаждали, а она смеялась. И по дошла слишком близко к камину. В следующее мгновение я услышала ее крик, и она предстала передо мной объятая пламенем.
— Сгорела! — воскликнул Иван, закрывая лицо ладонями.
— Не бывало еще алмаза, который горел бы так ярко!
— И не оказалось никого поблизости, кто бы кинулся ей на помощь?
— Никого поблизости? — повторила графиня. — А кем должен был быть этот «никто»? Разве не поднял вас с по стели в полночный час ее крик: «Иван, помоги!» Разве не слышали вы, как вас зовут по имени? Не видели перед собою живого факела — словно ангела в адском пламени? Где вы были тогда, отчего не бросились к ней, не потушили ковром горящую на ней одежду, отчего не схватили в объятия, не удержали, не вырвали силой из рук смерти? Вы — этот «никто»! И вот она с вами и говорит вам: «Теперь и я — никто. Будем же вместе».
