— Слушайте-ка, — сказал он, обращая внимание собеседницы к этому явлению, — там в окне какой-то жуткий типус в очках пялится на нас и машет руками.
— Это мой дядя.
— Прошу прощения.
— Не за что, — мило ответила девушка.
Бисквит с интересом наблюдал за живым семафором.
— А что это он делает? Шведскую гимнастику?
— Он, наверное, хочет, чтобы я шла домой. Я вспомнила, что, когда сказала ему о своем намерении пойти в ваш сад, он ответил, что мне не следует этого делать, пока он не свяжется с вами и не определит, что вы за человек. Так что мне лучше идти.
— А я как раз собирался пригласить вас в дом, чтобы вы его осмотрели. Там наверняка многое взывает к женскому участию.
— Как-нибудь в другой раз. Мне еще письма надо написать. Я прочла в газете, что девушка, с которой я познакомилась на пароходе, обручилась. Нужно поздравить.
— Обручилась! — угрюмо повторил Бисквит. — Сдается мне, весь мир заразился этой бациллой.
— И вы в том числе?
— Я! — взвился Бисквит. — Слушайте, вам лучше поторопиться. Дядюшка сейчас из окошка вывалится.
Он немного постоял, восхищенно наблюдая, с какой удивительной грацией его маленькая подружка перемахнула через забор. Потом в глубокой задумчивости проделал путь до дверей дома, чтобы убедиться в том, в какую дыру угодил он благодаря судьбе и кредиторам.
* * *
В тот же вечер, за дружеским перекуром с соседом Джоном Бересфордом Конвеем, лорд Бискертон, к удивлению друга, с глубоким одобрением, моментами вырастающим до экстаза, заговорил о привычках Верховного Мормона.
Верховный Мормон, сказал Бисквит, гениально устроил свою жизнь. Это самая замечательная жизнь на свете. Он заметил также, что, по его мнению, бигамию, нормальный результат творческих сил природы, ни в коем случае не нужно наказывать.
— И еще, старина, я не понимаю, что ты имеешь против Вэлли Филдс, — сказал он. — Нет места, которое понравилось бы мне больше. Это же эдемский сад. Можешь передать мое мнение в печать, я не стану отказываться.
После этого лорд Бискертон впал в долгое задумчивое молчание, из которого очнулся, чтобы произнести одно-единственное слово.
И слово это было «Мервин!».
1
Трудно было ожидать, что исчезновение лорда Бискертона с привычного горизонта останется незамеченным и не будет оплакано обитателями мирка, который этот горизонт окружает. Хоус и Доус глубоко чувствовали утрату. Так же, как Дайке, Дайке и Пинвид и прочие кредиторы. Они или их представители ежедневно навещали опустевшее гнездо затем лишь, чтобы в очередной раз услышать из уст Веннера, доверенного лакея Бисквита, что его милость покинула город и не представляется возможным сказать, когда вернется. После чего визитеры, понурясь, отправлялись восвояси, унося в своих сердцах скорбь, о которой поэт сказал, что нет печальнее трагедии, чем исчезновение родного лица.
Еще одной персоной, расстроенной побегом этого молодого человека, был граф Ходдесдон. Он пришел обсудить пропажу с сестрой.
— Э-э, Вера…
Леди Вера Мейс предостерегающе подняла изящную ручку.
— Нет, Джордж, — сказала она, — больше ни пенни! Аристократическая выдержка лорда Ходдесдона дала сбой под давлением понятного раздражения.
— Что ты размахалась, как постовой на перекрестке? — хлестко сказал он. — Ты не регулировщик.
— Но и не кредитор.
— Я пришел не деньги одалживать, — нервно вскричал лорд. — Я пришел обсудить безрассудство Годфри.
— Годфри очень некстати подхватил свинку, — сказала леди Вера, которая была женщиной трезвомыслящей, — но я не вижу…
Лорд Ходдесдон скрипнул зубами. В детские годы он нашел бы выход своим эмоциям, стукнув сестрицу по затылку или дернув за косичку. Лишенный этого средства самоуспокоения императивом noblesse oblige[18] и тем фактом, что хорошо причесанная дама не носит косичек, он пнул стул. Ножка сломалась, и лорд почувствовал облегчение.
— Оставь ты этот проклятый стул, — сказал он в ответ на горестный жест леди Веры над обломками. — Есть вещи поважнее стульев. Я был у Годфри дома и выведал правду у Веннера. Никакой свинки у мальчика нет. Он переехал за город.
— Переехал за город?
— За город. Поселился там под фамилией Смит. В «Мирной заводи», Малберри-гроув, Вэлли Филдс. Так сказал Веннер. Он направляет туда корреспонденцию.
Леди Вера забыла про стул.
— Он с ума сошел! — вскричала она.
— Нет, — вынужден был признать лорд Ходдесдон. — Он скрывается от судебного преследования, у него на хвосте тысяча кредиторов. В свете этого факта его поведение вполне разумно. Во всяком случае, это умнее, чем болтаться по Лондону с приклеенной бородой. Безумно то, что он сообщил своей невесте, будто заболел свинкой.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Напряги интеллект, черт подери. Она приняла его предложение под влиянием момента, из каприза, поэтому нельзя было давать ей времени опомниться. А он заявляет, что свинку подхватил! Свинку! Нашел, что соврать. Сколько, по-твоему, девушка может хранить в памяти образ влюбленного рыцаря, ежели у нее перед глазами встает картина жуткой образины, раздутой, как футбольный мяч, да еще обложенной компрессами! Не удивлюсь, если ее чувства уже пошли на убыль.
— Джордж!
— С ума сойти можно. Подумать только, сколько у него было вариантов на выбор! У меня прямо кровь закипает. Проконсультируйся он со мной, я бы подсказал ему сотню версий. Он мог бы сказать, что собирается пройти в парламент и потому должен пожить за городом, чтобы заручиться поддержкой электората. Поди проверь. Или можно было бы придумать родственника, умирающего в Ирландии, Ментоне или на Мадейре. Так нет! Он идет и говорит, что его разнесло и он залег в постель. Не удивлюсь, если девушка уже переменила решение. Ты с ней встречаешься каждый день. Как она? Задумчива? Ты видела ее в мрачном настроении? В размышлениях? Она похожа на девушку, которая погрузилась в свои мысли и пришла к выводу, что совершила тяжкую ошибку?
Леди Вера передернулась
— Что за странные вещи ты говоришь, Джордж!
— Ничего странного, — возразил лорд Ходдесдон. — Я говорю как проницательный человек, который умеет смотреть вперед. Что ты тут видишь странного?
— Она и раньше бывала задумчивой. Очень даже.
— Господи!
— Да, я часто это замечала. Несколько раз, когда мы мирно обедали дома, я замечала, как по ее лицу пробегала тень задумчивости. Точно такое выражение бывает в глазках у моего дорогого Шам-Пу, когда он слышит звяканье кофейных чашек. Он так любит сахарок, который подают к кофе, лапочка моя.
— Избавь меня от твоего Шам-Пу, — нетерпеливо прервал ее лорд Ходдесдон, который не принадлежал к числу обожателей пекинеса своей сестры. — Если у тебя есть что сказать про Шам-Пу, поделись с ветеринаром. А пока сделай милость, сосредоточься на Энн Мун.
— Я просто сказала, что у нее было точь-в-точь такое выражение лица, как у Шам-Пу, когда он думает про сахарок. Словно она лелеет сладкую мечту.
— Ну ладно, черт подери. То есть, если она только и делает, что лелеет сладкие мечты…
Леди Вера разрушила зарождавшуюся у брата надежду. Лицо ее было очень серьезным.
— Рассуди сам, Джордж. Стала бы девушка, думающая о Годфри, выглядеть так, словно лелеет сладостную мечту?
— Господи, конечно, нет. Это правда. То есть! — вскричал лорд Ходдесдон, задрожав всем телом, когда страшный смысл этих слов дошел до него. — Не хочешь ли ты сказать?..
Леди Вера печально кивнула.
— Вот именно. Я боюсь, что Энн познакомилась с кем-то еще.
— Не говори таких ужасных вещей, Вера!
— Я в самом деле считаю, что это случилось. У меня сложилось впечатление, что она что-то обдумывает. А что ей обдумывать, кроме того, что она ошиблась, приняв предложение Годфри и ей следует разорвать помолвку, освободиться и выйти замуж за другого.
Лорд Ходдесдон стоически сопротивлялся сонму страхов, овладевавших им.
— Только не говори про «другого», как будто он действительно существует. Ты же не знаешь наверное. Это только догадка.
— Женская интуиция мне подсказывает, Джордж. Кроме того…
— Кто бы это мог быть? Где она с ним встретилась? Я знаю, что она ходит на ленчи и обеды, на танцы каждый день и встречает тысячи молодых людей, но они все как капля воды похожи на Годфри. Я даже их не различаю. И никто не различает. Они все выглядят одинаково, и думают одинаково, и говорят одинаково. Нельзя и помыслить предполагать, что кто-то из них вдруг ее чем-то очаровал. Если бы она пошла на турнир и воспылала страстью к победителю, какому-нибудь жеребцу с накачанными мускулами, это я бы смог понять. Но чего ради менять одного Бискертона на другого? Когда я давеча говорил, что она может разорвать помолвку, я вовсе не имел в виду, что она планирует брак с другим. Я просто опасаюсь, что она даст Годфри отставку и отчалит в Америку.
