Отважные капитаны. Сборник - Редьярд Джозеф Киплинг

топливо английским властям, мне нет до него решительно никакого дела. Он ответил: «Но ведь теперь мне придет конец. В этой богом забытой дыре не найти приличного врача. Я полагал, что, если сдамся на милость победителя, вы поступите со мной гуманно». — Я возразил, что ни о какой сдаче вообще речи нет. Будь он ранен на поле боя, да еще и в состоянии войны с Великобританией, я, быть может, взял бы его на борт, но при этом ни на йоту не отклонился бы от предписанного мне курса, чтобы высадить его на сушу. Но ведь он оставался нейтралом — то есть вообще не участвовал в игре. Понимаете, к чему я клоню?

Я приложил все силы, чтобы он уяснил мою точку зрения. А он принялся втолковывать мне, что довольно богат — владеет миллионом с четвертью, по его словам, — но его дела в беспорядке и ему необходимо изменить завещание. Я ответил, что сейчас в его положении очень много людей — и далеко не столь богатых. Тогда он поменял тактику и принялся взывать ко мне с позиций абстрактного гуманизма. «Если вы сейчас бросите меня здесь, мистер Маддингем, — прохрипел он, — то обречете меня на гибель. Причем столь же неизбежную, как если бы повесили меня собственноручно».

— Как интересно, — пробормотал Портсон. — Мне и в голову не приходило взглянуть на вас с такой точки зрения, Маддингем...

— Я и сам удивлен не меньше вашего, клянусь честью. Но вежливость — превыше всего, и я ответил: «Попытайтесь проявить благоразумие, сэр. Если бы вы избавились от своего топлива там, где намеревались, то обрекли бы на смерть многих людей, причем столь же неотвратимо, как если бы сами повесили их». — «Да, но ведь я этого не сделал, — возразил он. — И это свидетельствует в мою пользу». — «Это случилось отнюдь не по вашей воле, — заметил я. — У вас попросту не было иного выхода. Это война, сэр. Если вы согласитесь с этим, то поймете, что все остальное логическим образом вытекает из этого аргумента». — «Я и представить себе не мог, что вы относитесь к этому так серьезно, — заявил он мне. — Проявите хотя бы каплю милосердия. Ведь ваша сторона все равно одержит победу». — А я ответил ему: «Выслушайте меня внимательно! Я уже долго живу на белом свете, и не думаю, что моя совесть намного чище вашей, но здесь нет ничего личного — просто бизнес. Я ничего не могу для вас сделать».

— Пожалуй, вы переусердствовали, — критически заметил Тегг.

— А вот он понял, что я имею в виду, — ответил Маддингем, — и в тот момент для него это было самым главным. «В таком случае, я мертвец, мистер Маддингем», — сказал он. — «Это ваше личное дело, — ответил я. — Всего доброго». — И откланялся.

— И? — после некоторого молчания вопросил Уинчмор.

— Он умер. На следующее утро я заметил, что флаг на мачте нейтрала был приспущен.

Последовало долгое молчание. В кабинет заглянул Анри и улыбнулся. Маддингем знаком позвал его к себе.

—— Но почему же вы не помогли ему уладить личные дела? — осведомился Портсон.

— Потому что я выступал не от себя лично, не в качестве частного лица. Я провел на мостике три ночи и, — Маддингем достал из жилетного кармашка часы, — в это же время завтра я буду снова стоять на нем, будь оно все проклято! Моя машина уже подана, Анри?

— Да, сэр Фрэнсис. Мне очень жаль...

Гости рассыпались в похвалах прекрасному ужину, а когда комплименты иссякли, Анри заявил, что по-прежнему считает себя их должником. Как и его племянник.

— Вы едете со мной, Портсон? — поинтересовался Маддингем, с трудом выбираясь из-за стола.

— Нет. Мне надо в Саутгемптон, увы! Моя машина уже ждет.

— А я сначала на Юстон [93], а оттуда — на бережливый Север, — с содроганием проговорил Уинсмор. — Закажите мне такси, Анри!

Тегг улыбнулся.

— Мне полагалось бы сейчас крепко спать, но, если не возражаете, я бы доехал с вами до Грейвсенда, Маддингем.

— С радостью. А теперь предлагаю выпить на прощание, — предложил Маддингем. — Ваше здоровье! Тост обычный, если никто не возражает: будь прокляты эти нейтралы!

То, что оставил от него злостный бронхит, прибыло, по совету врача, на остров Стефано — жемчужину субтропических морей, лежащую на той широте над экватором, где попугаям селиться не свойственно.

И все же их там обнаружилось не менее трех, пронзительно вопящих в кедровых кронах. Он поинтересовался у юной леди, отлично знакомой с этим островом, как подобное возможно.

— Двое из них наши, — ответила она. — Мы раньше держали их на веранде, но они улетели, свили себе гнездо и вырастили птенца.

— И как выглядит маленький попугай?

— О, совсем как иудейский младенец. И я полагаю, что скоро их станет больше, — юная леди многозначительно улыбнулась.

* * *

Он наблюдал, как корабль его величества «Флореалия» входит в гавань. Корабль встал на якорь и отправил на берег командирскую шлюпку. На пристани бультерьер, де-факто являющийся старшим суперинтендантом полиции острова, втолковывал портовые правила главному псу со шхуны, прибывшей из Флориды с грузом древесины. Рядом стоял полисмен. Командирская шлюпка, высадив пассажира-инвалида, отчалила. Полисмен ясным голосом обратился к собаке:

— Пойдем-ка, Полли! Красотка Полли! Полли-Полли-Полли! Идем!

Команда шлюпки, похоже, заскрипела зубами, наблюдая за шествием полисмена и пса. Инвалид обменялся с полисменом парой слов и тоже захромал по главной улице к дальнему мелководному концу гавани, где чуть в стороне от главной дороги у мангровых зарослей и пуансеттий располагалась судоремонтная верфь.

Небольшой щенок, помесь фокстерьера с дворнягой, лежал на песке, словно приходя в себя от недавнего потрясения, прямо на пути пары темнокожих вест-индцев, пытавшихся втащить на верфь сорокафутовый шлюп, который уже добрую сотню лет занимался каботажной торговлей, а теперь явно нуждался в новом баллере [94] для руля.

— Дайте Лил отлежаться, — крикнул им мистер Рэндольф. — Разворачивайтесь лагом и перекиньте на причал сходни!

Затем он поздоровался с