Сотрясаясь от судорог смеха, он пополз по дороге. Коттедж. Свет в окне. Фермер за утренним завтраком. У Фрэнка вырвалось рыдание. Наконец-то!.. В ответ на стук фермер отворил дверь, поднял лампу и, едва взглянув на Фрэнка, с воплем ужаса захлопнул дверь.
Час спустя полисмен на мотоцикле обнаружил Фрэнка в канаве, в горячечном бреду.
— Еще один пьянчуга! — бодро отметил полисмен, опуская подпорку на заднем колесе мотоцикла, потом, наклонившись поближе и увидев наполовину спрятанное лицо Фрэнка, прошептал:
— О господи, боже милостивый!..
XI
Доктора утешили Фрэнка: да, правый глаз потерян совершенно, зато другой окончательно утратит зрение, пожалуй, только через год.
Бесс не вскрикнула, увидев его; она только прижала к груди дрожащие руки и замерла на месте.
Она секунду помедлила, прежде чем поцеловать то место, где прежде был его рот. Но голос ее звучал бодро:
— Пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Я достану работу, как-нибудь проживем. Я уже говорила с генеральным секретарем Общества. И подумай, как удачно, что ребятишки уже подросли и смогут читать тебе вслух!
Ему будут читать вслух — до конца его дней…
Пришел Элмер. Элмер бушевал.
— Ну, Фрэнк, это неслыханно! Ничего более возмутительного я не встречал в жизни! Будь уверен, уж и разнесу я их с кафедры, этих негодяев, которые так с тобой разделались! Хотя бы даже это помешало мне набрать денег на мою новую церковь. Слушай, у нас здесь будет шикарнейшее здание — махина по последнему слову техники, влетит в полмиллиона долларов, свыше двух тысяч мест… Но мне-то никто рот не заткнет! Я буду клеймить этих мерзавцев таким позором, что они у меня на всю жизнь запомнят!
То были, насколько известно, последние слова, сказанные Элмером Гентри по этому поводу — будь то в частной беседе или публично.
I
Преподобный Элмер Гентри сидел в своем дубовом, обитом испанской кожей кабинете огромной новой Уэллспрингской церкви.
Храм был построен из ярко-красного кирпича, отделан известняком. Готические окна, куранты на четырехугольной каменной колокольне, десятки учебных кабинетов для воскресной школы, спортзал, зал для общественных мероприятий со сценой и кинобудкой, электрическая плита на кухне, и над всем этим — вращающийся электрический крест и порядочный долг.
Впрочем, для погашения долга были приняты энергичные меры. Элмер оставил у себя в штате сборщика пожертвований, которого нанял еще во время кампании по сбору средств в строительный фонд. Имя этого крестоносца от финансов было Иммануил Навицкий, по слухам, отпрыск благородной католической польской фамилии, перешедший в протестантство. Он и вправду был самый ревностный христианин — кроме как, разве что, на еврейскую пасху. В прошлом он доставал деньги на постройку пресвитерианских храмов, постройку зданий ХАМЛ, конгрегационалистских колледжей и на множество других святых начинаний. Он составил картотеку на всех богатых людей города и творил с нею чудеса. Говорят, он первым из церковных дельцов додумался обращаться к евреям за пожертвованиями на строительство христианских храмов.
Да, Элмер мог со спокойной душою посвятить себя чисто духовным делам: Иммануил сделает все, чтобы погасить церковный долг.
Итак, он сидел в кабинете и диктовал мисс Бандл деловые письма. Ему повезло: брат мисс Бандл, староста его прихода, недавно скончался, так что скоро можно будет без особого труда отделаться от этой безвкусно одетой дамы.
Принесли визитную карточку: Лорен Латимер Додд, магистр искусств, доктор богословия, доктор права, ректор Эбернеси-колледжа — методистского духовного учебного заведения.
— Хм-м! — задумчиво промычал Элмер. — За деньгами явился. Это точно. Нет, этот номер не пройдет. За кого он нас принимает, черт побери! И вслух: — Идите же, мисс Бандл, зовите доктора Додда сюда. Замечательный человек! Выдающийся педагог! Вы знаете, конечно, — ректор Эбернеси-колледжа!
Бросив восхищенный взгляд на своего босса, у которого бывают такие знаменитые посетители, мисс Бандл со всех ног бросилась выполнять приказание.
Доктор Додд был пышущий румянцем мужчина с зычным голосом, значком Кивани-клуба[197] и рукопожатием, от которого трещали кости.
— Здравствуйте, брат Гентри, здравствуйте! Я так много слышал о ваших блистательных достижениях, что решился заглянуть к вам и отвлечь вас на минутку от работы! Какую вы создали великолепную церковь! Какой это для вас, должно быть, источник удовлетворения, гордости! Она… она великолепна!
— Спасибо, доктор! Очень рад вас видеть. Хм… Да. Так, стало быть, приехали посмотреть Зенит?
— Да, собственно говоря, разъезжаю по делам.
— (Ни цента не получишь, старый разбойник!) Навещаете бывших выпускников, должно быть?
— Отчасти. Видите ли, я…
— (Ни полцента, черт возьми! Скоро за мое жалованье возьмутся!)
— …хотел бы, с вашего разрешения, выступить с коротким словом на вашей воскресной службе и обратить внимание вашего славного прихода на ту большую работу, которая проводится в Эбернеси, и на нашу жестокую нужду. У нас сейчас как раз подобрался такой отличный состав, серьезные молодые люди и девушки… причем многие из наших юношей вольются в методистское духовенство. Но наша дотация так ничтожна, а тут еще расходы на новое спортивное поле. Хотя я рад заметить, что благодаря помощи наших друзей поле вышло превосходное, знаете, с прекрасным цементированным стадионом… Ну, а теперь у нас ужасающие финансовые затруднения. Достаточно сказать, что все химическое отделение ютится в двух комнатушках, в бывшем хлеву. И…
— Не могу, доктор. Невозможно. Мы еще не начинали выплачивать за эту церковь. Просить теперь у моих прихожан хотя бы один лишний цент! Нет, даже если бы речь шла о моей жизни. Вот, может быть, годика через два… Впрочем, откровенно говоря, — Элмер добродушно рассмеялся, — не понимаю, с какой стати уэллспрингским прихожанам жертвовать деньги колледжу, который такого низкого мнения об уэллспрингском пасторе, что даже не предлагает ему степень доктора богословия!
Святые отцы с абсолютно непроницаемыми лицами поглядели друг другу прямо в глаза.
— Разумеется, доктор, — продолжал Элмер, — мне предлагали эту степень, и не раз, но все, понимаете ли, маленькие, второстепенные колледжи. Мне как-то не слишком улыбалось соглашаться. Так что, видите, это вовсе не намек, что я хотел бы получить эту степень. Боже упаси! Просто я знаю, что моей пастве это было бы приятно. У прихожан появилось бы такое чувство, что Эбернеси-колледж для них как бы свой, родной.
— Простите мне невольную улыбку, — невозмутимо отозвался доктор Додд, — дело в том, что у меня к вам двойная миссия. Вторая ее часть состоит как раз в том, чтобы просить вас оказать Эбернеси честь, приняв от него звание доктора богословия!
Нет, они не подмигнули друг другу. Оставшись наедине с собою, Элмер с довольным видом потер руки: «А ведь, говорят, старичку Малону Поттсу «доктор богословия» обошелся в шестьсот кусков! Ну, так и быть, милый ректор, годика через два начнем собирать деньги для Эбернеси, начнем!..»
II
Часовня Эбернеси-колледжа была полна народу. В первых рядах наставники в церковном облачении, удивительно похожие на кресла, покрытые чехлами. На эстраде рядом с ректором и старшими преподавателями знаменитости, чьи заслуги сегодня отмечались присвоением почетных степеней.
Кроме преподобного Элмера Гентри, в числе знатных гостей были: губернатор штата, который начал свою карьеру адвокатом по бракоразводным процессам, впоследствии перестроился и помог корпорациям бытового обслуживания прибрать к рукам водную энергию штата; мистер Б. Д. Свенсон, владелец автомобильного завода, пожертвовавший большую часть суммы на постройку футбольного стадиона Эбернеси-колледжа, и прославленная Ива-Эвалин Мерфи, писательница, лектор, художница, музыкантша и ученый садовод, которая была удостоена звания доктора литературы за создание (безвозмездно) нового гимна Эбернеси-колледжа:
Мы будем помнить о тебе везде, везде, везде!
В горах, долинах и полях, на суше, на воде
В устах звенит, в сердцах горит,
Наш Эбернеси, пееее-е-есня о тебе!
Глядя в лицо Элмеру, ректор Додд торжественно возвысил голос:
— …А сейчас нам предстоит честь объявить о присуждении степени доктора богословия человеку, который в соседнем с нами славном штате Уиннемак трудится, как никто другой, внедряя в массы истинно религиозное вероучение, приумножая могущество церкви, являя в своей деятельности самые высокие образцы красноречия и эрудиции, — человеку, вся жизнь которого — вдохновляющий пример самоотверженного служения делу!