Иоанн Златоуст - Творения, том 2, книга 2

Почему они – бедны? Не потому, что Бог не мог ниспослать золотого дождя, но для того, чтобы бедность сделалась для тебя облегчением твоих прегрешений. "Великое – человек и драгоценное – человек милосердный"[1] (Притч.20:6). Смотри, сколь велика милостыня. Бог сравнивает сострадательного человека с самим Собой. "Итак, будьте милосерды", говорит Он, "как и Отец ваш небесный милосерд" (Лк.6:36). Если придет смерть, то сокровища остаются здесь. Почему же не предпосылаешь их для себя самого туда, чтобы в тот день бедные оказались ходатаями за тебя там, где нет ни ритора, ни защитника? Вот бедные показывают свои одежды и повязки и уносят тебя из огня. Не так солнце, освещая лед, заставляет таять, как милостыня, столкнувшаяся со множеством грехов, истребляет их. А чтобы ты понял высоту милостыни, подумай: что соединено с болыними трудами, чем девство? Ничто. Добродетелей много: одни – великие, другие – большие, третьи – меньшие, но ничто не представляет большей трудности, чем девство: оно борется с природой; эта война не имеет перемирия; это – сражение, никогда не имеющее мира, разве только по милости Христовой. Дева стоит, собирая огонь против самой себя и не горя; дева, стоя на угольях, не сгорает; находясь в пещи, не пылает, орошаемая, как три отрока; состязаясь с невидимыми силами, подражает Михаилу и соперничает с Гавриилом. В раю было девство и погублено змием. Поэтому в промежуточное время оно не являлось; а когда пришел рожденный от Девы Иисус Христос – Сын Божий, тогда оно явилось опять. Желаешь узнать высоту девства? Моисей разделил море, изменил воздух, низвел манну, и злословили на него из-за его собственной жены – эфиоплянки, за то, что он вступил с ней в брак (Числ.12:1). И Авраам, и Исаак, и Иаков, а также и Иосиф, хотя и целомудренный, однако, после того вступил в брак. Желаешь понять, сколь велико – девство? Христос, придя, не связал его необходимостъю, – возвеличив остальные добродетели, вместе с тем не возвеличил этой, для того, чтобы ты был увенчан в том случае, если будешь в ней преуспевать добровольно. Подвизающиеся в воздержании и нищете заботятся прежде всего о ней. "Ибо есть скопцы, которые родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного" (Мф.19:12), отсекши не члены, но удалив от себя необузданную похоть. "Кто может вместить, да вместит" (ст.12). И апостол, исчислив все добродетели, зная глубину этой, говорит: "относительно девства я не имею повеления Господня" (1Кор.7:25). Ты видел, как велико девство? И, однако, без милостыни оно не спасло; милостыни же без девства спасли. Пять юродивых дев, не имевшие елея, а только одно девство, не вошли в брачный чертог; они говорят мудрым: "дайте нам вашего масла" (Мф.25: 8). Справедливо же они названы юродивыми, потому что, преуспев в более трудном, они не совершили того, что не требовало труда, – низложили великого противника и были побеждены слабейшим. И когда пришел жених, то мудрые девы вошли в брачный чертог; также пришли и те – стуча; и он говорит им: "не знаю вас" (ст.12). Почему? Потому что видели меня алчущим, "и не дали Мне есть" (ст.42). Но да не будет, чтоб и мы услышали такой голос! Преуспевшим же в милостыне говорит: "приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира" (ст.34). Почему? Потому что соблюли девство? Никоим образом; но потому, что "алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен и в темнице, и вы посетили Меня" (ст.35-36). А чтобы ты понял, сколь велика милостыня, опять желаю напомнить вам эту историю. Было десять дев: пять мудрых и пять юродивых: и был голос в полночь. Встаньте, идет жених. Полночь – воскресение, когда ангелы пробудят всех нас. Встав же, "девы поправили светильники свои" (ст.7). А светильник – девство, которое есть нечто чистое, пламенное, светлое. Юродивые говорят мудрым: "дайте нам вашего масла". Мудрые говорят им: боимся, "чтобы не случилось недостатка и у нас и у вас" (ст.8-9) (не из зависти не дали, потому что там какая уже нужда в золоте, нет там ни богатого, ни бедного), но, отправившись, купите (ст.9). И кто – продавцы? Бедные; ты больше получаешь, чем даешь: даешь ты ему земное, а получаешь небесное. Итак, "когда пошли они покупать, пришел жених, и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились" (ст.10). Те же, придя начали стучать, и Он говорит им: "не знаю вас" (ст.12). Видишь, так как они милостыни не имели, то и потеряли труд девства и остались вне брачного чертога. Итак, поняв выгоду милостыни, будем, братие, творить ее, чтобы нам и попасть в брачный чертог, и насладиться вечными благами, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, с Которым слава Отцу, со Святым и Благим, и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

[1]Перев. проф. П.А.Юнгерова – ред.

Те, которые находятся в безопасности в тихих гаванях, всегда стараются помочь обуреваемым среди моря, насколько они могут, двумя способами: или, как избежавшие бурь и помнящие о страшных волнах и о тех бедах, какие с ними случились на море, сожалеют страдающих, или, если они еще не были носимы бурей по волнам, как бы усвояют себе те опасности по той причине, что им надлежит плыть по тому же самому морю и, испытав те же самые беды от волн, точно так же стремиться к гавани успокоения; они стараются, при помощи бесчисленных средств, если возможно, спасти весь корабль; если же нет, то заботятся о сохранении в живых хотя бы нагими тех, кто потерпел кораблекрушение, и надеются получить за то от Бога праведное мздовоздаяние. Но мне, несчастному, подвергшемуся самому тяжкому кораблекрушению и обуреваемому – не говорю: среди моря, а в глубине морского дна, и подобно рыбе, силящейся из глубины всплыть на горнюю по верхность, старающейся освободиться от находящихся в глубине ядовитых пресмыкающихся, – никто не помогает, конечно, потому, что относительно нас держатся такого взгляда, что мы никогда не можем допустить чего-либо в подобном роде; оказались же мы теперь в таком положении, чтоб поучиться из того, что терпим. Итак, честные отцы, не проявляйте в отношении ко мне, падшему и уничиженному, тех чувств, чтоб не испытать того же самим, но, увидев мою рану, убойтесь! И что еще мне сказать? Разве у вас не оказывается бумаги, досуга двух дней, труда одного вьючного животного? Конечно, подобно тому, как опытнейшие из врачей, всякий раз, когда коснутся и взглянут на имеющих в скором времени умереть, то перестают давать врачебные средства, но с помощью живых приготовляют тому, кто скоро имеет отойти, относящееся к его погребению и объявляют друзьям о смерти больного, хотя он еще и жив, делаясь возвестителями ужасного горя, и не опасаясь промахов со стороны их искусства, но руководствуясь авторитетным мнением, высказываются против больного, – точно так и ваша святость удержалась от утешения, перестала увещевать, позаботилась о том, чтобы собрание братства рассеялось, и всем, живущим в этих именно пределах, возвестила о нашей смерти так, чтоб это было передано даже и тем, кто обитает за пределами нашей страны. И для богобоязливых и возлюбленных братьев отсюда – ужасная скорбь, а для тех, кто относится к вере иначе, веселие и радость. Вообще говорите: "возгласила куропатка и собрала тех, которых не родила", [таков] творящий милость свою[1]; "на половине дней его оставят его и глупцом останется при конце своем" (Иер.17:11). Поэтому, увидев мою рану, честные отцы, убойтесь, и прежде всего постарайтесь вашими святыми молитвами упросить Благоутробного, чтоб человеколюбие Его дошло даже до нас, как выше сказано, упавших на дно морской глубины и в средину ада; потом не замедлите помочь и доброй беседой. Еще дерзаю надеяться на вашу любовь: "брат от брата вспомоществуемый" (Притч.18:19). Я знаю, что вы не досадите, но скорее помолитесь и, увидев мою рану, побоитесь. Но не подумайте, что я показываю опыт своих ораторскпх талантов или сочиняю поучение; нет, клянусь вашей любовью; примите же меня, как ощущающего боль от великой раны и страх вечного наказания, и желание вечных благ, о которых я и слышал, и которых вкусил, среди которых и прожил некоторое время прежде, чем я был ранен врагами. Увидев это, те коварные позавидовали к, положив западни со всякого рода хитростями, воздвигли победный трофей. Поэтому каждый из вас, увидев мою рану, пусть убоится, и проводящий жизнь среди благ, о которых сказано выше, имея кругом страшных и великих врагов, пусть замечает вокруг себя злоумышления, направленные к тому, что лишить его этого сокровища; а тот, кто еще не вкусил, но старается вкусить, – как имеющий многих и великих врагов, препятствующих ему, – пусть соблюдает осторожность. Но возвратимся к вопросу, подлежащему обсуждению, и испросим от вашей любви того, что полезно нам. Под влиянием удовольствия от речи мы понемногу воодушевились, хотя и не нанесли вреда бегущим, лучше же сказать – укрепили их. Ваша победа над врагом делает его более слабым, а нас побуждает, взяв оружие, опять идти на подвиги, не обращаясь в бегство из-за страха пред своей раной, но под влиянием веселого расположения духа, возбуждаемого вашей победой, устремляясь на ристалище более мужественно. Итак, опять, как уже часто я просил, и теперь отважился обратиться с просьбой к вашей богобоязненности, чтоб вы удостоили послать ваши молитвы, на подобие уды, в глубину морскую и там привлекли к себе смертную рыбу и ввели ее в невод, из которого сильными и ужасными волнами я был ниспровергнут на дно морское, – и чтоб, увидев мою рану, убоялись. Это я постарался написать для напоминания вашей любви, хотя и не говорю достойно предмета. О, если бы возможно было, чтоб я, став на оконечности высоких гор, вострубил своими устами и, на подобие грома, разослал бы по всему миру мой грех в триумфальном шествии и не оставил бы без внимания привлечения вселенной на помощь моему преуспеянию. Но это – дело невозможное, потому что я – человек, имеющий слабый голос, и недолговечен. Впрочем, увлекаемый словом, я осмелюсь припомнить божественные Писания, и сказать согласно с ними. "Грешнику", говорит (Писание), "говорит Бог: что ты проповедуешь уставы Мои?" (Пс.49:16). Теперь поистине могу громко произнести то пророческое изречение и сказать: "кто даст голове моей воду и глазам моим – источник слез! я плакал бы о пораженных дщери народа моего" (Иер.9:1). Если Иеремия людей, пораженных на войне в тела, считал достойными бесчисленных рыданий, то что мог бы иной сказать относительно столь великого несчастья души? "Пораженные мои[2] не мечом убиты и не в битве умерли" (Ис.22:2). Не о мертвых телах говорит он, но о жале истинной смерти, то есть, оплакивает тяжкий грех и раскаленные стрелы лукавого, варварски сожигающие души вместе с телами. Сильно стенают законы Божии вместе со святыми духами о столь великом страдании и взирая на меня. И для меня, друзья, конец тех сладких слов стал горек, и мне необходимо опять скорбеть о том, по поводу чего надлежало бы радоваться, так как, взяв члены Христовы, я сделал их членами блудницы. Кто при этом не сказал бы, заплакав: "как сделалась блудницею верная столица?" "Подивилось сему небо, и содрогнулась, и ужаснулась" земля, "говорит Господь" (Ис.1:21;Иер.2:12). Но благоволите, честные и святые отцы, вспомнить о моем прекрасном исповедании, какое я проявлял пред лицем Бога и ангелов, и людей. Чуждые, войдя в дом, стараются возбуждать великие беспокойства, чтоб произвести забвение даже самого исповедания; но по молитвам вашей любви Господь Саваоф оставил нам семя воспоминания, по каковой причине память, потопляя сердце печалью, удерживает слово и падающая слеза ослабляет голос, всякий раз как придут мне на ум те ужасы, какие со мной приключились, всякий раз, как мне придет на ум, что, дав исповедание Христу, я оказался в подчинении у антихриста, всякий раз как мне придет на мысль, что, начав духовным, я соделался плотским. Горе мне уничиженному и отпавшему, горе из-за той печали, какой я терзаюсь, из-за стыда и безответной защиты! Рожденный для жизни я предан смерти. Окажите мне сострадание, милостивые отцы и врачи, окажите сострадание, возрыдайте обо мне и оплачьте меня пораженного приманками ядовитой ехидны; возрыдайте обо мне и поскорбите о вас самих, прежде чем нанесен удар; слезы ваши да будут оплотами против того врага; уделите мне обильную слезу владеющие этим даром, так чтобы она вторглась в сердце и изгладила начертанные грехом законы. Так! Прошу вас, очистите его для начертания в нем законов царских, законов духовных, законов небесных. Господь Саваоф оставил у меня семя веры для того, чтоб мне не сделаться совсем Содомом. Помолитесь же вместе со мной, милостивые и добросердечные отцы, чтоб я мог быть спасен покаянием вместе с ниневитянами. Пролейте обо мне слезы и восскорбите, подобно пророку Ионе – сделавшись для меня возвестителями. Тот не был лжецом, как и вы не лжецы, но благоутробие человеколюбивого Бога опечалило одного, дабы не погубить многих. Однакож, и тот был опечален не вследствие ненависти к людям, но из опасения, чтоб долю человеколюбия не превратить в клевету на Пославшего, как будто бы лжеца. Ваша же любовь не такова; но я знаю, что вы сорадуетесь, всякий раз как бывает на небе радость по причине раскаяния одного грешника, и непрестанно молитесь, чтоб человеколюбие Бога восприняло погибающие члены, так как вместе с ними страдают и все члены. Наконец, побеседую сам с собой и о том, что могло бы быть сказано со стороны вашей любви, как бы тайно получив слова от некоторой невидимой силы. Днем и ночью, держа в памяти дела утешения со стороны вашей любви, я стараюсь ободрить себя, имея в качестве помощи вашу молитву; и ежедневно увещание со стороны вашей любви, как бы возле находящееся учение, бывает для моей души утешением, доказывая пламенность вашей святой молитвы, – при чем блаженный Иезекииль упрекает меня и говорит, воспоминая о прежних благодеяниях: "проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, и вот, это было время твое", время потопляющих тебя; "и простер Я воскрилия [риз] Моих на тебя, и покрыл наготу твою; и поклялся тебе и вступил в союз с тобою, говорит Господь Бог, – и ты была Мне весьма прекрасна. Омыл Я тебя водою и смыл с тебя кровь твою и помазал тебя елеем. И надел на тебя узорчатое платье, и обул тебя в сафьяные сандалии, и опоясал тебя виссоном, и покрыл тебя шелковым покрывалом. И нарядил тебя в наряды, и положил на руки твои запястья и на шею твою ожерелье. И дал тебе кольцо на твой нос и серьги к ушам твоим и на голову твою прекрасный венец. Так украшалась ты золотом и серебром, и одежда твоя [была] виссон и шелк и узорчатые ткани; питалась ты хлебом из лучшей пшеничной муки, медом и елеем, и была чрезвычайно красива. И пронеслась по народам слава твоя ради красоты твоей, потому что она была вполне совершенна при том великолепном наряде, который Я возложил на тебя, говорит Господь Бог. Но ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего, отдаваясь ему. И взяла из одежд твоих, и сделала себе разноцветные высоты, и блудодействовала на них, как никогда не случится и не будет. И взяла нарядные твои вещи из Моего золота и из Моего серебра, которые Я дал тебе, и сделала себе мужские изображения, и блудодействовала с ними" (Иез.16:8-17). Блаженный же Иеремия взывает и говорит об этом: "разве, упав, не встают и, совратившись с дороги, не возвращаются?" "Разве нет бальзама в Галааде? разве нет там врача?" (Иер.8:4,22)? Ибо "после того, как она все это делала, Я говорил: "возвратись ко Мне"" (Иер.3:7). Но при этом я боюсь, чтоб ваша богобоязненность когда-либо не подумала, что мы излагаем как бы учение. Нет, клянусь вашей надеждой, которую имеете пред Богом; но подобно тому как мучимые ужасными страданиями, если поручат лечение своей болезни врачам, то надеждой на их врачебные средства утишают свои боли, точно так и я вследствие беседы с вашей любовью: раны как бы уже улучшены, стал более обнадеженным, потому что самая память о вашем утешении незаметно рождает в сердце свет. Поэтому прошу вас, божественное собрание христиан, святое сонмище, священный народ, помолитесь за меня ко Господу, так как я уже не выношу своего пребывания вне стада, вне невода, вне духовной ограды, но желаю быть внутри виноградника, внутри брачного чертога, внутри рая, чтоб в нем оказаться и вместе с вами. И, увидев мою рану, убойтесь; я не стыжусь признаваться, не ленюсь и часто говорить об этом; я стыдился, когда мне было стыдно. И, прочитав мое письмо, разошлите по всему братству, непрестанно молясь об обращении грешника с пути заблуждения, чтобы вам спасти и свои души и покрыть множество грехов. Здесь, наконец, положу предел своему слову. К тебе же, честнейший и боголюбезнейший брат и отец, у меня – речь потому, что я никогда не сомневался записать тебя в отцы, и воздать права старшинства, как брату. От тебя я домогаюсь несколько большего, чем от всего братства, подобно тому как юные дети, даже если и непристойно резвятся у груди отцов, никогда не опасаются быть прогнанными из отеческого сердца, полагаясь на преизбыток отческого расположения. Но для меня и здесь замедление, и я переношу, может быть, достойное наказание за дела; однако, вспомни обо мне сам, боголюбезнейший отец Златоустый, чтоб тебе как-либо не получить наказания за безжалостность у праведного Судии – Бога. Богу известно, как при воспоминании о твоей сладости слезы препобеждают рассудок и задерживают слово. Поэтому здесь я и прекращу речь. Бог же будет Судьей между мной и тобой, сладчайший и боголюбезнейший отец Златоустый, потому что Его одного только – слава и держава во веки веков. Аминь.