— Никто сюда не заходил, кроме меня и Эльзы, — сказала управляющая.
— Я просил Эльзу никого ко мне не впускать.
— Вы должны были меня предупредить. — У нее было квадратное тяжелое лицо, к тому же еще обезображенное какой-то болезнью. — Вообще у нас в отеле никто не ходит по чужим комнатам, кроме прислуги, и то по делу.
— И все-таки кто-то интересовался моими бумагами.
— Эльза, ты трогала документы джентльмена?
— Конечно нет.
Управляющая повернула к нему свою квадратную, усеянную красными прыщами физиономию — эдакая старая щербатая крепостная башня, еще способная выдержать атаку неприятеля.
— Итак, вы, безусловно, ошиблись, если вы, конечно, верите этой девочке.
— Ей я верю.
— Значит, и говорить больше не о чем. Тем более что все на месте, ничего не пропало.
Он не ответил. Не стоило продолжать спор. Во-первых, она действительно ничего не нашла. А во-вторых, кому бы она ни служила — людям, на стороне которых был Д., или противнику, все равно Д. обязан был жить в этом отеле — так предписывала инструкция.
— А теперь вы, может быть, все-таки позволите мне сказать, ради чего я поднималась сюда: какая-то дама желает поговорить с вами по телефону. Телефон — в холле.
Он переспросил с удивлением:
— Дама?
— Насколько я могу судить...
— Она назвала свое имя?
— Нет.
Повернувшись, он заметил взволнованный взгляд Эльзы и подумал: «Господи, только этого еще не хватало — детской влюбленности». Шагнув к двери, он тронул ее за рукав и сказал:
— Мне ты можешь доверять.
Четырнадцать лет — ужасный возраст: так много знаешь и так мало можешь. Если это и есть их цивилизация — людные улицы, богатые витрины, дамы, идущие стайками пить кофе к «Буссару», мемуары фрейлины при дворе короля Эдуарда, и тут же рядом гибнущий, тонущий в этой пучине ребенок — нет, тогда он предпочитает варварство, разбомбленные улицы, очереди у продовольственных магазинов. Там самое худшее, что ждет ребенка, — это смерть. Да именно ради таких, как Эльза, он боролся, чтобы подобная «цивилизация» не вернулась в его страну.
Он взял трубку.
— Алло. Простите, кто это?
Голос, раздраженный ожиданием, ответил:
— Это Роз Каллен.
«Что бы это значило? — подумал он. — Неужели они, как в дешевых романах, ставят ему ловушку с красоткой для приманки?»
— А-а... Надеюсь, вы благополучно добрались до вашего Грин-коттеджа.
Только Л., один-единственный, мог дать ей его адрес.
— Конечно добралась. Но послушайте...
— Я сожалею, что был вынужден оставить вас в столь сомнительной компании.
— Ладно, не валяйте дурака. Вы правда вор?
— Я начал угонять машины раньше, чем вы появились на свет.
— У вас действительно назначена встреча с моим отцом?
— Это он вам сказал?
Из трубки вырвался нетерпеливый возглас:
— Вы думаете, мне нечего больше делать, как болтать с отцом? О встрече написано в вашем блокноте, который вы выронили.
— И адрес отеля тоже был в блокноте?
— Да.
— Не худо бы получить его обратно — я имею в виду блокнот. Он мне трогательно напоминает о других моих кражах.
— О, ради бога, — сказал голос, — не нужно так...
Он оглядел маленький гостиничный холл: азиатские ландыши в высокой напольной вазе, в углу стойка для зонтиков, напоминающая формой гильзу артиллерийского снаряда. У него на родине валяется столько гильз, что их хватило бы на весь мир. Пустые снарядные гильзы на экспорт! А что, отличный подарок к рождеству — со вкусом выполненная стойка для зонтиков, присланная из полуразрушенного города.
— Вы что там, уснули? — спросил голос в трубке.
— Нет, я просто жду, чем это кончится. Ваш звонок, признаться, меня несколько удивил. Последняя наша встреча произошла, как вы помните, при странных обстоятельствах.
— Я хочу поговорить с вами.
— Серьезно? — Если бы знать точно — работает она на Л. или нет.
— Но не по телефону. Может быть, поужинаем сегодня вечером?
— Вы ведь знаете, что у меня нет для этого подходящего костюма.
— Ну, пойдем, куда вы захотите, в какое-нибудь местечко поскромнее.
Странно, но в голосе Роз Каллен слышалось несвойственное ей волнение. Если она в сговоре с Л., тогда, конечно, можно понять ее состояние — у них оставалось слишком мало времени. Его встреча с Бендичем была назначена на завтрашний полдень. Если он встретится с ней, пожалуй, беды от этого не будет. Если, конечно, он не потащит с собой свои рекомендательные письма, пусть даже запрятав их в носок. С другой стороны, и оставлять их нельзя — они могут снова обыскать его номер... Тут было над чем подумать.
— Где мы встретимся? — спросил он.
— У остановки «Рассел-сквер», ровно в семь, — быстро ответила она.
Это звучало вполне невинно.
— Вы не знаете человека, которому нужна хорошая горничная? Может быть, вам или вашему отцу?
— Вы с ума сошли?
— Ничуть. Ладно, поговорим об этом вечером. До свидания.
Он медленно поднялся к себе в номер. Рисковать он не хотел. Рекомендательные письма необходимо спрятать. Нужно продержаться только двадцать четыре часа, после чего он свободен — свободен вернуться к своему истерзанному бомбежками и голодом народу. Нет, конечно же они не собираются подсунуть ему любовницу — только персонажи мелодрам поддаются на такие трюки. К тому же в мелодрамах тайный агент никогда не бывает усталым, безразличным к девушкам человеком, влюбленным в свою покойную жену. А если Л. поклонник мелодрам? В конце концов, он представитель аристократии — все эти маркизы, генералы и епископы живут в собственном странном мире, где они бренчат орденами и медалями, которыми награждают друг друга. На остальной мир они смотрят, как рыбы сквозь стекла аквариумов. Даже по своим физиологическим особенностям они принадлежат к одному виду, роду, семейству. Так что вполне возможно, что они черпают свои представления о внешнем мире — о людях мыслящих и работающих — именно из мелодрам. Было бы ошибкой недооценивать невежество правящего класса. Сказала же Мария-Антуанетта о бедняках: «У них нет хлеба? Пусть едят бриоши».
Управляющая ушла. Возможно, она слушала его разговор с Роз через отводную трубку. Эльза с яростным усердием наводила чистоту в коридоре. Он остановился и с минуту понаблюдал за девочкой. Рискнуть? Кто не рискует, тот не выигрывает.
— Загляни-ка ко мне в номер на минутку. — Она вошла, и он плотно затворил за ней дверь. — Я буду говорить шепотом, чтобы она не подслушала.
И снова его поразил ее преданный взгляд. Господи, ну что он такого сделал, чтобы заслужить ее преданность? Немолодой иностранец, со шрамом на лице, с которого он только что смыл кровь. Ну, сказал несколько добрых слов, но неужели слова эти были для нее такой редкостью, что вызвали этот волшебный отзвук в ее душе?
— Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала.
— Я все сделаю, — сказала она.
Вот точно так же, подумал он, она предана и Кларе. Что же это за жизнь такая, если ребенок за неимением лучшего вынужден дарить свою любовь старику иностранцу и проститутке.
— Ни одна душа не должна об этом знать. У меня тут есть кое-какие бумаги, за которыми охотятся нехорошие люди. Мне нужно, чтобы ты подержала их у себя до завтра.
— Вы шпион?
— С чего ты это взяла?
— А мне все равно, кто вы, — сказала она.
Он уселся на постели и снял туфли. Она следила за ним как зачарованная.
— А вот той леди, которая по телефону... — начала она.
Держа носок в одной руке и бумаги в другой, он взглянул на Эльзу:
— И она не должна знать. Только ты и я.
Лицо ее просияло, словно он преподнес ей бриллиантовое кольцо. Он тут же раздумал расплачиваться с ней деньгами. Позже, перед отъездом, он сделает ей какой-нибудь подарок, который она, если захочет, продаст, но сам он не унизит ее, давая ей деньги.
— Где ты будешь это хранить?
— Там же, где и вы.
— Никто не должен об этом знать.
— Могу перекреститься.
— Лучше спрячь бумаги сейчас же, сию минуту.
Он отвернулся и стал смотреть в окно. Прямо под ним растянулись большие золоченые буквы названия гостиницы. Сорок футов отделяло его от покрытой изморозью мостовой, по которой медленно ехал фургон с углем.
— А теперь, — сказал он, — я опять прилягу поспать.
Он мог позволить себе спать до вечера.
— А вы поесть не хотите? Сегодня обед неплохой — тушеное мясо по-ирландски и пудинг с патокой. Поедите и согреетесь, — сказала она. — А я вам побольше кусочек подложу, когда она отвернется.
— Я еще не привык к вашим огромным порциям, — сказал он. — Там, у себя, мы отвыкли так есть.
— Есть-то все равно надо.
— А мы нашли способ подешевле — вприглядку. Глядим на журнальную цветную картинку, где еда нарисована...
— Ну, это вы загибаете, сэр. Я вам не верю. Вам надо поесть. Если вы из-за денег...
— Нет, не в деньгах дело. Я обещаю тебе хорошо поесть вечером, а сейчас все, что я хочу, — это поспать.
