— Наконец-то до моего сознания дошло… Это рассказ о том, какой тяжелый труд совершил Бог, чтобы создать Человека…
У меня не было слов для ответа.
— Мне казалось, я хорошо понимаю ценность — Человека, но… когда мне открылось, сколь тяжелым был труд Бога по его созданию, это понимание стало более глубоким.
Разговоры в таком духе происходили довольно часто, в них нет ничего удивительного. К примеру, помню, кто-то сказал мне недавно:
— Любого человека — хорошего или плохого, нищего ли, императора ли — Великая Природа одинаково, как возлюбленных чад Своих, прижимает к своей груди, защищает, наделяет каждого их собственной судьбой и дарит свою любовь. Поэтому, что бы ни случилось, не надо отчаиваться, всем надо радоваться и прилагать усилия для самосовершенствования. Это и будет еще одним доказательством ценности человека…
Так что я невольно улыбнулся высказыванию Ямамото.
— Я пришел, решившись поговорить с вами, — сказал он, — но вы встретили меня с улыбкой, и я тут же утратил всю решимость… Не знаю, что и сказать… Когда я впервые осознал, что Человек, главный герой «О начале Начала», — это я сам, то понял многое… Но вот пришел сюда — и не нахожу слов.
— Одно то, что ты смог предположить такое, уже похвально.
— Великая Природа, создав Человека, хотела наслаждаться его жизнью в радости… Впервые осознав, что, создав Человека, она, по сути, создала меня, я глубоко задумался о себе… Радовал ли я Бога? Сколько прошло веков, сколько сотен миллионов лет, а люди только усердно стараются выжить, им все это время было не до того, чтобы жить в радости. Другими словами, они жили не как люди, а скорее как животные. Видя это, Бог-Родитель Великой Природы, волнуясь за людей, не мог не только наслаждаться, но и радоваться, поэтому он предпринимал неимоверные усилия; избрав тех, кого потом стали называть святыми, он велел им проповедовать людям… Святые много страдали, но безрезультатно… Поэтому в конце концов Бог-Родитель Великой Природы, не в силах смотреть, как живут люди, сделал предупреждение, предсказав, что на стопятидесятый год со времени основания учения, когда Он снизошел на Мики Накаяма, Основательницу Тэнри, Он явит себя миру, и поэтому следует спешить жить в радости… как этого требует Бог. А вчера я вспомнил, что стопятидесятая годовщина была в 1987 году. Если посмотреть на развитие мира с тех пор, в особенности на развитие цивилизованных стран в последнее время, то, даже будучи неверующим, подумаешь: не работа ли это живого Бога, не его ли помощь… До сих пор мы рассматривали развитие мира как явление социального характера, поэтому были спокойны, но теперь, как человек, я чувствую свою ответственность и страдаю…
Я слушал его, не прерывая, поскольку полагал, что слушать молча обязывает вежливость. Потому что, только высказывая вслух свои чувства и мысли, он мог упорядочить их… Проговорив без малого час, он замолчал и взглянул на меня — то ли выговорился, то ли почувствовал себя неловко.
— Я хорошо понял тебя, — сказал я.
— А как именно?
— Ну, в общем, это был призыв: давайте любить Природу, давайте защищать Природу.
— Любить Природу… Я не говорил этого.
Произнеся эти слова как бы самому себе, он ушел, а я, повинуясь приказу Великой Природы, уединился в своем кабинете и принялся усердно, с пером в руке, возделывать бумагу.
После этого Сампэй пришел через четыре дня. Мне показалось, что лицо его загорело. Он рассказал, что в сопровождении молодого человека на его машине два дня путешествовал по префектуре Тиба и был потрясен.
Близкий друг предоставил ему возможность погонять мяч на площадке для гольфа, заявив, что в префектуре Тиба их много и все они в хорошем состоянии.
Сампэй в легком расположении духа после долгого перерыва попытался запустить маленький белый шарик, но сперва потерпел неудачу. Лишь на третий раз наконец он запустил мяч примерно на сто метров.
— Ну а теперь вы, господа. — С этими словами он, передавая клюшку для гольфа молодым людям, прежде всего обратился к самому старшему из них, но так как тот колебался, Сампэй с улыбкой отдал клюшку самому молодому.
Тот сделал попытку, и его мяч пролетел всего пятьдесят метров. Тогда старший поспешно сказал:
— Вы посмотрели состояние газона на поле для гольфа… Но, чтобы насладиться гольфом, нужно выбрать площадку получше.
Усадив Сампэя в машину, молодые люди одну за другой показали ему множество площадок, а к вечеру, после того как он проверил состояние газонов, прибыли в одну из гостиниц при площадке для гольфа и там провели ночь. Он был поистине ошеломлен тем, что гостиница оборудована как самый современный отель.
В результате Сампэй обследовал состояние газонов на более чем двадцати двух площадках, он осмотрел каждую, но на самом деле хватило бы и одной. Сампэй стал подозревать, что, возможно, мой рассказ об этих площадках в моей последней лекции и стал причиной того, что его туда вытащили.
На следующий день тот же самый человек на той же машине приехал за ним с предложением показать остальные площадки для гольфа в префектуре Тиба. Сампэй послушно последовал за ним, хотя, как и накануне, это было довольно скучно. Но часа через полтора они вышли к месту, откуда совсем близко виднелось море.
Сампэй, как и я, родился и вырос на морском побережье в Нумадзу и питает к морю глубокие чувства, поэтому, сев на стоявшую там старую скамейку, он смотрел на море и никак не мог насмотреться.
Его спутник, не выдержав, стал торопить его, мол, тут поблизости есть место с еще более красивым видом на море.
— Я удивлен, что все площадки для гольфа оборудованы одинаково. Смотреть дальше нет необходимости. А так как завтра у меня встреча с профессором С. в Накано, мне бы уже хотелось потихоньку двигаться домой, — сказал Сампэй.
Его гид терпеливо ждал, когда он встанет со скамьи, но так как Сампэй не выказывал такого желания, молодой человек взглянул на него внимательнее и увидел, что тот, прослезившись, вытирает платком глаза.
Гид испугался, что старик переутомился, а тот, помолчав немного, сказал:
— Похоже, что вы устали, так что будем считать, что проверка закончена… Эта префектура хоть и называется Тиба, по сути не имеет отношения к жителям Тибы… Площадки для гольфа разбиты примерно в шестидесяти местах, и все эти земли — собственность членов гольф-клуба. Сегодня суббота, на гольф-площадках как никогда оживленно… Однако людей, играющих в гольф, здесь почти нет…
И вспомнил Сампэй, как, будучи учеником старших классов, во время осенних военных сборов он с ребятами приходил сюда. Тогда везде вокруг была нетронутая равнина, ребята упали тогда на цветущую осеннюю траву и, отдыхая, смотрели в красивое голубое небо.
Сколько лет прошло с тех пор… После долгой тяжелой войны ценой поражения пришли к миру… Казалось, что оправиться от поражения в войне просто невозможно, но в таком случае что же такое нынешнее процветание Японии?.. Тем временем сам он изучал забытый людьми буддизм и для своих исследований дважды ездил в Германию и Францию, стал известен в Западной Европе как ученый-буддолог и в Токио в первоклассных университетах читал лекции. И вдруг опомнился и с удивлением понял, что подошел к тому возрасту, когда следует уходить в отставку. Примерно за один год он привел в порядок свои дела и почувствовал облегчение. И тут его как раз пригласили. «В мирное время осуществлена великая Революция», — сказали ему. И позвали сюда осмотреть великолепные площадки для гольфа.
— Мы еще не все осмотрели, сэнсэй, но все площадки похожи… Как поступим? Может быть, на этом закончим и я отвезу вас домой? Ведь документы по проверке можно и дома подписать, — предложил его спутник.
Сампэй словно бы очнулся от сна, обнаружив себя на зеленой непозволительно роскошной площадке для гольфа, с которой немного было видно море.
— Этот газон великолепен, он — как часть сада, но при этом выращен на ядохимикатах, и деревья в будущем тут не вырастут. Зная об этом, почему японцы так безрассудны, зачем они устраивают все эти площадки?
Его спутник был занят тем, что подзывал машину, и не слишком прислушивался к его словам, а Сампэй, остро ощутив желание вернуться к природе, глубоко вздохнул, как будто вспомнив что-то.
— Вы говорите, что хорошо было бы вернуть все эти площадки для гольфа в первозданное состояние?.. Но, сэнсэй, это труднее, чем заново родиться! — засмеявшись, сказал его спутник, когда они уселись в машину.
— Если бы можно было… Сколько бы я ни рождался заново, всякий раз мечтал бы об этом, — как бы самому себе сказал Сампэй и закрыл глаза. Его рассердило то, что они гордятся этим пейзажем, считая его райским, на самом же деле на него было больно смотреть, ведь оторванный от природы пейзаж этот скорее напоминал ад.
