Резко поворотив машину на выезде из парка, он сказал:
— Когда приезжает маленький Джон?
— Сегодня.
— Тебе ничего не нужно для него? Я могу привезти в субботу.
— Ничего не нужно: но, может быть, ты приедешь одним поездом с Флёр в час сорок.
Вэл пустил форд галопом; он всё ещё правил машиной, как правят в новой стране по дурным дорогам: не соглашаясь на компромиссы и у каждой рытвины ожидая царствия небесного.
— Вот маленькая женщина, которая знает, чего хочет, — сказал он, — ты в ней это заметила?
— Да, — сказала Холли.
— Дядя Сомс и твой отец… Не вышло бы неловко!
— Она этого не знает, и Джон не знает, и, конечно, не надо им ничего рассказывать. Всего только на пять дней, Вэл.
— Семейная тайна! Запомним.
Если Холли сочла это достаточно безопасным, значит так оно и есть. Хитро скосив на Вэла глаза, она сказала:
— Ты заметил, как она ловко навязалась к нам?
— Нет.
— Очень ловко. Какого ты мнения о ней, Вэл?
— Хорошенькая и умная; но она, сдаётся мне, выбросит седока из седла на первом же повороте, если её разгорячить.
— Никак не решу, — пробормотала Холли, — типична ли она для современной молодой женщины. Новая стала родина, трудно что-нибудь понять.
— Тебе? Но ты всегда так быстро во всём разбираешься.
Холли засунула руку в карман его пальто.
— С тобою и другим всё становится ясно; — сказал Вэл, точно почувствовав поощрение. — Что ты думаешь об этом бельгийце, Профоне?
— По-моему, довольно безобидный чертяка.
Вэл усмехнулся.
— Мне кажется, что для друга нашей семьи он странный субъект. Впрочем, наша семья идёт довольно-таки диким фарватером: дядя Сомс женился на француженке, твои отец — на первой жене Сомса. Наших дедушек хватил бы удар.
— Не только наших, дорогой.
— Машина явно просит кнута, — заметил вдруг Вэл, — на подъёме не желает подбирать под себя задние ноги. Придётся мне пустить её под гору во весь опор, не то я опоздаю на поезд.
В лошадях было нечто такое, что помешало ему по настоящему полюбить автомобиль, и всегда сразу чувствовалось, правит ли фордом он или Холли. На поезд он поспел.
— Будь осторожна на обратном пути; дай ей волю, и она сбросит тебя на землю. До свидания, дорогая.
— До свидания, — отозвалась Холли и послала воздушный поцелуй.
В поезде, после пятнадцати минут колебания между мыслями о Холли, утренней газетой, любованием природой в этот ясный день и смутными воспоминаниями о Ньюмаркете, Вэл ушёл с головой в дебри маленькой квадратной книжечкой — сплошь имена, родословные, генеалогия лошадей, примечания о мастях и статях. Живший в нём Форсайт склонен был приобрести лошадь определённых кровей, но решительно изгонял свойственный Дарти азарт. Вернувшись в Англию после выгодной продажи своей африканской фермы и конского завода и заметив, что солнце светит здесь довольно редко, Вэл сказал самому себе: — «Мне просто необходимо найти какой-то интерес к жизни, иначе эта страна нагонит на меня зелёную тоску. Охота не спасёт. Буду разводить и объезжать лошадей». С решительностью и остротой наблюдения, сообщаемой человеку длительным пребыванием в новой стране, Вэл установил слабые стороны современного коневодства. Людям сейчас импонирует мода и высокая цена. Нужно покупать за экстерьер, родословную побоку. А он тут сам готов поддаться гипнозу определённых кровей. Полуосознанная, слагалась у него мысль: «Этот проклятый климат заставляет человека бегать по кругу. Всё равно, я должен завести у себя лошадь линии Мэйфлай».
В таком настроении прибыл он в Мекку своих упований. Народу было немного, день выдался благоприятный для тех, кто смотрит на лошадей, а не в рот букмекеру, и Вэл прошёл прямо в паддок. Двадцать лет жизни в колониях освободили его от дендизма, привитого воспитанием, но сохранили в нём изящество наездника и наделили его острым глазом на то, что он называл «показным добродушием» некоторых англичан и «вертлявым попугайством» некоторых англичанок — в Холли не было ни того, ни другого, а Холли была для него образцом. Наблюдательный, быстрый, находчивый, Вэл во всякой сделке, в выпивке, в покупке лошади шёл прямо к цели; он наметил себе целью молодую мэйфлайскую кобылку, когда медлительный голос сказал где-то рядом:
— Мистер Вэл Дарти? Как поживает миссис Вэл Дарти? Надеюсь, здорова?
И Вэл увидел подле себя бельгийца, с которым познакомился у своей сестры Имоджин.
— Проспер Профон. Мы с вами познакомились на днях за завтраком, сказал голос.
— Как поживаете? — пробормотал Вэл.
— Очень хорошо, — отозвался Профон, улыбаясь неподражаемо медлительной улыбкой.
«Безобидный чертяка», — сказала о нём Холли. Н-да! Чёрная острая бородка придаёт ему сходство с Мефистофелем; но это Мефистофель сонный и добродушный, с красивыми и, как ни странно, умными глазами.
— Тут один человек хочет с вами познакомиться — ваш родственник, мистер Джордж Форсайт.
Вэл увидел грузную фигуру и чисто выбритое бычье, немного нахмуренное лицо с насмешливой улыбкой, притаившейся в серых навыкате глазах; он смутно помнил это лицо с давних времён, когда обедал иногда с отцом в «Айсиум-Клубе».
— Я когда-то хаживал на скачки с вашим отцом, — сказал Джордж. — Пополняете свой завод? Не купите ли у меня пару одров?
Вэл прикрыл усмешкой внезапно возникшее чувство, что коневодство потеряло под собою почву. Тут ни во что не верят — даже в лошадей. Джордж Форсайт и Проспер Профон! Сам дьявол не так разочарован в жизни, как эти двое.
— Я не знал, что вы увлекаетесь скачками, — сказал он мсье Профону.
— Я не увлекаюсь ими. Лошади меня не занимают. Я плаваю на яхте. Собственно, яхта меня тоже не занимает, но я люблю навещать друзей. Могу предложить вам завтрак, мистер Вэл Дарти, так, маленький завтрак, если вас соблазнит: неплотный, просто лёгкую закуску в моём авто.
— Благодарю вас, — ответил Вэл, — очень любезно с вашей стороны. Я приду через четверть часа.
— Вон там. Мистер Форсайт тоже придёт. — Указывая пальцем, мсье Профон поднял руку в жёлтой перчатке. — Маленький завтрак в маленьком авто.
Он пошёл дальше, вылощенный, сонный и одинокий. Джордж Форсайт последовал за ним, элегантный, грузный, с лицом пересмешника.
Вэл остался. Он не сводил глаз с мэйфлайской кобылы. Конечно, Джордж Форсайт — старик, но этот Профон примерно одних с ним лет. Вэл чувствовал себя совсем мальчишкой, точно мэйфлайская кобыла была игрушкой, над которой только что посмеялись двое взрослых. Животное утратило свою реальность.
«Маленькая кобылка! — чудился Вэлу голос Профона. — Что вы в ней нашли? Мы все умрём».
Джордж Форсайт, старый друг его отца, ещё играет на скачках! Линия Мэйфлай — чем она лучше всякой другой? Может, просто пойти и сыграть?
— Нет, чёрт возьми, — проворчал он вдруг, — если не стоит труда разводить лошадей, так, значит, вообще ничего не стоит делать. Зачем я сюда приехал? Куплю кобылу.
Он стал в стороне, наблюдая за движением публики из паддока к трибунам. Благообразные старички, зоркие осанистые дельцы, евреи, тренеры, которые выглядят так невинно, точно в жизни не видели лошади; высокие, медлительные, томные женщины или женщины бойкие, с громкими голосами; молодые люди, глядящие так, точно стараются принять все это всерьёз, среди них двое или трое одноруких.
«Здесь жизнь — игра, — подумал Вэл. — Звонок, лошади стартуют, кто-то выиграл; опять звонок, новый старт, кто-то проиграл».
Однако, испугавшись своей собственной философии, он вернулся к воротам паддока посмотреть мэйфлайскую кобылу на галопе. Она шла прекрасно; и Вэл побрёл к «маленькому авто». «Маленький» завтрак оказался тем, о чём человек может грезить во сне, но что он редко получает в жизни; когда завтрак кончился, мсье Профон прошёл с Вэлом обратно в паддок.
— Ваша жена — милая женщина, — заметил он неожиданно.
— Самая милая женщина, какую я знаю, — сухо ответил Вэл.
— Да — сказал Профон, — у неё милое лицо. Я люблю милых женщин.
Вэл посмотрел на него подозрительно, но что-то благодушное и прямое в тяжёлом мефистофельском лице его спутника обезоружило его на мгновение.
— В любое время, когда вы захотите приехать ко мне на яхту, я сделаю для неё маленький рейс.
— Благодарю, — сказал Вэл, снова насторожившись. — Она не любит моря.
— Я тоже не люблю, — сказал Профон.
— Зачем же вы плаваете на яхте?
В глазах бельгийца заиграла улыбка.
— О! Право, не знаю. Я все перепробовал: это моё последнее занятие.
— Оно обходится, верно, чертовски дорого. Мне, например, нужны были бы основания более веские.
Проспер Профон поднял брови и выдвинул тяжёлую нижнюю губу.
— Я сговорчивый человек, — сказал он.
— Вы были на войне? — спросил Вэл.
