Капитан Сагнер сразу обратил внимание на это сходство и спросил:
— Господин кадет, вы, вероятно, играете в футбол?
Биглер еще больше покраснел и нервно заморгал глазами, так что казалось, будто он с трудом сдерживает слезы.
Капитан Сагнер с улыбкой продолжал перелистывать тетрадку и остановился на примечании к схеме сражения при Трутнове во время прусско-австрийской войны.
Кадет Биглер писал: «Вступать в бой при Трутнове не следовало, потому что гористая местность препятствовала развертыванию дивизий генерала Маццукели, которым угрожали сильные колонны пруссаков. Они были расположены на высотах, окружавших левое крыло австрийской армии».
– Значит, по-вашему выходит, — с улыбкой заметил капитан Сагнер, возвращая Биглеру тетрадку, — что в бой при Трутнове следовало вступить только в том случае, если бы Трутнов был расположен на ровном месте? Не так ли, маленький Наполеон из Будейовиц? Что ж, господин кадет, очень мило с вашей стороны, что вы за свое короткое пребывание в рядах армии постарались проникнуть в тайны стратегии. Жаль только, что у вас это вышло так, словно мальчишки играли в солдаты и назвали себя генералами. Вы произвели себя так быстро в первый чин, что прямо не нарадуешься. Извольте-ка: офицер Адольф Биглер! Пожалуй, не успеем мы доехать до Будапешта, как вы будете фельдмаршалом, хотя без году неделю тому назад вы еще сортировали с вашим отцом разные шкурки. Как же, подпоручик Адольф Биглер!.. Милейший, поймите же, что вы еще не офицер. Вы — кадет! Вы висите в воздухе между прапорщиком и унтер-офицером. Вы так же далеки от того, чтобы быть офицером, как какой-нибудь ефрейтор, который вздумал называть себя где-нибудь в трактире «господин фельдфебель», от фельдфебеля.
— Послушай-ка, Лукаш, — обратился он к поручику, — кадет Биглер у тебя в роте, так займись им, пожалуйста, и подтяни его. Он подписывается «офицер», так пусть он заслужит это звание в бою! Когда нам придется под ураганным огнем итти в атаку, мы пошлем его вперед с его взводом резать проволочные заграждения… Ах, кстати: тебе кланяется Зыкан— он теперь комендант станции в Рабе.
Кадет Биглер понял, что разговор с ним окончен, взял под козырек и, красный как рак, отошел в самый дальний угол вагона.
Словно лунатик, открыл он дверь в уборную и, читая надпись на немецком и венгерском языках: «Запрещается пользоваться уборной во время остановки поезда на станции», тихо и беззвучно заплакал. Затем натужился… и, глотая слезы, до конца использовал тетрадочку с надписью: «Схема наиболее выдающихся и известных сражений и т. д.». Оскверненная, она помаленьку вся исчезла в отверстии сиденья и, падая на полотно, закружилась под мчавшимся воинским поездом.
Кадет Биглер тут же, в уборной, вымыл себе красные от слез глаза и вышел в коридор, дав себе слово быть твердым, дьявольски твердым. Уже с самого утра у него болели голова и живот. Он направился в соседнее купэ, где батальонный ординарец Матушич играл с Бацером, денщиком батальонного командира, в дурачки.
Заглянув в открытую дверь купэ, он кашлянул. Те было обернулись, но затем продолжали играть.
— Разве вы не знаете, что полагается? — спросил кадет Биглер.
— Я не мог, — ответил Бацер на своем ужасном тирольском диалекте, — у меня не было козыря. Я сам знаю, что надо было играть с трефей, а потом бить пиковым королем… Вот как надо было играть!
Кадет Биглер не сказал больше ни слова и забился в угол. Когда потом к нему подошел прапорщик Плешнер и предложил ему глотнуть коньяка из бутылки, которую он только что выиграл в карты, он крайне удивился, увидав, с каким усердием кадет Биглер изучал книгу Удо Крафта «Мы готовы умереть за своего кайзера».
Еще не доезжая до Будапешта, кадет Биглер так нализался, что чуть не вывалился из окна и, не переставая, кричал:
— Вперед, ребята, смелее! Во имя бога и чорта, вперед!
Тогда батальонный ординарец Матушич по приказанию капитана Сагнера втащил его в купэ и уложил с помощью Бацера на скамье. И кадету Биглеру приснился следующий сон.
СОН КАДЕТА БИГЛЕРА ПЕРЕД БУДАПЕШТОМ
У него была уже высшая воинская награда — железный крест; он был уже в чине майора и поехал инспектировать вверенную ему бригаду. Правда, он не мог объяснить себе, почему он все еще только майор, хотя командует целой бригадой, и подозревал, что был уже произведен в генерал-майоры, но что слово «генерал» как-нибудь затерялось в хаосе полевой почты.
Поэтому он мысленно смеялся над тем, что в поезде, когда они ехали на фронт, капитан Сагнер грозил послать его резать проволочные заграждения. Впрочем, капитан Сагнер на основании его, Биглера, аттестации в штабе дивизии давно уже был вместе с поручиком Лукашем переведен в другой полк, в другую дивизию, в другой армейский корпус, и кто-то рассказывал, будто оба эти офицера бесславно погибли в каком-то болоте во время бегства.
И вот когда он, Биглер, ехал в автомобиле на фронт производить инспекторский смотр своей бригады, ему все стало ясно. Его, собственно говоря, командировали от генерального штаба армии…
Мимо него проходили солдаты и пели песню, которую он читал когда-то в сборнике австрийских солдатских песен:
Братья солдаты, храбро за дело,
Все на врага ударимте смело!
Выше взбивайся, наш славный стяг!..
Местность носила тот же характер, что и на страницах «Венской иллюстрированной газеты».
С правой стороны возле какого-то сарая стояла батарея, державшая под огнем неприятельские окопы близ шоссе, по которому он ехал в автомобиле. Слева находился дом, из которого сверкали вспышки выстрелов, в то время как неприятель старался прикладами высадить входную дверь. Почти у самого шоссе догорал сбитый неприятельский аэроплан. На горизонте видны были конные разъезды и пылающая деревня, также окопы маршевого батальона и небольшая высота, с которой неприятель отстреливался из пулеметов. Немного дальше тянулись вдоль шоссе неприятельские окопы. А шофер везет его по шоссе прямо на них!
Он кричит шоферу в трубку:
— Разве ты не видишь, куда мы едем? Ведь там неприятель.
Но шофер спокойно отвечает:
— Господин генерал, это — единственная приличная дорога. Шоссе в хорошем состоянии, а на проселочной дороге шины не выдержат.
Чем больше они приближаются к неприятельской позиции, тем сильнее становится огонь. По обеим сторонам обсаженного сливовыми деревьями шоссе, около самых окопов, разрываются снаряды. Но шофер спокойно заявляет в трубку:
— Это — прекрасное шоссе, по нему едешь как по паркету. А попробуй-ка мы свернуть в поле, у нас сразу лопнут шины.
— Взгляните, господин генерал, — снова кричит в трубку шофер, — это шоссе так хорошо построено, что даже 30,5-сантиметровые мортиры ничего нам не могут сделать. Шоссе — гладкое, как ток, ну а на каменистых дорогах и на полях шины не выдержали бы. Возвращаться же назад нам никак невозможно.
«Ба-бах!» — слышит Биглер, и автомобиль делает чудовищный скачок.
– Ну, разве я не говорил вам, — надрывается в трубку шофер, — что это чертовски хорошее шоссе? Видели, сейчас перед нами разорвался 38-сантиметровый снаряд. И никакой дыры — шоссе что паркет! А если бы свернуть в поле, то шины давно бы уж полетели к чорту. Теперь нас обстреливают с расстояния в четыре километра.
— Куда же мы едем?
— Там видно будет, — отвечает шофер. — Пока шоссе остается таким, я за все ручаюсь.
Автомобиль невероятно подбросило кверху, и он остановился.
— Господин генерал, — кричит шофер, — нет ли у вас карты генерального штаба?
Генерал Биглер зажигает электрический фонарик и видит, что карта лежит у него на коленях. Но оказывается, что это — карта гельголандского[9] побережья в 1864 году во время войны Пруссии и Австрии с Данией за Шлезвиг.
— Здесь дороги расходятся, — говорит шофер, — но обе они ведут к неприятельским позициям. Для меня главное дело — хорошая дорога, чтобы шины не пострадали, господин генерал… Ведь я отвечаю за казенную машину.
И вдруг — взрыв, оглушительный взрыв, и сыпятся звезды, величиной с доброе колесо. Млечный путь густ, как сметана.
Вот уже Биглер несется в межпланетном пространстве, вцепившись в сиденье рядом с шофером. Автомобиль за самым сиденьем разрезало пополам, точно ножницами, и от него осталась только задорно рвущаяся вперед передняя часть.
— Это еще счастье, — говорит шофер, — что вы показали мне карту сзади. Вас перебросило ко мне, а задняя часть машины взлетела на воздух. Это был 42-сантиметровый снаряд… Я так и знал, что как подъедешь к перекрестку, то дорога уже ни к чорту не годится... Да после 38-сантиметрового снаряда только и мог быть 42-сантиметровый. Более крупных калибров сейчас еще нет в ходу, ваше превосходительство
