Она была спешно доставлена на станцию и посажена там на твердой, шершавой деревянной скамье, на самом солнцепеке. Она устала, изнервничалась, чувства ее были в полном смятении, а сама она — вся в пыли. Дэнгл, бесспорно, был очень энергичен и предан, но кто мог сравниться в нежной заботливости с Дугласом Уиджери!
Тем временем Дэнгл, позлащенный лучами заходящего солнца, погонял, как умел, большую черную лошадь, запряженную в двуколку, держа путь на северо-запад, к Винчестеру, Дэнгл, если не считать распухшего глаза, был худощавый, стройный человечек в охотничьей фуражке с козырьком и в темно-сером костюме. Шея у него была длинная и тощая. А двуколка, как вам, возможно, известно, — это большое, широкое и очень высокое деревянное сооружение; и лошадь тоже была большая, широкая и высокая, с шишковатыми ногами, длинной мордой, массивной нижней челюстью и твердым намерением двигаться только шагом. Цок, цок, цок, — уверенно стучали по дороге ее копыта, и вдруг у самой церкви она рванула в сторону при виде детской колясочки с поднятым верхом.
Дальше история Спасательной экспедиции несколько запутывается. Уиджери был как будто крайне возмущен, найдя миссис Милтон одну на платформе в Фархэме. Весь этот день он без конца раздражался, хотя выехал из дому с самыми лучшими намерениями, и теперь он даже обрадовался, найдя хоть какой-то повод для своего недовольства.
— Вот уж неуравновешенный человек! — сказал Уиджери. — Умчался куда-то! А мы, видимо, должны ждать здесь, пока он вернется. На него похоже. Он до того эгоистичен, этот Дэнгл. Вечно хочет все сделать сам и все испортит.
— Он жаждет помочь мне, — не без укоризны заметила миссис Милтон, дотрагиваясь до его рукава.
Однако Уиджери оказалось не так-то легко смягчить.
— Но мне-то он не должен вставлять палки в колеса, — сказал он и умолк. — Впрочем, напрасно мы об этом говорим, вы ведь устали.
— Я могу ехать дальше, — живо откликнулась она, — лишь бы нам найти ее.
— Пока я дожидался в Кошэме, я купил карту графства. — Он достал карту и развернул ее. — Вот это дорога из Фархэма. — И спокойно, неторопливо, как и подобает деловому человеку, он принялся развивать свою мысль, сводившуюся к тому, что им надо сесть в поезд и ехать в Винчестер. — Они, конечно же, отправились в Винчестер, — заключил он. — Иначе и быть не может. Завтра воскресенье, в Винчестере есть собор, а по дороге никаких крупных населенных пунктов больше нет.
— А как же мистер Дэнгл?
— Он будет ехать, пока не наскочит на что-нибудь, и тогда свернет себе шею. Я видел, как он ездит. При такой езде на двуколке, да еще наемной, едва ли он сумеет догнать велосипедистов, притом прохладным вечером. Положитесь на меня, миссис Милтон…
— Я в ваших руках, — с трогательной покорностью сказала она, глядя на него, как ребенок на большого, взрослого человека, и на минуту он забыл обо всех треволнениях этого дня.
Все это время Фиппс стоял, опираясь на палку, в довольно унылой позе, теребил свой воротник и смотрел то на одного собеседника, то на другого. Мысль обогнать Дэнгла показалась ему превосходной.
— Мы могли бы оставить записку там, где он брал двуколку, — предложил он, когда взгляды их встретились. Все трое необычайно оживились при этом предложении.
Но они так и не уехали дальше Ботли. Ибо в тот самый миг, когда их поезд прибыл на станцию, они услышали страшный грохот; откуда-то сверху раздались громкие крики, кондуктор в изумлении застыл на платформе, а Фиппс высунулся в окно и, воскликнув: «Вот он едет!», — выскочил из вагона. Миссис Милтон, в тревоге последовавшая за ним, успела еще все увидеть. Уиджери же опоздал. Станция Ботли расположена в выемке между двумя холмами; поверху проходит дорога, по которой на фоне лимонно-желтых и багровых отблесков заката неслась огромная черная лошадь, похожая на длинноносого шахматного коня, виднелась верхняя часть двуколки и в ней, но где-то совсем не там, где полагается сидеть вознице, — Дэнгл. Чудовищная тень его бежала по другую сторону выемки. Все произошло в одну секунду. Дэнгл как бы подпрыгнул, на миг повис в воздухе и исчез, после чего раздался страшный треск. И две черные головы промчались мимо.
— Давайте лучше сойдем, — сказал Фиппс, обращаясь к миссис Милтон, которая, оцепенев, стояла в дверях вагона.
Через минуту все трое уже бежали вверх по лестнице. Дэнгл стоял без шляпы, с пораненными руками, а какой-то услужливый мальчик отряхивал его. Широкая неровная дорога шла под уклон, и вдали на ней виднелось несколько обитателей Ботли, державших под уздцы большую черную лошадь. Даже с такого расстояния видна была злобная гордость, написанная на морде этого чудовища. Морда эта была какая-то удивительно деревянная. Пожалуй, подобных лошадей я видел только в лондонском Тауэре, — там на них восседают рыцари в латах. Впрочем, сейчас нас интересует не столько лошадь, сколько Дэнгл.
— Вы ушиблись? — взволнованно спросил Фиппс, шедший впереди.
— Мистер Дэнгл! — воскликнула миссис Милтон, всплеснув руками.
— Хэлло! — сказал Дэнгл, ничуть не удивившись при виде всей компании. — Хорошо, что вы приехали. Вы можете мне понадобиться. В недурную я попал переделку, а? Но я настиг их. И как раз там, где рассчитывал.
— Настигли их? — спросил Уиджери. — Где же они?
— Там, наверху, — сказал он, указывая головой куда-то назад. — В миле отсюда, за холмом. Я оставил их. Так уж вышло.
— Не понимаю, — сказала миссис Милтон, и в глазах ее снова появились тоска и боль. — Вы нашли Джесси?
— Да. Мне хотелось бы только смыть землю с рук. Вот как все произошло. Я выехал из-за поворота и наткнулся на них. При виде велосипедов лошадь шарахнулась в сторону. Они сидели у дороги и разглядывали цветы. Я успел только крикнуть: «Джесси Милтон, мы вас ищем!» — и эта проклятая скотина понесла. Я не смел даже оглянуться. Только о том и думал, как бы повозка не перевернулась, сами видите, что вышло. Я только крикнул: «Вернитесь к друзьям! Все будет забыто!» И унесся под грохот копыт. Не знаю, услышали ли они…
— Отвезите меня к ней, — непререкаемым тоном потребовала миссис Милтон, поворачиваясь к Уиджери.
— Извольте, — сказал Уиджери, внезапно оживившись. — Это далеко, Дэнгл?
— Мили полторы-две отсюда. Я, знаете ли, твердо решил найти их. Но взгляните на мои руки! О, прошу прощения, миссис Милтон. — Он повернулся к Фиппсу. — Фиппс, где же все-таки я могу вымыть руки? И взглянуть на колено?
— Вон там на станции, — сказал Фиппс, сразу изъявляя готовность помочь. Дэнгл сделал шаг, но ушибленное колено тотчас напомнило о себе. — Обопритесь на мою руку, — предложил Фиппс.
— Где здесь можно найти экипаж? — спросил Уиджери у двух мальчишек.
Мальчишки не поняли. И посмотрели друг на друга.
— Здесь нет ни кэба, ни телеги, — сказал Уиджери. — Вот уж в самом деле: коня, коня, полцарства за коня!
— Лошадь есть во-он там, — протянул один из мальчишек, показывая рукой.
— А двуколку здесь где-нибудь можно нанять? — спросил Уиджери, устремив на мальчишку долгий свирепый взгляд.
— Или повозку, или что-нибудь? — спросила миссис Милтон.
— У Джона Хукера есть телега, только нанять ее нельзя, потому как он был пьяный и оглоблю сломал, — пропел старший мальчишка, отвернувшись и глядя куда-то вдаль. — И мой отец тоже не даст телегу, потому как у него сломана нога.
— Даже телеги нет! Ну, конечно. Что же мы будем делать?
Тут миссис Милтон подумала, что Уиджери, бесспорно, преданный кавалер, зато Дэнгл куда изобретательнее.
— Я полагаю, — сказала она робко, — если бы спросить мистера Дэнгла…
Вся позолота слетела с Уиджери. И он весьма грубо сказал:
— Черт бы побрал вашего Дэнгла! По-вашему, он еще недостаточно напутал? Гнался за ними, чтобы сказать им, что мы их ищем, а теперь вы хотите, чтобы я спросил его…
Ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами. Уиджери тотчас осекся.
— Пойду спрошу Дэнгла, — сказал он только, — если вы этого хотите.
И он зашагал к станции, оставив миссис Милтон посреди дороги под охраной двух мальчишек; в голове у нее, словно припев какой-то баллады, звучало: «Где теперь рыцари доброго старого времени?» Она почувствовала смертельную усталость и вообще была голодной, пыльной, растрепанной — короче говоря, настоящей мученицей.
Не могу без волнения рассказывать о том, как кончился этот день: как беглецы канули в неизвестность; как не было больше поездов; как Ботли холодно, с издевкой взирал на преследователей, отказывая им в средствах передвижения; как поглядывал на них с недоверием хозяин «Цапли»; как на следующий день — в воскресенье — была такая жара, что воротничок Фиппса сморщился, юбки миссис Милтон смялись и безоблачное настроение всей компании испортилось. Дэнгл, с пластырем и синяком над глазом, почувствовал всю смехотворность роли Раненого Рыцаря и, сделав над собой небольшое усилие, отказался от нее. Взаимные обвинения, пожалуй, ни разу не занимали в разговоре главного места, но, как зарницы, то и дело обрамляли его. При этом в глубине души каждый сознавал, что они оказались в нелепом положении. И виновата во всем этом, конечно, была Джесси. Правда, самое худшее, что могло бы придать этому происшествию трагический характер, видимо, не произошло. Просто молодая особа — да что я говорю, еще совсем девочка — вздумала покинуть уютный дом в Сэрбитоне, отвергла радости пребывания в кругу утонченных, интеллигентных людей и сбежала, потащив нас за собой и заставив строить из себя рыцарей и мучиться ревностью друг к другу, и вот теперь, субботним вечером, швырнула нас, словно грязь с колес своего велосипеда, усталых, измученных жарой, в эту отвратительную деревню! И сбежала-то она не во имя Любви и Страсти, что является серьезным оправданием даже в глазах тех, кто это осуждает, а из Каприза, Причуды ради, просто вопреки Здравому Смыслу. Однако с присущим нам тактом мы продолжаем говорить о ней как о заблудшей овечке, принесшей нам столько волнений, и миссис Милтон, подкрепившись едой, по-прежнему выказывает самые возвышенные чувства.
