— Нет, сэр. Это издание пока не привлекало мое внимание.
— Что ж, советую купить, если не жалко шести пенсов. На следующей неделе там выходит моя статья — «Что носит хорошо одетый мужчина: советует Вустер!».
— Неужели, сэр?
— Именно так, Дживс. Безделица, хотя и пришлось попотеть. Там есть кусок о носках, который лично вам будет весьма интересен.
Он взял рукопись и, нахмурившись, стал ее просматривать. Наконец на его лице появилась легкая одобрительная улыбка.
— Что ж, раздел о носках совсем неплох, сэр, — изрек он наконец.
— Недурно изложено, а?
— Чрезвычайно хорошо, сэр.
Я внимательно следил, как Дживс читает статью. Наконец, как и следовало ожидать, любовный, как я бы его назвал, огонек внезапно угас в его глазах. Затаив дыхание, я стал ждать неизбежного.
— Дошли до шелковых сорочек для вечернего выхода? — с деланной небрежностью осведомился я.
— Да, сэр, — отвечал Дживс похолодевшим голосом — словно ему впились зубами в ногу — да не кто-нибудь, а самый лучший друг. — Если позволите, то я бы…
— Что-то смущает?
— Да, сэр. Видите ли, шелковые сорочки с мягким воротником вряд ли могут быть рекомендованы для ношения в сочетании с вечерним костюмом.
— Помяните мое слово, Дживс, — начал я, глядя на него в упор, — их, черт побери, будут носить. Кстати, ставлю вас в известность, что я заказал дюжину в «Пибоди и Симз». По глазам вижу, что вы этого не одобряете, — но тут я буду непреклонен.
— Если позволите, сэр…
— Нет, не позволю, — отрезал я, поднимая руку. — И не спорьте. Да, ваш авторитет непререкаем — особенно в вопросах выбора носков, галстуков — даже гетр. Но когда дело касается вечерних сорочек, вы не выдерживаете никакой критики. Вам не дано видеть перспективу, понимаете? Вы — в плену предрассудков, Дживс. А этот ваш неуместный снобизм? Узость кругозора — вот что напрашивается на язык. Впрочем, вам будет интересно узнать, что как-то в одно казино, где мне случилось быть, неожиданно завалился принц Уэльский, и в чем же? В шелковой рубашке с мягким отложным воротничком!
— Что ж, его королевское высочество может позволить себе незначительную вольность — недопустимую для…
— Все, Дживс, — решительно прервал его я. — Наш спор бесполезен. Благодаря нашей непреклонности мы, Вустеры, славимся… э-э… непреклонностью. В общем, вы меня понимаете.
— Разумеется, сэр.
Было видно, что Дживс не на шутку уязвлен. Что ж, наш разговор был резок и неприятен — и это еще мягко сказано. Но иногда просто приходится расставить точки над «i». Слуга обязан знать свое место, не так ли? Вот в этом-то вся суть. Ознакомив Дживса со своим мнением, я решил переменить тему.
— Вот еще что, Дживс. Нет ли у вас горничной на примете?
— Горничной, сэр?
— Да, Дживс, именно горничной. Вы ведь знаете, что такое «горничная»?
— Вам нужна горничная, сэр?
— Горничная нужна мистеру Литтлу. На днях встретил его в клубе. Его дражайшая интересуется женской прислугой, которая относится с почтением к фарфору. Обещал, что не останется в долгу.
— Понимаю, сэр.
— Как видно, их горничная не очень-то церемонится с дорогим фарфором; послушать его, это ураган, цунами и торнадо в одном лице. В общем, если вы знаете горничную, которая…
— Знаю, и не одну. Одних достаточно близко, других — шапочно, сэр.
— Ну вот вам и карты в руки. А сейчас — котелок, трость и все прочее. Пора отвозить статью.
Редакция «Будуара элегантной дамы» находилась на одной из тех странных улиц, которых немало в районе Ковент-Гардена. Утопая в кучах гнилых капустных листьев и помидоров, я кое-как дочавкал до нужной двери… и кто бы, вы думаете, из нее выходит? Жена Литтла собственной персоной! Увидев меня, она прямо так и расплылась в улыбке — несмотря на то, что в последнее время я, друг семьи с большим стажем, явно не злоупотреблял их гостеприимством.
— Вы-то что тут делаете, Берти? — изумилась миссис Литтл. — Вот уж никогда не думала, что смогу встретить вас восточнее Лестер-сквер.
— Принес статью, которую велела написать тетя. Тут наверху у них редакция. «Будуар элегантной дамы»!
— Вот так совпадение! Я как раз тоже взялась для нее написать.
— Немедленно откажитесь, — честно предупредил я. — Вы даже не представляете, насколько тяжело… Впрочем, о чем это я? Ведь вам не привыкать к мукам творчества, а?
Да уж, сморозил я глупость. Кто же не знает, что жена Бинго — знаменитая писательница Рози М. Бэнкс? Из-под ее пера вышли блестящие образчики макулатуры, именуемой «женским романом». Пользуется бешеной популярностью среди поклонниц этого чтива. Уж для нее-то накропать какую-то несчастную статейку — раз плюнуть.
— Да нет, труда мне это не составит, — заверила она меня. — К тому же ваша тетя предложила великолепную тему.
— Рад слышать. Да, кстати, говорил со своим камердинером, Дживсом, насчет горничной. Он прекрасно знает всю лондонскую прислугу.
— Как мило. Вы свободны сегодня вечером?
— Абсолютно. ,
— Тогда прошу к нам на ужин. Будет ваша тетя, она даже взялась привести вашего дядю. Ужасно хочу с ним познакомиться.
— Спасибо, с удовольствием буду.
Насчет удовольствия я не кривил душой. Может, Литтлам и не везет с горничными, но уж поварами-то они могут гордиться. Не так давно жена Литтла откопала где-то потрясающего француза. Это просто какой-то фонтан кулинарного искусства. Зовут его Анатоль, и он готовит такое забористое рагу, что Бинго и оглянуться не успел, как растолстел килограммов на пять.
— Значит, в восемь, не забудьте.
— Обязательно буду.
Она упорхнула, а я стал подниматься в редакцию, где должен был «сдать рукопись в срок» (как принято говорить у нашего брата-журналиста). Тетю Далию я обнаружил буквально по самую макушку в бумагах.
Вообще не очень-то я расположен поддерживать родственные связи, но вот с тетушкой Далией мы друзья. Она вышла замуж за моего дядю Томаса — обыкновенного купца, между нами говоря, — в тот год, когда скачки в Кембриджшире выиграл Графин. Они спускались с трибуны и не успели дойти донизу, как я уже сказал себе: «Да, старикан ей явно не пара». У моей тети широкая, веселая натура, таких, как она, нередко видишь на охоте. Кстати, до замужества она увлекалась верховой ездой, но поскольку дядя Томас и слышать не хотел о деревенской жизни, то пришлось направить ее энергию в русло издания собственной газеты.
Завидев меня, она вынырнула из бумаг и даже игриво замахнулась какой-то книжечкой.
— А, это ты, Берти! Надо понимать, статья готова?
— Наконец-то поставил точку.
— Вот и умница. Представляю, какую ахинею ты написал.
— А вот и нет. Статья — великолепна, и, хочу подчеркнуть, ее почти безоговорочно одобрил Дживс. Его немного покоробило место, где я пишу о шелковых сорочках с мягким воротничком. Как можно не понимать, что это — гвоздь сезона, последний вопль моды? Посещая премьеры и рауты в этом году, мы воочию убедимся в самом горячем отклике высшего общества на мягкий воротничок.
— Толку от этого вашего Дживса… — махнула рукой тетя Далия, кидая мою статью в корзину и насаживая какие-то листочки на крюк, напоминающий орудие мясника. — Можешь так ему и передать.
— Ну это вы зря, — возразил я. — Мы можем не соглашаться с его мнением о сорочках…
— При чем тут сорочки! Еще неделю назад попросила подыскать повара, а он и не чешется.
— Да вы словно сговорились! — засмеялся я. — Что он вам — агент по найму? Вон и Рози Литтл тоже — желает, чтобы он подыскал ей горничную. Наткнулся на нее внизу — говорит, тоже пишет для вас.
— О да. Надеюсь, она поможет подстегнуть тираж. Не переношу ее писанину, но читательницам нравится. Ее имя — залог успеха, а он нам совсем не помешает.
— Дела идут неважно?
— Дела идут прекрасно, вот только тираж растет медленно.
— Бывает и так? Впрочем, вам виднее.
— А убедить в этом Тома можно только когда у него хорошее настроение, — пожаловалась тетя Далия, насаживая на крюк очередные листочки. — Но как раз сейчас у него приступ пессимизма. Виновата наша кухарка — ей бы сталь варить, а не суп. Еще несколько ужинов в ее исполнении, и Том просто откажется подписывать счета из типографии.
— Какой ужас!
— И не говори. Вчера подает какую-то вареную телятину, говорит, под соусом финансьер, и что же? После ужина он битый час жалуется: деньги, мол, коту под хвост летят.
Я ей сочувствовал. Ее даже было жалко. На Востоке дядя Томас заработал кучу денег и плохое пищеварение. Иметь с ним дело — врагу не пожелаешь. Сколько раз обедал с ним, но так и не привык к тому, что рыба делает его жизнерадостным, а вот задолго до подхода сыра он уже впадает в глубокое уныние.
Как звали того немца, которого меня заставляли читать в Оксфорде? Фортинбрамс? Фейхтвагнер? Ах да, кажется, Шопенгауэр. По слухам, тот еще брюзга. Так вот на фоне дяди Томаса — когда у последнего вскипает желудочный сок — этот самый Шопенгауэр просто отъявленный оптимист. Хуже всего то, жалуется тетя Далия, что в такие минуты ему мерещится, будто он стремительно летит в финансовую пропасть, и тут-то он начинает жутко экономить — на всем!
