выставить садовые стулья. Они уселись лицом к великолепной альпийской панораме.
– У вас здесь самый чудесный вид Швейцарии, – прошептала она. – Сможете любоваться им по крайней мере еще несколько дней.
Последовало молчание. Думая умилостивить ее, быть может даже успокоить, он сказал:
– Надеюсь, вы понимаете, Фрида, что я всегда буду питать к вам высочайшее уважение.
– Вот как?
– Всегда. Кроме того, Фрида, я не принимаю вашу помощь как должное. Мне бы хотелось, чтобы вы выбрали из моей коллекции что-нибудь в качестве сувенира.
– Вы очень щедры, мой друг, но я не люблю сувениры. Они всегда навевают грусть.
– Но я настаиваю.
– Что ж, если мне предназначено грустить, то так тому и быть. Отдайте мне маленькое фото, что стоит справа на вашем письменном столе.
– Вы имеете в виду тот снимок, где мы с вами на горе Ризенберг?
– Точно так. Вот его я возьму на память.
– Моя дорогая Фрида, – улыбнулся он с упреком, – можно подумать, вы зачитываете некролог.
Она смерила его долгим грустным взглядом.
– Чему ж тут удивляться? – Она больше не сдерживалась. – Бог мой, как вы меня огорчаете. Не хотела я вам это показывать, но вы вскоре все равно узнаете.
Фрида открыла сумочку, вынула газетную вырезку и передала ему. Он увидел, что это статья из «Дейли эко» – газеты, которую она обычно не читала. Заголовок гласил: «Резня в Конго – пятьсот погибших». Он быстро пробежал глазами сообщение: «Вчера вечером в провинции Касаи, где последние несколько недель назревал конфликт, разразилась племенная война. Инакомыслящие аборигены балуба предприняли жестокое и ничем не спровоцированное нападение на деревню Тохиленг. Завязалась жестокая битва, в течение которой деревня переходила из рук в руки. В конце концов ее подожгли, и теперь там осталось лишь пепелище. По подсчетам, под обгоревшими пальмами и банановыми деревьями полегло пятьсот человек».
– Вот теперь вы знаете, куда едете, – сказала она.
Он поднял на нее взгляд и увидел, что она, по-прежнему не отрываясь, смотрит на него. Он ничуть не расстроился, только больше утвердился в своем решении.
– Фрида, – холодно произнес он, – я прекрасно сознаю, что последние два дня вы пытаетесь отговорить меня от поездки – несомненно, из лучших побуждений. Но мне кажется, вы не совсем понимаете, как глубока моя любовь. Я в курсе, насколько тяжелы там условия. Но я все равно поеду. Я бы поехал за Кэти на край земли.
Она сжала губы и вздохнула:
– Да, мой друг. Всегда так случается, когда пожилой мужчина одержим юной девой. И финал всегда трагичен. Я хорошо помню великий немецкий фильм «Голубой ангел» [76].
Он покраснел от возмущения.
– Даже сравнивать нельзя. У меня совсем другие обстоятельства.
– Действительно, – согласилась она потухшим голосом, – старый профессор отправился всего лишь в цирк. А вы уезжаете… – Она отвернулась, прикрыв лицо рукой. – Да, я чувствую всем сердцем… вы уезжаете… – И опять она не смогла договорить, едва слышно пролепетав: – Туда, где вас ждет гораздо худшая судьба.
Он собрался дать ей резкую отповедь, но из уважения к ее страданию сдержался. Она всегда умела скрывать свои чувства, никогда не прибегала к слезам, но сейчас она была явно расстроена. Выпрямившись на стуле, он уставился вдаль на снежные вершины. Оба умолкли надолго. Наконец, по-прежнему не поворачивая головы, она поднялась.
– Мой друг, сегодня я больше ничего не могу для вас сделать. Приду завтра.
– Очень жаль, – проворчал он, раздосадованный ее неожиданным уходом. – Неужели вам обязательно идти?
– Да, до завтра. Если я хочу увидеться с мадам Шуц и нашими друзьями, то для начала я должна привести себя в порядок.
Он больше не возражал, проводил ее до машины, подождал, пока «дофин» не перестал тарахтеть. После этого он закрыл ворота и захромал обратно в дом. Перечитал заново газетную вырезку, слово за словом, потом решительно порвал ее в клочки.
Целый день он продолжал работать, но все время поглядывал на часы. В пять он должен был позвонить Кэти в Маркинч, в дом священника, где она остановилась: об этом они договорились еще до ее отъезда. После переживаний и проблем последних двух дней ему не терпелось услышать ее голос.
Наскоро проглотив чашку чая, он подошел к телефону, набрал междугороднюю и назвал номер Фодерингеев. Линии были свободны, через десять минут его соединили. Он очень обрадовался, услышав, что трубку сняла Кэти: хотя, конечно, она сидела у телефона и ждала, когда он позвонит.
– Кэти, это ты! Как ты, дорогая?
– Я в порядке, Дэвид. И ужасно занята. Какая удача, что ты меня застал. Еще минута – и я уехала бы в Эдинбург.
Слегка обескураженный, он поинтересовался:
– Чем занимаешься?
– Да всем… Готовлюсь к отъезду… Как и ты, полагаю.
– Да, у меня тоже много дел. Время поджимает.
– Вот именно. Я так счастлива и взволнованна. Как только выдастся свободная минутка, я тут же вышлю тебе инструкции, где мы встретимся в Лондоне.
– Вообще-то, я ждал от тебя письма, дорогая.
– Неужели, Дэвид? Я думала, раз мы так скоро будем вместе… И меня очень волнует дядя Уилли. С тех пор как мы сюда приехали, у него постоянно высокая температура, а ведь ему сегодня вечером выступать перед людьми.
– Мне жаль, – небрежно бросил он, думая о своих бедах. – Передай ему мои наилучшие пожелания.
– Обязательно, Дэвид. И я напишу тебе сегодня же, как бы поздно мы ни вернулись из Эдинбурга.
– Я не хочу тебя принуждать писать мне, Кэти.
– Но, Дэвид, дорогой… – Голос ее осекся. – Ты что, сердишься?
– Нет, дорогая. Хотя скажу, что мне довольно одиноко. Я слишком рьяно взялся за дело и повредил спину. И все это время я жаждал получить от тебя какую-то весточку, хоть одно слово, что ты по мне скучаешь.
– Ну конечно скучаю, дорогой… – Она поперхнулась и потому говорила невнятно. – Очень занята, а тут еще болезнь дяди Уилли… Я не думала, что…
– Все в порядке, дорогая, – сказал он, успокоенный ее смятением. – Но если Уилли так болен, сможет ли он уехать двадцать первого?
– Сможет, Дэвид, – уверенно ответила она. – Даже если его придется внести в самолет на носилках.
Много толку от него будет в таком состоянии, язвительно подумал он и тут же об этом пожалел, ибо симпатизировал Уилли.
– Полагаю, ты уже знаешь, что в Касаи началась война.
– Да, возможно, это серьезно. Хотя, с другой стороны, мы ведь этого ждали, так что ничего удивительного. Ты знаешь, дорогой, мне действительно пора. Кажется, пришел автобус. Дядя Уилли зовет меня со двора.
– Погоди, Кэти…
– Если я сейчас не выйду, дорогой, автобус уйдет и дядя
