Юный адвокат вскочил с места, выпрямился, глаза его засверкали, грудь тяжело вздымалась, он внезапно весь преобразился. Воздев руки к небу, он воскликнул:
– Нет, вы мне больше не отец! Вы безумный! Из-за смешного предрассудка, без размышлений, вы разрушаете и счастье и душевное спокойствие любимых детей своих; никогда вы больше меня не увидите; я даю согласие на предложения, сделанные мне сегодня американским консулом, и еду в Америку!
– Да, – воскликнул Вахт в припадке сильнейшей ярости, – да, прочь с глаз моих! Вон отсюда, ты, продавший свою совесть дьяволу! Ты… брат братоубийцы!
Ионатан взглянул на почти лишившуюся чувств Нанни глазами, полными безутешной любви и скорби, в одном взгляде выразив и безнадежное отчаяние, и последний привет, и быстрыми шагами вышел из сада.
В течение этого рассказа я уже имел случай заметить, что когда молодой адвокат вознамерился застрелиться, подобно молодому Вертеру, то весьма счастливо случилось, что у него не было под руками нужных для этой цели пистолетов, как то почти всегда бывает. Здесь уместно будет также упомянуть, что, по счастью для молодого адвоката, у пристани не оказалось ни одного корабля, на котором ему можно было бы немедленно отплыть в Филадельфию.
Так и осталась невыполненной угроза навеки расстаться с Бамбергом и с возлюбленной Нанни; а потом прошло еще два года с лишним, и наконец настал день свадьбы полировщика и позолотчика, г-на Леберфинка.
Леберфинк был неутешен от такого постоянного откладывания своего благополучия, хоть оно и оправдывалось частыми ударами судьбы, постигавшими дом мастера Вахта. Единственным облегчением участи Леберфинка было то обстоятельство, что он надумал перекрасить и вновь отполировать свою парадную гостиную: она была небесно-голубого цвета с серебряными украшениями; но он справедливо рассудил, что его Реттель гостиная больше понравится, если там будут красные столы, красные стулья и так далее, конечно с приличным количеством позолоты.
Когда счастливый лакировщик пристал к старику с просьбой пригласить на свадьбу Ионатана, мастер Вахт нисколько этому не воспротивился; с другой стороны, молодой адвокат с готовностью принял приглашение.
Можно себе представить, с какими чувствами встретились влюбленные, с того ужасного момента действительно ни разу не видевшиеся. Гостей пришло очень много, но они не видели кругом себя ни одной души, сочувствующей их горю.
Только что собрались идти в церковь, как мастер Вахт получил толстое письмо и, едва прочитав несколько строк, выказал сильное волнение и опрометью бросился вон из комнаты, к немалому испугу всех присутствующих, которые подумали, что опять случилось что-нибудь недоброе.
Через короткое время мастер Вахт вызвал молодого адвоката из гостиной, и когда они очутились наедине в его рабочей комнате, Вахт сказал прерывающимся голосом, тщетно стараясь подавить охватившее его смятение:
– Я получил чрезвычайно важные известия насчет твоего брата. Вот тут письмо от директора тюрьмы с подробным описанием того, что случилось. Ты не мог всего этого знать, а потому, чтобы ты поверил невероятному, я должен рассказать тебе многое… однако на это времени нет…
При этих словах старик проницательным оком взглянул на адвоката. Молодой человек покраснел и смущенно потупил глаза.
– Да, да, – продолжал мастер Вахт, возвысив голос, – тебе неизвестно, что твой брат через несколько часов после того, как попал в тюрьму, почувствовал такое жгучее раскаяние, какое едва может выдержать человеческое сердце. Ты не знаешь, что эта попытка совершить злодеяние совсем сокрушила его. Ты не зияешь, что он в безумном отчаянии день и ночь выл и умолял бога или уничтожить его разом или спасти, дабы он мог смыть с себя кровавое пятно, с той поры ни разу не уклоняясь более с пути добродетели.
Тебе неизвестно, что когда в тюремном здании понадобилось произвести важные перестройки и все заключенные призваны были к участию в работах, твой брат так отличился в качестве искусного и знающего плотника, что никто не заметил, как случилось, что он вскоре был назначен на должность полировщика. Ты не знаешь, что его тихие манеры и скромное поведение, в соединении с просветленным умом, расположили к нему все сердца…
Всего этого ты не знал, стало быть я должен был сказать тебе. А дальше что же? Князь-епископ помиловал твоего брата, выпустил его на свободу, он получил звание мастера… Но как же все это могло осуществиться без приплаты деньгами?
– Я знаю, – сказал молодой адвокат очень тихим голосом, – что вы, мой добрый отец, каждый месяц посылали директору денег, чтобы брата моего держали отдельно от остальных узников и давали ему лучшее содержание. А потом вы послали ему от себя все нужные инструменты.
Тут мастер Вахт подошел к молодому адвокату, взял его за плечи и сказал голосом, в котором слышалось неописуемое смешение восхищения, печали и страдания.
– Да разве это могло вернуть Себастьяну честь, свободу, гражданские права, права собственности, как бы властно ни проявились вновь его природные отменные качества! Нет, нашелся какой-то неизвестный благодетель человечества, очевидно принимающий к сердцу судьбу Себастьяна, и он внес в судебную канцелярию десять тысяч талеров… чтобы…
Дальше мастер Вахт не мог говорить от полноты чувства. Он схватил в объятия молодого человека, прижал его к груди, потом воскликнул, от волнения едва будучи в состоянии произносить слова:
– Адвокат, посвяти меня в таинства правоведения в том виде, как оно живет в твоей груди, дабы и я мог предстать пород Вечным Судьей так же чист, как ты предстанешь!.. – Через несколько секунд он выпустил из объятий молодого адвоката и сказал: – Тем не менее, мой возлюбленный Ионатан, когда Себастьян вернется к нам как благочестивый и трудолюбивый гражданин и напомнит мне о данном ему слове, когда Нанни…
– Тогда, – перебил его молодой адвокат, – я понесу свое горе, пока оно не убьет меня… Переселюсь в Америку…
– Нет, оставайся здесь! – воскликнул мастер Вахт вне себя от радости. – Оставайся, бесценное дитя мое! Себастьян женится на девушке, которую прежде соблазнил и покинул; а Нанни твоя! – Еще раз обнял старик адвоката и воскликнул: – Друг мой, я стою перед тобой, как школьник, и готов просить у тебя прощения во всем, чем погрешил против тебя!.. Но ни слова больше; нас ждут там.
Тут мастер Вахт схватил юношу за руку, потащил его за собой в гостиную, стал рядом с ним в кругу собравшихся гостей и проговорил громким торжественным голосом:
– Прежде чем отправимся к священнодействию, приглашаю всех вас, почтенные господа и госпожи, и вас, достохвальные девицы и юноши, ровно через шесть педель на такое же торжество, имеющее быть в моем доме; ибо вот представляю вам господина адвоката Ионатана Энгельбрехта и торжественно объявляю его женихом младшей моей дочери Нанни!
Влюбленные в восторге пали друг другу в объятия.
По всему собранию пролетел вздох глубокого изумления; один только благочестивый старик Андрес снял треугольную шапочку (обычный головной убор плотничьего цеха) и, держа ее перед грудью, тихо проговорил:
– Сердце человека – великая тайна; но искренняя вера всегда преодолеет презренное и даже греховное дерзновение ожесточенного ума, и, если богу угодно, все сделается к лучшему.
…пустился он в обычное странствие… – По старинному немецкому обычаю, подмастерьям по окончании учения полагалось совершать пешеходное путешествие по городам и селениям страны для общего развития и отдыха.
Веррина – горой трагедии Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе», ярый республиканец.
Звезда сквозь сумрак предрассветный – начало той песни Оссиана, которую Вертер читал Лотте при последней встрече с ней; см. Гете, «Страдания юного Вертера», часть 2, запись от 20 декабря.
Петрарка Франческо (1304–1374) – итальянский поэт, автор книги сонетов и канцон на жизнь и смерть мадонны Лауры.
«Гец фон Берлихинген» – историческая драма Гете.
…плоды Гесперидовых садов. – В греческой мифологии Геспериды, дочери титана Атланта и Геспериды, сторожат золотые яблоки в далеком западном саду.
Вот сердце мосье Пикара Леберфинка, которое я предлагаю вам! (франц.)
Покинутая Дидона – героиня поэмы «Энеида» древнеримского поэта Вергилия.
