Эш шагнул к дверям.
— Хорошо, — сказал он. — Ухожу. Ищите кого-нибудь другого. Челюсть у мистера Питерса отвисла, глаза вылезли из орбит.
— Если бы я знал на что иду, — продолжал Эш, — я бы не согласился и за сто тысяч. Могли бы взять меня секретарем! Дворецкий что-то подозревает, старшая горничная смотрит так, словно я — дохлая мышь, — голос его задрожал от жалости. — Вы понимаете, на что вы меня обрекли? Спокойной минуты нет в этом замке! Один этикет чего стоит! А тут вы еще орете, срываете на мне злость! Нет, какая наглость! Сам себя убивает, а отыгрывается на мне! А я терпи, да? Так по-вашему? Не-ет. Хватит. Нужен вам этот скарабей, ищите кого-нибудь другого. Я ухожу.
Когда он сделал еще один шаг к двери, дрожащие пальцы вцепились в его рукав.
— Мой дорогой! — выговорил хозяин. — Мой дорогой, одумайтесь!
Опьяненный своим красноречием Эш выпятил грудь и расставил ноги, словно колосс Родосский.
— Вот как? — холодно сказал он, высвободив локоть. — Что ж, выясним отношения. Если каждый раз, когда вам худо, вы будете орать, я не останусь ни за какие деньги.
— Мой дорогой, я погорячился!
— Да? Бросьте сигару.
— Мой дорогой!
— Бросьте. Конечно, вы погорячились! У вас нервы — ни к собакам. Извинениями вы не отделаетесь. При таком режиме вы спокойнее не станете. Вы должны слушаться меня, как врача. Курить бросаем. По утрам — гимнастика.
— Да, да.
— Прекрасно.
— Минутку! А какая гимнастика?
— Завтра увидите. Быстрая ходьба.
— Я не люблю ходить пешком!
— Перебьетесь. Холодные ванны.
— Да, да.
— Прекрасно.
— Минутку! Холодные, в моем возрасте…
— Сразу помолодеете. Значит, ванны.
— Да, да, да.
— Договорились?
— Да!
— Прекрасно.
Именно на этом месте беседы раздался звон гонга.
— Что ж, мы успели, — заметил Эш.
— Молодой человек, — выговорил Питерc, — если при всех этих муках вы не украдете Хеопса, я с вас шкуру сдеру.
— Так не пойдет, — сказал Эш, — думайте только о прекрасном.
— Содрать с вас шкуру, — сказал хозяин, — поистине прекрасная мысль.
5Чтобы хлеб не обратился в пепел без мистера Биджа, старшие слуги поздно начинали обед. Дворецкий сидел во главе стола, пока у хозяев не доходило до кофе, да и то отлучался всего на несколько минут.
Когда Эш шел в столовую, его перехватил почтительный мальчик и повел к домоправительнице. Там было много народу, все живо беседовали, и Эш ощутил примерно то, что ощущал в свой первый школьный день. Все гости, кроме Питерса с дочерью, уже бывали здесь, и слуги их хорошо знали друг друга.
При появлении новичка они глухо зарокотали и, к его немалому ужасу, уставились на него. Однако на выручку пришла домоправительница, миссис Твемлоу, похожая на Биджа, как парная ваза или другой фазан в связке. Глядя на нее, каждый тоже думал про апоплексические удары и мог причислить ее к растительному царству.
— Добро пожаловать в Бландингский замок, — сказала она. Эш удивился и тому, что это сказал не Бидж, и тому, что Джоан выглядела тут совершенно естественно.
Миссис Твемлоу стала знакомить его с остальными, обстоятельно и без спешки. Каждому из знатных слуг он пожимал руку, каждому улыбался, пока лицевые мышцы не свела гримаса. Теперь он удивлялся тому, что столько народу уместилось в сравнительно небольшой комнате.
— С мисс Симеон вы знакомы, — сказала миссис Твемлоу, и он чуть не ответил «Нет», но понял, что это Джоан. — Мистер Джадсон — мистер Марсон. Мистер Джадсон — лакей мистера Фредерика.
— Вы еще не видели нашего Фредди? — спросил солидный и плешивый Джадсон. — На него стоит посмотреть.
— Мистер Марсон, — сказала миссис Твемлоу, — мистер Феррис, лакей лорда Стокхеда.
— Очень приятно, — сказал Феррис, брюнет с высоким лбом и циничным взглядом.
— Мисс Уиллоуби, это мистер Марсон, который поведет вас к столу. Мисс Уиллоуби — горничная леди Милдред, нашей старшей дочери.[12]
Эш удивился, что дочь миссис Твемлоу — леди, но разум подсказал ему, что подразумеваются лорд Эмсворт и его покойная супруга. Представили его и величавой мисс Честер, горничной леди Энн, и он обрадовался, что она идет к столу перед ним. Когда его познакомили со всеми, беседа возобновилась. Говорили только о хозяевах. Вероятно, слуги пониже говорили о старших слугах, и так далее. Где же самый низ? По-видимому, он состоял из почтительного мальчика, которому беседовать не с кем, и он рассуждает в одиночестве.
Эш чуть не поделился этой гипотезой с мисс Уиллоуби, но решил, что та его не поймет, и заговорил о новых спектаклях. Она обожала театр, а ее хозяин — клубы, так что они с хозяйкой большей частью жили в городе. Деревню мисс Уиллоуби не любила, поскольку там скучно.
— Вам не скучно в деревне, мистер Марсон? — осведомилась она.
— О, нет! — ответил Эш и по довольному хихиканью с удивлением понял, что слова его сошли за комплимент.
Появился мистер Бидж, немного отрешенный, как всякий, на кого возложено бремя великой ответственности.
— Альфред пролил белое вино, — глухо и горестно сообщил он миссис Твемлоу. — Чуть не попало на руку его милости!
Миссис Твемлоу сочувственно заохала. Мистер Бидж явственно устал от бремени бытия; но услышав «Кушать подано», предложил ей руку.
Эш чуть не нарушил порядок, но мисс Уиллоуби его удержала, пропустив вперед мисс Честер с неопознанным человечком.
— Какой вы рассеянный! — сказала она. — Прямо как его милость.
— Лорд Эмсворт рассеян? Мисс Уиллоуби рассмеялась.
— Да он свое имя скоро забудет! Если бы не мистер Бакстер, он бы совсем пропал.
— Мистера Бакстера я, кажется, видел.
— Поживете здесь, много раз увидите. Он всем заправляет, между нами говоря. Всюду лезет, буквально всюду лезет! Никуда от него не скроешься.
Шествие вошло тем временем в столовую. Мистер Бидж снисходительно прочитал молитву. Обед начался.
— А мисс Питерc вам нравится? — возобновила беседу мисс Уиллоуби.
— Я ее мельком видел, на вокзале.
— Значит, вы у них недавно служите?
— Со среды.
— Где же вы служили раньше?
— О, я… я, так сказать…
— Вы отдохнули после дороги? — громко спросила Джоан. Благодарно на нее посмотрев, Эш отвечал, что чувствует себя превосходно, а соседка его за это время примкнула к спору о том, какая из железных дорог хуже всего.
Бидж во главе стола беседовал с Феррисом, чей хозяин, лорд Стокхед, и был тем «бедным Перси», о котором говорил Фредерик.
— Мы были чрезвычайно огорчены, — говорил дворецкий еще весомей, чем обычно, — узнав из газет о ваших несчастьях.
— Да, мистер Бидж, — отвечал Феррис, — не повезло нам. Перси основательно влип.
В беседу вмешалась мисс Честер.
— И что он в ней нашел? — сказала она. — Газеты писали — бездна обаяния, а на фотографии — ничего особенного. Странный у некоторых вкус!
— Фотография не отдает ей должного, мисс Честер, — возразил Феррис, — я был в суде, и могу удостоверить, что в ней есть шарм, да, шарм. А Перси у нас чувствительный, уж я-то знаю.
Бидж повернулся к Джоан.
— Мы говорим об очень прискорбном деле, мисс Симеон. Нарушение брачных обещаний. Лорд Стокхед — наш племянник. Его милость, лорд Эмсворт, принял это близко к сердцу.
— Да, — согласился Джадсон, сидевший пониже. — Я проходил мимо библиотеки, и невольно услышал, как он говорит с Фредди: «Если это случится с тобой, обормот…»
Бидж кашлянул.
— Ничего, мистер Бидж, тут все свои. Меня никто не выдаст?
Общество добродетельно зарокотало.
— Так вот, «Если это с тобой случится, уезжай в Канаду, я умываю руки». А Фредди говорит: «Да ладно, отец, чего там, а?»
Актерское мастерство рассказчика оставляло желать лучшего, но общество радостно засмеялось. Бидж счел уместным переменить тему.
— Скажите, мистер Феррис, а как это принял лорд Стокхед?
— Перси? Ничего, молодцом.
Эш заметил, что своего хозяина называют по имени, остальных — по всей форме. Это ему понравилось, было тут что-то феодальное.
— Чего вы хотите? — продолжал Феррис. — Платить не ему. Вот старый лорд, у того подагра разгулялась. Поэтому он и поехал на курорт, а не сюда. А Перси — ничего, держится.
— Низшие классы, — промолвил Бидж, — забыли свое место. Если не ошибаюсь, эта особа — буфетчица. Прискорбно, что у молодых людей такие вкусы.
— Не говорите! — сказал Джадсон. — Фредди тоже попал в историю, когда мы с ним жили в Лондоне. К счастью, его милость перестал присылать деньги, пришлось вернуться. Да, влюбился в певичку! Каждый вечер посылал меня в театр с букетом и письмом. Как же ее звали? Прямо на языке вертится… Влюбился по уши. Помню, убираю я у него, гляжу — стихи! Если она их сохранила, не миновать нам суда. Общество тревожно и восторженно зашуршало.
