— Ну, госпоже Ватсон будет не до смеха, если все это произошло только по ее оплошности, — сказал он.
— Может быть бедная женщина больна.
— Да, но ведь здесь должны быть еще двое людей, кухарка и горничная. Мы, пожалуй, очень кстати оставили наши чемоданы на станции, пришлось бы теперь бросить их в саду. Ты, дорогая, подожди здесь, под навесом, а я обойду кругом и попробую пробраться в дом с другой стороны.
Но и там все было так же темно, и дверь в кухню была заперта. Под дождем Франк переходил от окна к окну — везде все было темно и тихо. Он вернулся к кухонной двери. Здесь ему удалось приоткрыть маленькое окошечко в двери. Он просунул руку, нащупал ключ, повернул его и дверь открылась Франк в темноте ощупью пробрался в дом. Пройдя к парадной двери, он отпер ее и принял Мод в свои объятья.
— Добро пожаловать, моя родная Мод! Пусть никогда грусть не коснется тебя под этим кровом. Какое печальное прибытие домой. Что я могу сделать, чтобы загладить это? Но, как видишь, нет худа без добра, потому что я иначе никак не мог бы стать внутри, чтобы приветствовать тебя при входе.
Они некоторое время оставались в передней, в темноте. Затем Франк чиркнул спичку и попробовал зажечь лампу, но в ней не оказалось керосину. Он выругался и при свете спички направился в столовую. На столе стояли две свечки. Он зажег обе, и в комнате стало веселее. Франк и Мод взяли каждый по свечке и начали осматривать покинутый дом.
Столовая была превосходна, маленькая, но очень уютная. Посередине стоял стол орехового дерева. На камине возвышались великолепные бронзовые подсвечники, подарок крокет-клуба. На том же камине, около часов, лежала распечатанная телеграмма. Франк быстро схватил ее.
— Ну, вот оно! — воскликнул он. — Смотри: «Ждите нас четверг вечером около десяти». Ведь я написал «вторник вечером». Это вина телеграфиста. Мы приехали на два дня раньше, чем нас ждали.
Хорошо, что было хоть какое-нибудь объяснение, хотя многое все еще оставалось непонятным. По коридору, покрытому блестящим линолеумом, они прошли в гостиную. Это была не очень хорошая комната, слишком квадратная для того, чтобы быть изящной. Но все безделушки в ней были так прелестны, и развешенные повсюду фотографии друзей смотрели так весело. К тому же Франк и Мод не были настроены для строгой критики.
— Мне кажется, госпожа Ватсон устроила все великолепно, — сказала Мод. Ее живые пальчики уже приступили к кое-какому переустройству. — Но где же находится она сама?
— Она, очевидно, куда-нибудь ушла; живет же она, конечно, здесь в доме. Но меня удивляет отсутствие прислуги. Госпожа Ватсон писала мне, что прислуга уже прибыла. Что же ты думаешь теперь делать?
— Ты не хочешь есть, Франк?
— Я умираю с голоду.
— И я тоже.
— Ну, так пойдем поищем чего-нибудь.
Взявшись под руки, держа каждый по свече в свободной руке, они стали продолжать свои исследования уже с более определенной целью. В кухне, куда они прошли, всюду виднелись следы недавней работы: лежали в беспорядке грязные тарелки, печь была, очевидно, недавно затоплена, но огонь потух. В одном углу валялась куча чего-то похожего на груду грязных занавесей, в другом лежало опрокинутое кресло. Повсюду царил беспорядок, который очень удивлял Франка, знавшего, что госпожа Ватсон не выносит неряшества. Комод и шкаф с посудой первые привлекли их внимание. Франк радостно вытащил из комода кусок свежего хлеба, масло, сыр, коробку какао и полный горшок яиц. Мод подвязала передник, отыскала бумаги и лучину, и вскоре в печке весело затрещал огонь.
— Франк, налей воды в котел.
— Готово, что еще?
— И вот в эту миску тоже. Это для яиц.
— Мод, мне кажется, они гнилые, — заметил Франк, подозрительно откладывая яйца.
— Посмотри их на свет. Видишь, — совершенно свежие, превосходные яйца. В миску их. Теперь нарежь хлеба и намажь его маслом. Через несколько минут ужин будет готов.
— В ящике здесь лежат салфетки, ножи и вилки. Я пойду накрывать на стол.
— И оставишь здесь меня одну. Нет уж, Франк, пожалуйста, если я кухарка, ты будешь моей посудомойкой. Достань чашки и налей какао. Знаешь, мне очень нравится роль хозяйки дома.
— Да еще с судомойкой вдобавок.
— Да, причем у судомойки замечается склонность все время обнимать свою хозяйку. Надо снять шляпку. Достань из шкафа сахар для какао. Знаешь, Франк, — Мод с тарелкой в руках, вдруг остановилась, — кажется, тут в кухне есть собака или что-то вроде того.
До их слуха долетели какие-то странные звуки. Франк и Мод с испугом оглянулись вокруг.
— Откуда это? Франк, кажется — это мыши.
— Будем надеяться на лучшее. Не пугайся понапрасну. Шум идет, кажется, из-под этой кучи занавесей.
Со свечой в руке Франк подошел к куче и увидал вдруг сапог, торчавший наружу.
— Господи Боже! Да там спит какая-то женщина!
Успокоившись, что это не мыши, Мод также приблизилась, все еще держа тарелку в руках. Не оставалось никакого сомнения в том, что это — женщина, и что она крепко спит. Голова ее лежала под столом. Это была очень толстая, здоровая баба.
— Эй, ты! — крикнул Франк и начал трясти бабу за плечо. — Вставай!
Но баба продолжала безмятежно спать.
— Эй, да проснись же ты, вставай! — кричал Франк, и ему удалось кое-как привести женщину в сидячее положение. Но и сидя она продолжала так же крепко спать.
— Бедняжка, она должно быть больна, — заметила Мод. — Не сбегать ли за доктором, Франк?
— Проснись, эй ты, баба! — орал Франк во все горло. Затем он стал изо всех сил трясти женщину, которая болталась, как кукла. Наконец Франк выбился из сил и опустил ее снова на пол, подложив ей под голову маленькую скамеечку.
— Тут уж ничего не поделаешь, — сказал он, — надо дать ей выспаться.
— Что ты хочешь сказать, Франк? Неужели она…
— Именно это. Она пьяна.
— Какой ужас!
— Смотри, котел кипит. Давай ужинать.
— Нет, Франк, у меня совесть будет не спокойна, если мы оставим ее валяться здесь. Я не в состоянии буду поужинать как следует. Да и ты также, я знаю.
— Черт с ней, с этой бабой, — сказал Франк, сердито взглянув на неподвижно распростертое тело. — Стоит нам беспокоиться из-за нее. Ей здесь, кажется, достаточно удобно.
— Нет, Франк, нельзя быть таким бесчеловечным.
— Что же нам делать?
— Надо положить ее в постель.
— Господи Боже!
— Да, дорогой, мы должны это сделать.
— Да слушай же, дорогая, нужно быть рассудительным. Женщина весит полтонны, а спальная комната на самом верху.
— Ты попробуй взять ее за голову, а я за ноги. Как-нибудь донесем.
— Да нам ни за что не поднять такую громаду вверх по лестнице.
— Ну, тогда снесем ее в гостиную на диван, — сказала Мод. — Иначе я, право, не в состоянии буду спокойно ужинать.
Видя, что Мод не уговоришь, Франк схватил женщину под руки. Мод взяла ее за ноги, и они понесли ее, все еще совершенно бесчувственную, по коридору. Выбиваясь из сил, они кое-как дотащили ее до гостиной. Новый диван затрещал под тяжестью женщины; едва ли он ждал, что его обновят таким образом. Мод накинула на распростертое тело толстое одеяло, и оба вернулись к своему кипящему котлу и еще не сварившимся яйцам. Затем они накрыли на стол и, кажется, никогда еще не ужинали с таким аппетитом. Молодой женщине все казалось красивым, — обои, ковры, картины, но для него одна она была такой красивой, и умом, и душой, и телом, что вокруг все казалось очарованным ее присутствием, тому тихому и чистому счастью, которое дает простая дружба и которое гораздо глубже и сильнее самого бешеного взрыва страсти. Франк вдруг вскочил со стула. У дверей раздался шум чьих-то шагов. Щелкнул ключ, и струя холодного воздуха, проникшего в комнату, показала, что дверь открылась.
— Закон не разрешает мне войти, — произнес чей-то грубый голос.
— Да говорят же вам, что она очень сильная и буйная, — сказал другой голос, Франк узнал его, — это был голос госпожи Ватсон. — Она выгнала горничную из дому, и я ничего не могу с ней поделать.
— Мне очень жаль, сударыня, но это совершенно против законов Англии. Предъявите мне приказ об аресте, и я сейчас же войду. Но если вы донесете ее до порога, я уж отправлю ее куда следует.
— Она в столовой, я вижу огонь там, — сказала госпожа Ватсон и вдруг вскликнула: — Господи Боже! Господин Кросс, как вы меня испугали! Должно же было случиться так, что вы приехали домой в мое отсутствие! Ведь я не ждала вас раньше четверга. Нет, этого я никогда не прощу себе…
Но все неудачи и недоразумения объяснились. Телеграмма была причиной всего зла. А затем новая кухарка оказалась горькой пьяницей и очень буйной во хмелю. Другую служанку она выгнала из дому. А пока госпожа Ватсон бегала за полицией, кухарка напилась до полного бесчувствия и заснула мертвым сном.