Сознание, что ему завидуют, приятно льстило чувствам незначительного человека. Слова одного из собеседников за завтраком в клубе подлили масла в огонь. «Берегитесь, Айир, — сказал тот, — вы на краю пропасти. Неужели же у вас не было ни одного доброго друга в Симле, который бы сказал вам, что она опаснейшая женщина в Симле?»
Айир усмехнулся и вышел из клуба. Когда, о когда же наконец будет готово его новое платье? Он спустился на Мэль, чтобы справиться. М-с Хауксби, возвращавшаяся из церкви в рикше, окинула его испытующим взором. «Он уже более похож на мужчину, чем на неуклюжего оболтуса». Она прищурила глаза, чтобы солнце не мешало ей смотреть. «Да, он ничем не хуже других мужчин, когда так держится. О, благословенное тщеславие, чем были бы мы без тебя?»
Вместе с новым платьем явился новый прилив самоуверенности. Отис Айир увидел, что может войти в комнату, не чувствуя легкой испарины. Может пройти через нее и разговаривать потом с м-с Хауксби, как будто комната и не была пройдена. В первый раз, может быть, за все девять лет он гордился собой, был доволен своей жизнью, своим новым платьем и наслаждался чувством дружбы — дружбы с м-с Хауксби.
— Внешнего лоска еще не хватает бедняге, — говорила она в новой интимной беседе с м-с Маллови.
— Я уверена, что в Нижней Бенгалии чиновников заставляют пахать землю. Как видите, мне пришлось начинать с ним с азов. Правда? Но вы не можете не видеть, дорогая, как изменился он к лучшему с тех пор, как я взяла его в руки. Мне надо еще немножко времени, и он сам себя не узнает.
В самом деле, Айир быстро стал забывать, кем он был прежде. Один из его сослуживцев жестоко задел его, спросив однажды, по простоте душевной:
— Кто сделал вас так быстро членом совета, батенька? Ведь вы перескочили через полдюжины кандидатов?
— Очень жаль, но я ничего об этом не знал, — как бы оправдываясь, ответил Айир.
— Ничего позорящего вас я в этом не вижу, — продолжал старик. — Карабкайтесь, Отис, карабкайтесь, пока не забрала вас лихорадка. Три тысячи в месяц она уносит.
Айир передал разговор м-с Хауксби. Он поведал ей о своем огорчении, как своему близкому другу.
— А вы оправдывались! — воскликнула она. — О, какой стыд! Ненавижу людей, которые оправдываются. Никогда не оправдывайтесь, когда друзья будут говорить о ваших служебных успехах. Никогда! Мужчина должен быть дерзок и смел, пока не встретится с более сильным. Теперь слушайте меня, гадкий мальчик.
Легко и гладко, как катилась рикша вокруг Джакко, преподавала м-с Хауксби уроки житейской мудрости Отису Айиру, иллюстрируя их живыми примерами, встречающимися им на пути во время их прогулки в солнечный жаркий полдень.
— Боже милостивый! — закончила она восклицанием. — Ведь таким образом в следующий раз вы будете защищаться, когда вас назовут моим attache!
— Никогда! — с твердостью заявил Отис Айир. — Это совсем другое дело. Я всегда буду…
«Что будешь?» — подумала м-с Хауксби.
— Гордиться этим, — докончил Отис.
«Пока спасена», — сказала себе м-с Хауксби.
— Только боюсь, что я начинаю уже зазнаваться. Знаете, как осел, которого перекормили. Он разжирел и начал брыкаться. Может быть, это от горного воздуха и отсутствия переутомления в мозгу.
«Горный воздух… возможно, — сказала опять себе м-с Хауксби. — Он до конца жизни просидел бы в клубе, если бы я не открыла его».
Затем она прибавила вслух:
— У вас есть данные, чтобы чувствовать себя выше других.
— У меня! Какие?
— О, их совсем немало. Только это чудное утро не располагает меня к серьезному разговору, а то я бы сказала какие. А что это за рукописи вы показывали мне вместе с грамматикой местного наречия?
— Записки о гулалах. Пустяки. Но я так много работал над этим, что не хочется и вспоминать теперь. Вам следовало бы ознакомиться с нашим округом. Приезжайте как-нибудь с вашим супругом, я покажу вам окрестности. Бесподобное место, особенно во время дождей! Громадные лужи, железнодорожные насыпи, змеи, шныряющие всюду, и зеленые мухи летом. Жители, способные умереть от страха при одном взмахе собачьего хлыста. Но они знают, что вам запрещено пускать его в дело, поэтому отравляют вашу жизнь ежеминутно. О, это божественное место.
Отис с горечью засмеялся.
— Тем более необходимо вам оставить его. Зачем вам жить там?
— Потому что больше негде. Как я могу уйти оттуда?
— Как! Сотни путей для этого. Право, если бы здесь не было так много народу, я дала бы вам хорошую затрещину. Требовать, милый мой мальчик, требовать! Смотрите! Вот молодой Хэксерли шесть лет на службе здесь и с половиной ваших талантов. Он требовал то, что ему было нужно, и получил. А тот вот, Мак Артурсон, как он достиг своего настоящего положения? Требовал, напрямик и упорно требовал — оторвавшись от жалкой чиновничьей лямки. Поверьте, все люди одинаковы на вашей службе. Я много лет прожила в Симле. Неужели вы думаете, что люди достигают высокого назначения, потому что известны их таланты заранее? Все вы вначале выдержали экзамены, какие вам полагаются, и все, за исключением уж совсем отпетых, способны работать. Остальное требуйте. Называйте это настойчивостью или нахальством, но требуйте! Люди полагают — знаю, что говорят люди, — что человек, умеющий дерзко требовать, должен кое-что представлять из себя. Слабый человек не скажет: «Дайте мне то или другое». Он будет только думать: «Почему мне не дали того или другого?» Если бы вы были в армии, я сказала бы: служите в пехоте, будьте барабанщиком. Там это значит — требовать! Вы принадлежите к ведомству, которое может распоряжаться ла-маншской эскадрой, и медлите требовать, чтобы вас убрали из округа с зелеными мухами, где вы не признаетесь даже за господина. Поднимите на ноги всю бенгальскую администрацию. Предъявляйте свои права. Хлопочите у индийского правительства. Попытайте счастья в пограничном департаменте, там могут быть шансы у всякого, кто верит в себя. Пытайтесь всюду! Делайте все! Вы вдвое умнее и втрое представительнее всех здесь, и… и… — м-с Хауксби замолчала, чтобы перевести дыхание, — и всякая карьера, которая вам придется по душе, будет вами сделана. Вы можете пойти так далеко!
— Я не знаю… — сказал Айир, несколько ошеломленный неожиданным потоком красноречия. — Я не такого высокого мнения о себе.
Это была деликатность, но не вполне платоническая. М-с Хауксби легко прикоснулась рукой к лапе без перчатки, лежащей на откинутом верхе ее рикши, и, смотря Отису прямо в лицо, сказала нежно, почти слишком нежно:
— Я верю в вас, если вы не верите в себя. Довольно ли этого, мой друг?
— Довольно, — ответил Отис торжественно.
Он замолчал и молчал долго, погрузившись в мечты, которыми жил он восемь лет назад, но сквозь них блестели порой, как солнечные лучи сквозь позолоченное облако, фиалковые глаза м-с Хауксби.
Любопытны и непостижимы вместе с тем извилины жизни, или, скорее, существования, в Симле. Постепенно, в свободное время между танцами, развлечениями и проповедями, распространилось среди мужчин и женщин известие о том, что Отис Айир, глаза которого зажглись теперь новым светом веры в себя и в свои силы, сделал что-то стоящее внимания там, в глуши, откуда он пришел. Он просветил заблудившийся муниципалитет, внушил доверие к себе и спас сотни жизней. Он знал гулалов так, как не знал их никто другой. Изучил вообще прекрасно местные племена; несмотря на свое невысокое служебное положение, пользовался большим авторитетом среди местных гулалов. Никто, в сущности, и не знал, кто или что такое эти гулалы, пока Муссук, которого вызывала к себе м-с Хауксби, не возвестил всем, гордясь своими познаниями, что это одно из жестоких горных племен, дружбу с которым считает полезным поддерживать даже Великая Индийская империя. А нам известно теперь, что сведения эти были почерпнуты м-с Хауксби из записок Отиса Айира, который вел их в продолжение шести лет наблюдения над этими самыми гула-лам и. Он рассказал ей также, как свирепствовала среди них лихорадка, благодаря их дикости и невежеству. Как, приведенный в отчаяние смертью от лихорадки своего любимого помощника, он проклял однажды местное управление за его халатность. М-с Хауксби с интересом слушала все эти рассказы и решила издать его записки, пока они не дошли до ушей посторонних слушателей, способных, по ее мнению, преувеличить как хорошее, так и худое.
После этого Отис Айир окончательно почувствовал себя героем дня и предметом всеобщего внимания.
— Теперь вы не будете впадать в мрачное настроение, — сказала м-с Хауксби. — Расскажите мне обо всем, что вас веселит и радует.
Отис не требовал дальнейшего поощрения. Представьте себе человека, имеющего за плечами в качестве советника и друга светскую женщину. Пока он пользуется этим, он безбоязненно может встречаться с людьми того и другого пола — преимущество, которое не имело в виду Провидение, когда создавало мужчину в один день, а женщину в другой, в знак того, что они не должны вмешиваться в жизнь друг друга. Такой человек может пойти очень далеко или, неожиданно для всех окружающих, ринуться в бездну, если отвергнет предлагаемый ему совет.
