— Я скажу, что вы здесь, — предложила хозяйка, — мистер… Ах, вы не назвались!
Билл вернулся к жизни с неправдоподобной быстротой.
— Мне пора! — вскричал он. — До свидания. И выбежал из комнаты. Хозяйка удивилась.
— Что с ним такое? Чуть ковер не порвал. Пикеринг весь трясся.
— Вы знаете, кто это? Он.
— В каком смысле?
— Тот, кого я видел в окне!
— Чепуха какая! Вы ошиблись. Он знаком с Кларой.
— А когда вы о ней сказали, он сбежал. Леди Уэзерби задумалась.
— И то верно.
— Что он про нее говорил?
— Ничего. Это я говорила. Он просто слушал. Пикеринг затрясся еще сильней в припадке торжества.
— Это нарочно! — вскричал он. — Помните, что сказал Шериф? Он вынюхивал. А теперь проник в дом под фальшивым предлогом. Один оставался?
— Да. Ренч пошел доложить мне.
— Значит, несколько минут был один. Что ж, времени достаточно.
— Успокойтесь!
— Я не беспокоюсь. Но…
— Вам слишком много мерещится. Не все люди — воры.
— А зачем он тут рыскал?
— Это не он.
— Он самый. Я уверен.
— Ну, сейчас выясним. Вот и Клара. Старушка, ты знаешь такого… ах, так и не спросила!
Клара стояла в дверях, глядя то на жениха, то на подругу.
— В чем дело? — спросила она.
— Дадли беспокоится. Твой знакомый зашел сказать, что видел Юстеса…
— А, вот какой предлог? — вставил Дадли. — Где же Юстес?
— Он его просто видел.
— Явная ложь. Он слышал, что Юстес сбежал, и решил этим воспользоваться.
Леди повернулась к Кларе:
— Так ты его знаешь или нет? Высокий такой… истинный англичанин.
— Притворяется, — сказал Дадли. — Такой же англичанин, как я.
— Не сердись на Дадли, Клара, — сказала леди. — Он слишком часто ходит в кино. Я тебе говорю, вылитый англичанин.
Она попыталась воспроизвести его речь. Клара застыла на месте.
— Никого я не знаю! — крикнула она.
«Зачем он пришел? Что он сказал? Беседовал ли он с Дадли?»
— Никого похожего.
— А? — воскликнул Дадли. — Что я говорил?
— Странно, — сказала леди. — Ты уверена?
— Совершенно.
— Он живет тут рядом. На ферме.
— Знаю-знаю, — вставил Дадли. — Мрачное место, как раз для воров.
— А я думала, это пасека, — возразила хозяйка. — Там живет очень хорошенькая девушка. Она как-то ехала на велосипеде. Ее фамилия Бойд.
— Это его сообщница, — упрямо сказал Пикеринг. — Все очень просто. Она селится где-то, все ее знают. Потом является он и обчищает дома. Как-никак этим летом обокрали не меньше полудюжины.
— Что же вы собираетесь делать? — осведомилась хозяйка.
— Да уж кое-что сделаю. — решительно ответил он. И вышел с крайне деловым видом.
— Не думала, что у него такая фантазия, — сказала леди. — Взрывчатый какой-то.
Клара слабо рассмеялась.
— Странно, что тот человек сослался на тебя… Клара резко обернулась к подруге:
— Полли, я тебе кое-что скажу. Только не проговорись Дадли. Я знаю этого человека. Мы собирались пожениться.
— Что!
— Только никому не говори.
— Но…
— Все кончено.
— Когда ж это было? При мне?
— Нет, позже.
— Он не знает, что ты выходишь за Дадли?
— Н-нет… Мы долго не виделись.
— Бедный! — огорчилась добрая леди. — Как я его расстроила! Что же ты раньше не сказала?
— Как-то не довелось.
— Хорошо, дело твое.
— А ты Дадли не скажешь?
— Конечно, нет. А почему? Тебе стыдиться нечего.
— Да, но…
— Не волнуйся, не скажу. Хотя он так боится воров… а где он, кстати?
Дадли был у себя, рассматривал револьвер. Он был осторожен. Глядя на него, вы бы приняли его за полицейского из фильма.
16
В Индии, странной стране, кишат скорпионы и змеи. Если кто из них укусит туземца, тот не сетует и не размышляет — он бежит, бежит, бежит, пока весь яд не выпарится. После этого он может заняться собой.
Лорд Долиш там не бывал, но действовал примерно так. Говоря строго, он очень быстро шел, а это врачует душу. Для вящего сходства он ощущал, что отравлен.
Человек он был простой, с простыми нравственными правилами. Больше всего он ценил честность. У него не было друзей-преступников, но если бы такой завелся, он бы хотел одного — чтобы тот не ведал лжи и коварства. Потому он и не соглашался рекомендовать в свой клуб Бертфильда.
Клара честной не была. Именно потому он и мчался по лесу, глядя вперед и ничего не видя. Вспомнив последний разговор, он вспыхнул и увеличил скорость. Его едва не затошнило.
Сперва он просто бежал, как жертва скорпиона. Потом — простите за реализм — он ощутил, что весь мокрый. Этот неизящный, но естественный факт открыл дорогу мысли. Многострадальный лорд стал думать.
Мысли и чувства были смешанные. Раны открывались одна за другой. Его ударили сразу в несколько чувствительных мест. Так бывает, когда вас поразят ударом в спину, укусят за локоть и дадут в глаз. Ничего не скажешь, больно; это Билл и чувствовал.
Понемногу он стал разбирать удары, классифицировать. Меньше всего пострадало самолюбие. Он был скромен, что там — неправдоподобно скромен. В таких случаях это полезно. А вот Клара… Где ее честность? Браня его в тот вечер, она знала, что выходит замуж за толстого, лысого, немолодого кретина, у которого есть одно положительное свойство — деньги. Может быть, это описание резко, но учтите ситуацию.
Билл шел и шел. Где-то, громко гудя, проезжали машины, но он не замечал их. Собаки приветствовали его, но он отмахивался. Яд, растворенный в крови, гнал его вперед.
И вдруг все прошло. Буквально на полушаге он исцелился и ощутил, что хорошо бы попить. Путь еще долгий. Он свернул в кабачок. После этого к дому двигался усталый, но вполне здоровый мужчина.
Теперь ему казалось, что Клару он знал давно и мало. Он смотрел на нее через пропасть. Любовь и увлечение отличаются друг от друга тем, что увлечение можно убить одним ударом. Очнувшись, Билл понял, что любви не было. Его привлекали красота и — да-да — сострадание. А так, они вечно спорили. И вообще, она плохая.
Сам собой в его душе стал складываться идеальный образ. Хорошая. Смелая. Добрая. Не ворчит и не жалуется. Кларе он многое спускал, а ей спускать нечего. Вот, скажем, честность. Лжи ей спускать не придется. Она никогда не поступит плохо, не допустит низкой мысли. Да, кстати, она умная, и ей хватит доброты, чтобы общаться с не очень умным человеком, вроде него. Наконец, она хрупкая, проворная, маленькая, белокурая, разводит пчел… и зовется Элизабет!
Придя с удивлением к этим выводам, он заметил, что отмахал десять миль и передним — ворота фермы. Кто-то шел к ним. То была она — легкая, вроде тени. Рядом ковылял страдавший ревматизмом кот. Биллу казалось, что он их давно не видел.
— Где вы были? — тревожно спросила Элизабет. — Я гадала, гадала…
— Гулял, — ответил он.
— Несколько часов!
— Я дошел до Моррисвиля.
— Да это же двадцать миль!
— Может быть…
Она удивленно на него смотрела. Ей вспомнилось, что в последние дни гость казался ей каким-то странным.
— Что-нибудь случилось? — с запинкой спросила она.
— Нет, — уверенно ответил он. Теперь он знал, что всё в порядке. Мало того, никогда он не был счастливее.
— Правда?
— Еще бы!
— Мне… мне казалось, что вы чем-то взволнованы. Билл быстро прибавил еще одно свойство: заботлива, как ангел.
— Спасибо, — сказал он, — но я в полном порядке. Взгляд ее успокоился.
— Вам хорошо?
— Это мягко сказано!
— Тогда я вас огорчу. Мы с вами влипли!
— Что такое?
— Обезьяна.
— Сбежала?
— Нет. И не думает.
— Ну и что?
— Пойдемте, присядем. Вы устали.
Они сели на каменную скамью, которой мистер Флек, хозяин фермы, украсил некогда свои угодья.
— Жуткая штука, — сказала Элизабет, — но сидеть можно. Скажите, зачем вы ходили к леди Уэзерби?
Пока он припоминал, зачем ему это понадобилось, Элизабет ответила сама:
— Вы хотели ее утешить! Вы такой добрый. А получилось хуже.
— Я не сказал, что обезьяна здесь.
— Что же вы сказали?
— Что я ее видел.
— Этого вполне хватило.
— Простите, ради Бога!
— Ничего, справимся, но надо действовать, и поскорее.
— А что такое?
— Пресса идет по пятам. Целый день отвечаю репортерам.
— Репортерам!
— Они просто кишат. И каждый раскрыл преступление. Полиция вот не сумела, а он…
— Как они сюда попали?
— Леди пригласила.
— Почему?
— Реклама нужна. Казалось бы, обезьяна… Но вы представьте, что она сбежала от короля, да еще швырялась яйцами в графиню или укусила герцога? Наша швырялась в судомойку, а укусила миллионера. В сущности, то же самое. В общем, репортеры здесь, у них тут вроде штаба. Еле в дом загнала покормить. Они хотели расположиться лагерем. Может быть, кто-то еще лежит в траве с блокнотом. Что будем делать?
