С. 236. ..зеленый огонек… до рассвета светился в кабинете… — Ср; свидетельство Ремизова о Н. А. Найденове: «Сверхъестественной энергии, а дел конца не видно. Говорили, что даже и не спит вовсе, а ест походя, и неразборчив <…> Могу засвидетельствовать, что из его окна во всю ночь до утра не погасал свет» (Иверень. С. 37–38).
Никола — Николин день — 9 мая (Никола летний).
С. 237. …и снова окаменело лицо. — В этой связи см, ремизовское воспоминание: «<…> 18 ноября 1896 г.. — роковой для меня день, — арест и Таганская тюрьма. И потом ссылка в Пензу. Я был как вычеркнут, а имя мое произносили, как позорное. Я сохранил связь с матерью и братьями. Но старший брат, когда-то из всех привязанный ко мне, был на стороне старших. Обращаться к нему за помощью было бесполезно» (На вечерней заре 2. С. 239).
С. 239. …быть с нею вместе всегда — вечно, вовеки. — По сути, весь «лирический монолог» на с. 282–283 являет собой парафраз поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон» (1841). Показательно появление непосредственно имени «Демон», а также анафорическое сходство имен ремизовской и лермонтовской героинь: ТАня — ТАмара.
С. 241. …родился у него сын, а жена после родов померла. — Ср.: «Жена брата Виктора, Ида Федоровна Рюккерт — дочь берлинского золотильщика. Золотильщик Рюккерт обосновался в Москве <…> дела шли хорошо. В семье Виктора было хозяйственно, немецкие порядки и свободно. В приезд Ремизовых они часто останавливались у этого брата, а Ида <…> приезжала к ним в Петербург. У них сын Борис и дочь Галина» (Кодрянская. С. 76).
…проводили отшельника?… — В кн. «Подстриженными глазами» Ремизов сообщает, что в юности из-за его пристрастия к уединенному чтению у него было домашнее прозвище «отшельник» и "отшельник" с прибавлением "оглашенный"» (С. 233).
С. 242. Театр-обедня… — Ремизов, служивший в 1903–1904 гг. заведующим литературной частью в «Товариществе Новой Драмы» В. Э. Мейерхольда, много для театра переводивший, размышлявший о его проблемах, наделяет Петра своим взглядом на природу театрального искусства. В этой связи см., например, такую фразу из письма жене от 26 июня 1904 г.: «Очень понравилась Вяч<еславу> Иванову моя мысль: "театр — обедня"» (На вечерней заре 2. С. 272).
С. 243. Петровки — Петровский пост перед Петровым (Петра и Павла) днем — 29 июня.
Каиафа — прозвище иудейского первосвященника Иосифа, высокомерного саддукея, яростного преследователя Христа и апостолов.
С. 245. Апостол — часть Нового Завета, содержащая Деяния и Послания св. апостолов.
…горько мне стало за душу человеческую. — Текст «эпитафии» представляет собой слегка видоизмененный вариант ремизовского рассказа, впервые появившегося — под заглавием «Эпитафия» — в № 3 альманаха «Северные цветы» (М., 1903) ив 1910 г. опубликованного во 2-м томе «Сочинений Алексея Ремизова» (Шиповник 2) под заглавием «Коробка с красной печатью».
С. 247. Мара — морок, наваждение; греза, мечта; призрак, привидения, обман чувств и самый призрак — род кикиморы, которая путает и рвет кудель и пряжу.
…преполовилось лето. — От Преполовения, церковного праздника, отмечаемого на 25-й день после Пасхи в среду.
Древний белый собор гордый и несравненный. — Подразумевается сооруженный Иоанном Грозным Софийский собор в Вологде, где Ремизов отбывал ссылку в 1901–1903 гг. Этот собор писатель поминает в кн. «Иверень» (С. 196) как главную вологодскую достопримечательность.
С. 248. Ссыльные приняли его сердечно и участливо… — Ср.: «В Вологде меня приняли и добродушно и приветливо» (На вечерней заре 1. С. 154).
С. 249 …этом домике — полонии ссыльных… — Ср. с упоминанием Ремизовым при изображении и перечислении вологодских ссыльных: «"колонии" в доме Киршина (что-то вроде коммуны) неподалеку от Золотого Якоря <…>» (Иверень. С. 246); «Золотой Якорь» — единственная «первоклассная» гостиница в Вологде в период ремизовской ссылки.
Ссыльных было человек до пятидесяти. — Ср. с перечнем Ремизова своих собратьев по вологодской ссылке в кн. «Иверень» (гл. «Северные Афины»; С. 245–248).
…вожаки притягивали к себе более слабых… — Ср.: «Были среди ссыльных хорошие, симпатичные люди, все были людьми, верующими в свою идею. Но дышать было трудно в их обществе. Было страшное сужение сознания. Были люди довольно читавшие, но у среднего ссыльного уровень культуры был довольно низкий. То, что интересовало меня, не интересовало большую часть ссыльных. Меня считали индивидуалистом, аристократом и романтиком. <…> Я принадлежал к "аристократии" вместе с Ремизовым, Щегол е вы м, Савинковым; Маделунгом. А. Богданов и А. Луначарский возглавляли "демократию". "Аристократия" была более независима в своих суждениях от коллектива, более индивидуалистична и свободна в своей жизни, имела связи с местным обществом, главным образом земским, отчасти с театром» (Бердяев Н. А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М, 1991. С. 128).
С. 250. …давал себе зарок жить отдельно… — В этой связи см. заключение современной исследовательницы биографии и творчества Ремизова: «Именно в Вологде, где в числе ссыльных были многие известные впоследствии общественные деятели, писатели и философы, <…> где царила атмосфера интенсивной духовной жизни, Ремизов сделал свой окончательный выбор, избрав не политическую деятельность, а литературное творчество. К такому решению его привело не ощущение своей непригодности как революционера, практика, не разочарование в людях, а потребность полной творческой самоотдачи. Ремизов на всю жизнь сохранил дружеские связи и добрые отношения со многими видными деятелями революционного движения разных толков. Луначарский вспоминая его как одного из самых интересных людей, с которыми он встретился в Вологде. Б. Савинков высоко ценил литературные советы Ремизова. При этом никто из былых товарищей по ссылке не упрекал Ремизова за прекращение его участия в практической борьбе. Для них это было понятно и оправданно» (Грачева А. М. Революционер Алексей Ремизов… С. 436).
С. 251. Рында — телохранитель, оруженосец.
С. 252. …схватился Николай за некрологи… — Ср.: «… в Вологде я писал "подорожие" (некрологи). Всякий отбывший срок ссылки, в канун отъезда устраивал прощальный вечер, я заготовлял это "подорожие", по-старому сказать подорожие, напутствие, некролог, а П. Е. Щеголев, большой искусник "выразительного чтения", читает полным голосом, отчетливо выговаривая все буквы по писаному. Некрологи я писал на листе в виде свитка с закорючками и завитками» (Иверень. С. 250; ср.: Встречи. С. 108–109).
С. 254. …тихо скончался за переводом с немецкого. — Ср. с содержанием ремизовского вологодского «некролога» Иосифу Александровичу Давыдову (1866–1942), философу, одному из первых русских марксистов, экономисту, публицисту, автору книги «Что же такое экономический материализм?» (1900), в 1905 г. сотрудничавшему в журнале «Вопросы жизни»:
«Иосиф Александрович Давыдов
— Автор Так что же такое, черт возьми, экономический материализм?
— Давыдов?
— Давыдов, пиши! — понукая, говаривал П. Е. Щеголев. И Давыдов писал день и ночь, несмотря ни на какую погоду.
Вот он: сухой, на тонких вытянутых ножках, в розовой сорочке, желтые ботинки — издали напоминает портрет Канта с бородою; неизменно записная книжка в руках; щурясь записывает.
Покойный не любил неясного и неопределенного.
— Пардон-с, пожалуйста! — морщась, прижимал он левый кулак к сердцу, — постулирование абсолютного? все это бессодержательные слова. Leere Worter! — и приведет латинское изречение или излюбленное философами: "это все равно, как если бы вместе с водой выплеснуть и ребенка из ванны".
Я помню встречу: покойный отдыхал на диване в столовой у В. А. Жданова, в руках книга — скоро позовут чай пить. Я помню наши вечерние прогулки около Собора по бульвару: перешагнув через Авенариуса и Маха, покойный настойчиво требовал признания "злого начала" — черта.
Обладая даром ясновидения, однажды вечером по дороге в Золотой Якорь к Н. А. Бердяеву, Иосиф Александрович споткнулся и угодил носом в тумбу, а когда затворилась за нами дверь в № 1, он попросил стакан чаю и даже без лимона. Отличаясь трудолюбием, покойный тихо скончался за переводом с немецкого»
(Иверень. С. 256–257).
Остролицый, будто высеченный из камня, Катинов… — Ср. в кн. «Иверень», где лицо Б. В. Савинкова уподобляется камню (с. 271; см. также с. 270).
С. 257. …и со всего размаха ударил Николая. — Возможно, прототипической для данного эпизода явилась ситуация, о которой поведал в своих дневниковых записях близкий друг Ремизовых В. В. Розанов: «Интересна их женитьба. Он пошел куда-то на сходку и его арестовали, сослали. В ссылке — "она" и началось с того, что она при первой встрече дала ему пощечину. Он разумеется извинился, сказав: "Простите, Сер<афима> Пав<ловна>, но я не агент полиции, а несчастный студент". Естественно, что она после этого вышла за него замуж. "Его" и "ее" я всегда представлял как черную мышь грызущую "головку" голландского сыра» (РГАЛИ. Ф. 419. On. 1. Ед. хр. 724. Л. 203, сохранена орфография подлинника). Ср. аналогичное свидетельство М. В. Волошиной, Сабашниковой в кн.: Волошина-Сабашникова М. В. Зеленая змея: Мемуары художницы. СПб., 1993. С. 151. С другой стороны, здесь, видимо; отразилось и крайнее недовольство Б. В. Савинкова Ремизовым в связи с тем, что будущий писатель, по сути дела, отвлек С. П. Довгелло от участия в террористической деятельности боевой организации социалистов-революционеров (см. об этом: На вечерней заре 1. С. 156 и др.).
