— Да?
— Да. От Адриана Пика.
Убрав руку от спины Булпита, Джо раздумчиво почесал подбородок. Куда менее зоркий человек, и тот уловил бы, что надвигается гроза. Джо понимал, что этот прихлебатель, взявшись за перо, вполне может затронуть тему, влекущую за собой большие затруднения.
Однако, как обычно, не растерялся.
— От Пика? Так, так, минутку, никак не припомню… что же это за Пик такой? Адриан? Ах, да! Я с ним шапочно знаком. На вашем месте я не стал бы так гнать машину.
Джин набавила скорость.
— Мистер Ванрингэм, вам было известно, что Адриан — мой жених?
— Помилуйте! Откуда?
— Я думаю, Табби просветил. Да или нет?
— Э… э… ну, в общем — да. Теперь припоминаю, обронил что-то такое.
— Так я и думала. А вы посоветовали Адриану уехать, потому что мой отец разозлился на него и гоняется за ним с хлыстом?
Джо вздохнул. Как все трудно!
— Ну, посоветовал. Собирался вам рассказать.
— Благодарю!
Поджав губки и вздернул подбородок, Джин еще сильнее вжала педаль акселератора. Бессловесный вскрик вырвался у Булпита — его тряхнуло на выбоине, как льдинку в шейкере.
— Видимо, ваш дядя пытается сказать, — предположил Джо, — что всем нам будет спокойнее, если вы сбавите скорость. Постарайтесь укрепиться в мысли, что ведете «Скорую помощь», а не колесницу Джаггернаута.
Совет был принят, и Джо опять подался вперед.
— А теперь вернемся к нашему разговору. Я рад, что вы его завели, я и сам хотел объясниться. Вы согласны, что в любви и на войне честно все?
— Нет, не согласна.
— Это несколько затрудняет мое объяснение. Я действовал, исходя из таких убеждений. Мне казалось, что, только удалив Пика на сравнительно ранней стадии, я сумею обеспечить себе время и свободу от постороннего вмешательства. Я предполагал, что моя маленькая хитрость заставит его умчаться, как кролика. Так и вышло. Да за ним не всякий кролик угнался бы!
— Вы погубили мою жизнь!
— Ничего подобного.
— Адриан порвал со мной!
— Порвал?
— Да!..
— Прекрасно! Просто чудесно!
— Не смейте так говорить!
— Смею и буду. Вы его не любите.
— Люблю!
— Нет!
Джин закусила губу, которой уже досталось сегодня.
— Опять надменность, — остерег ее Джо.
— Не смейте делать мне замечания!
— Pardon.
Снова, невзирая на беспокойство Булпита, Джин нажала на акселератор, и Джо, намеревавшийся было продолжить разговор, увидел, что сейчас бесполезно выдвигать разумные доводы. Откинувшись на спинку, он погрузился в свои мысли.
Какая, однако, ирония судьбы! Девушка, которую он любит, отталкивает его и без слов дает понять, что относится к нему как, скажем, к слизняку, а все из-за того, что он убедил Пика, будто ее отец гоняется за ним. Но от фактов не уйти, отец и правда гоняется! И с хлыстом. Если с начала мира какой-нибудь баронет и жаждал огреть кого-нибудь этим орудием, то сэр Бакстон был этим самым баронетом, Адриан Пик — его жертвой. Единственный упрек, который мог бы кинуть ему самый пристрастный судья, — он чуточку предвосхитил события.
Из задумчивости его вывела остановка машины. Разбросанные дома, мелькнув мимо, сменились группкой домов, стоявших тесно, а последние минуты они мчались сплошной аллеей из кирпичных стен.
Те, в свою очередь, сменились магазинами, кабачками и всеми другими обычными пунктами Главной улицы процветающего провинциального городка. У одного кабачка, неподалеку от пустого зеленого автобуса, к капоту которого привалился шофер в форме, попыхивающий сигаретой, Джин и затормозила. Джо спрыгнул и встал, ожидая приказаний.
Джин (как с огорчением увидел Джо, — по-прежнему холодная и застывшая) повелительно мотнула головкой.
— Спросите его, где живет ближайший врач.
— Он вряд ли знает. Что-то подсказывает мне, что он сам тут чужак.
— Тогда узнайте в пивной.
— Прекрасно. Может, прихватить чего выпить?
— Поторопитесь, пожалуйста.
— Бегу, бегу.
Избавившись от его пагубного присутствия, Джин отдалась мыслям о том, откуда взялся дядя. Проблема эта, как выразился бы Шерлок Холмс, таила немало любопытного.
Об особых обстоятельствах, делавших Булпита столь нежеланным для ее отца, Джин не ведала ни сном ни духом. Сэр Бакстон не захотел открывать ей, что ее фамильное древо замарано присутствием клейщика, а уж тем более опасался, как бы она нечаянно не ляпнула чего при княгине.
Словом, секретность представлялась Бакстону лучшей политикой, и потому на расспросы дочери, куда подевался ее дядя после того, как она разговаривала с ним в столовой, отвечал, что дела отозвали того в Лондон. У Джин сложилось впечатление, что, покончив с лондонскими делами, Булпит вернется погостить в Уолсингфорд Холл.
А теперь, оказывается, все это время он находился по соседству, и его штаб-квартира помещалась в плавучем доме!
Возможна лишь одна разгадка. Припоминая чувства отца, которому явно не хотелось даром держать в доме родственника, Джин сообразила, что произошло. Раздираемый между священными обязанностями гостеприимства и неблагородной скупостью, Бак допустил, чтобы битву выиграла маммона. Вместо уютной спальни в Холле он отправил шурина на баржу, которая даже новенькая вряд ли годилась под жилье.
Сидя за рулем «Виджона-7», Джин заливалась краской стыда за своего скупого родителя. С этим позором надо покончить. Если совесть не сумела убедить его, что недостойно вести себя как шотландец из газетного юмора, придется взять дело в свои руки. Прямо от дверей врача, решила Джин, она отвезет дядю в Уолсингфорд Холл, пусть поправляется и набирает сил. Даже Бак, рассудила она, при всей своей склонности к экономии, вынужден будет признать, что невозможно бросать в плавучем доме покалеченного человека.
После такого решения настроение у нее поднялось, и она почувствовала себя счастливее; так всегда чувствуют себя девушки, когда что-то твердо решат. Но тут раздался голос — визгливый, скрипучий, точно у куклы чревовещателя; и она поняла, что водитель автобуса что-то говорит, причем обращается к ней. Он бросил свой капот и стоял в нескольких шагах от машины, глазея на Булпита с откровенным интересом.
— Извините? — холодновато переспросила Джин; ей хотелось остаться наедине со своими мыслями. Кроме того, беспримерное злодейство Джо вселило в нее временное предубеждение против всех мужчин. При всей широте взглядов приличная девушка не способна пускаться в разговоры с представителем пола, к которому относятся люди вроде Ванрингэма-старшего.
Водитель был невысоким, остроносым субъектом, похожим на прыщавого горностая. Он стоял, глядя на Булпита, и каждый прыщ набухал любопытством. Потерпевший, откинувшись на спинку, лежал с закрытыми глазами в полнейшем отупении. Он пришел к выводу, что ему никак не перекинуть мостик через пропасть непонимания, разверзшуюся между ним и его спасителями. Придется запастись терпением до встречи с врачом — натренированный профессионал сразу определит, в чем проблема. Таким образом, он последовал совету Джо, расслабился, отчего стал поразительно похож на газетную фотографию «жертва зверского убийства». Горностай, пробормотав «Господи милостивый», немедленно приступил к расследованию.
— Чегой-то с ним? — Он ткнул сигаретой в Булпита. Если он надеялся на взрыв девичьей откровенности, то был разочарован. Джин по-прежнему держалась холодновато и отчужденно.
— Его покалечило.
— Эт я и сам вижу! А чего случилось-то? Машиной переехало?
— Нет. — Ножка Джин стала нетерпеливо отбивать дробь по дну машины. Ей показалось, что Джо чересчур замешкался, за это время можно было узнать адреса десяти докторов.
Ответ не понравился Горностаю. В нем появилась суровость прокурора, который не намерен терпеть дурацких увиливаний свидетеля. Насупив брови, он заложил сигарету за ухо, чтоб не мешала перекрестному допросу.
— То есть как? — спросил он. Джин смотрела в пространство.
— Это как же не переехала? — продолжал Горностай. — Гляньте-ка сами. Лицо-то прямо все в крови. — Он приостановился в ожидании ответа. — Кровью уливается! — присовокупил он. — Я грю, лицо-то у него, а?
— Я вас слышала.
Ее отчужденность подействовала на Горностая неприятно. С самого начала их беседы он находился в не слишком благодушном настроении из-за того, что пассажиры, поглощенные эгоистической жаждой, хлынули в кабачок, не подумав пригласить и его. Тем самым он созрел для классовой борьбы. Изысканная красота Джин обычно пробуждала в мужчинах чувства рыцарственные и покровительственные. В Горностае она разбудила лишь низменные инстинкты. В ее голосе ему слышался оттенок аристократической надменности, и мечтал он о том, чтобы рядом оказался Сталин. Вот бы ей показал!
— Хо! — воскликнул он. Джин промолчала.
