– Я думал, что у нас в Америке завтраки плотные. Но оказывается, это пустяки в сравнении с вашими, – сказал Халлорсен, усаживаясь.
– Вы знакомы с лордом Саксенденом?
– Лорд Саксенден? – переспросил Халлорсен и поклонился.
– Как поживаете? У вас в Америке нет таких куропаток, как у нас, а?
– Нет. Полагаю, что нет. Я мечтаю поохотиться на этих птиц. Дивный кофе, мисс Черрел.
– Да, – подтвердила Динни. – Тётя Эм гордится своим кофе.
Лорд Саксенден поплотнее устроился на стуле:
– Попробуйте ветчины. Я ещё не читал вашей книги.
– Разрешите вам прислать? Мне будет лестно, если вы её прочтёте.
Лорд Саксенден продолжал жевать.
– Вам следует её прочесть, лорд Саксенден, – вмешалась Динни. – А я пришлю вам другую книжку по тому же вопросу.
Лорд Саксенден широко открыл глаза.
– Очень мило с вашей стороны. Это клубничный? – спросил он и потянулся за джемом.
– Мисс Черрел, – понизил голос Халлорсен, – я хотел бы, чтобы вы просмотрели мою книгу и отметили места, которые сочтёте несправедливыми по отношению к вашему брату. Я был страшно зол, когда писал её.
– Не понимаю, какой мне смысл читать её теперь?
– Я мог бы, если вы пожелаете, выбросить все это во втором издании.
– Вы очень добры, профессор, но зло уже совершено, – ледяным тоном отрезала Динни.
Халлорсен ещё больше понизил голос:
– Страшно сожалею, что причинил вам неприятность.
Чувство, которое можно было бы, пожалуй, приблизительно выразить словами: "Ты сожалеешь? Ах ты…" – преисполнило все существо Динни злостью, расчётливым торжеством и сарказмом.
– Вы причинили зло не мне, а моему брату.
– Давайте подумаем вместе, нельзя ли его исправить.
– Сомневаюсь.
Динни встала. Халлорсен поднялся, пропустил её и поклонился.
"Вежлив до ужаса!" – подумала девушка.
Остальную часть утра она просидела над дневником в одном из уголков парка, настоящем тайнике – до того густо он зарос тисом. Здесь грело солнце, над цинниями, пенстемонами, мальвами и астрами успокоительно гудели пчёлы. В этом уединении Динни снова почувствовала, как тяжело ей будет выставить переживания Хьюберта на суд толпы. Нет, в дневнике не было никакого хныканья, но, предназначенный для глаз лишь того, кем был написан, он с предельной откровенностью обнажал все раны души и тела. Издалека долетали выстрелы. Облокотясь на заросшую тисом изгородь, девушка смотрела в поле, откуда доносилась стрельба.
Сзади раздался голос:
– Вот ты где!
Её тётка в соломенной шляпе с такими широкими полями, что они задевали за плечи, стояла внизу на дорожке в обществе двух садовников.
– Я за тобой. Босуэл и Джонсон, вы можете идти. Портулаком займёмся после обеда.
Леди Монт подняла голову и выглянула из-под своей огромной шляпы:
– Такие носят на Майорке. Отлично защищает от солнца.
– Босуэл и Джонсон, тётя?
– Сначала у нас служил один Босуэл, но твой дядя не успокоился до тех пор, пока не подыскал Джонсона. Он требует, чтобы они всюду ходили вместе. Ты веришь доктору Джонсону, Динни?
– Я считаю, что он слишком часто употребляет слово "сэр".
– Флёр унесла мои садовые ножницы. Что это у тебя, Динни?
– Дневник Хьюберта.
– Тяжело читать?
– Да.
– Я следила за профессором Халлорсеном. Его следовало бы кое от чего отучить.
– Прежде всего от самоуверенности, тётя Эм.
– Надеюсь, наши подстрелят пару зайцев. Суп с зайчатиной был бы прекрасным добавлением к меню. Уилмет и Хенриет Бентуорт уже разошлись во мнениях.
– По какому поводу?
– Не знаю. Я была занята. Не то насчёт премьер-министра, не то насчёт портулака. Они вечно спорят. Хен, видишь ли, всегда была принята при дворе.
– Это так опасно?
– Хен – прелестное создание. Люблю её, хотя она вечно кудахчет. Зачем ты привезла дневник?
– Хочу показать его Майклу и посоветоваться с ним.
– Не делай этого, – сказала леди Монт. – Майкл – хороший мальчик, но ты этого не делай. У него масса каких-то странных знакомых – издатели там и прочие.
– Потому-то я и хочу с ним посоветоваться.
– Посоветуйся лучше с Флёр: она человек с головой. А у вас в Кондафорде тоже такие циннии? Знаешь, Динни, мне кажется, что Эдриен скоро сойдёт с ума.
– Тётя Эм!
– Он ходит как во сне. Я думаю, если его уколоть булавкой, он и то не заметит. Конечно, не следовало бы говорить с тобой об этом, но он должен на ней жениться.
– Согласна, тётя.
– Но он этого не сделает.
– Или она не захочет.
– Они оба не захотят. Словом, не понимаю, чем всё это кончится. Ей уже сорок.
– А дяде Эдриену?
– Он ещё совсем мальчик. Моложе его один Лайонел. Мне пятьдесят девять, – решительно объявила леди Монт. – Мне пятьдесят девять, я знаю, а твоему отцу шестьдесят. Твоя бабушка была очень чадолюбива. Она непрерывно рожала. Что ты думаешь насчёт детей?
Пузырёк поднялся на поверхность, но Динни успела проглотить его и ответила только:
– Ну, раз люди женаты, это неплохо – в меру, конечно.
– У Флёр будет ещё один в марте. Плохой месяц – какой-то легкомысленный. А ты, Динни, когда собираешься замуж?
– Когда заговорят мои юные чувства, не раньше.
– Весьма благоразумно! Не за американца, надеюсь?
Динни покраснела, улыбнулась – в улыбке было что-то опасное – и ответила:
– С какой стати мне выходить за американца?
– Не зарекайся, – возразила леди Монт, обрывая увядшую астру. – Когда я выходила за Лоренса, он так за мной ухаживал!
– И сейчас ещё" ухаживает, тётя Эм. Замечательно, правда?
– Перестань смеяться!
И леди Монт так глубоко погрузилась в воспоминания, что, казалось, окончательно исчезла под шляпой – ещё более необъятной, чем раньше.
– Кстати, раз уж мы заговорили о браке, тётя Эм, – я хотела бы подыскать Хьюберту девушку. Ему нужно отвлечься.
– Твой дядя посоветовал бы ему отвлечься с какой-нибудь танцовщицей, – заметила леди Монт.
– Может быть, дядя Хилери знает что-нибудь подходящее?
– Динни, ты – испорченное существо. Я всегда это говорила. Погоди, дай подумать. У меня была одна девушка; нет, она вышла замуж.
– Может быть, она уже развелась.
– Нет, кажется, пока только разводится, но это долгая история. Очаровательное создание.
– Не сомневаюсь. Подумайте ещё, тётя.
– Это пчелы Босуэла, – ответила тётка. – Их привезли из Италии.
Лоренс говорит, что они – фашистки.
– Чёрные рубашки и никаких лишних мыслей. В самом деле, они производят впечатление очень агрессивных.
– О да! Стоит их потревожить, как они налетают целым роем и начинают тебя жалить. Но ко мне они относятся хорошо.
– Одна уже сидит у вас на шляпе, милая тётя. Согнать её?
– Подожди! – воскликнула леди Монт, сдвигая шляпу на затылок и слегка открыв рот. – Вспомнила одну.
– Кого это "одну"?
– Джин Тесбери, дочь здешнего пастора. Старинный род. Денег, разумеется, нет.
– Совсем?
Леди Монт покачала головой. Шляпа её заколыхалась.
– Разве у девушки с такой фамилией могут быть деньги? Но она хорошенькая. Немного похожа на тигрицу.
– Как бы мне познакомиться с ней, тётя? Я ведь знаю, какой тип не нравится Хьюберту.
– Я приглашу её к обеду. У них дома плохо питаются. Кто-то в нашем роду уже был женат на одной из Тесбери. Насколько я помню, это произошло при Иакове, так что они с нами в родстве, но страшно отдалённом. У неё есть ещё брат. Он моряк: у них все служат во флоте. Знаешь, он не носит усов. Сейчас, по-моему, он здесь, в увольнении.
– В отпуске, тётя Эм.
– Да, да, я чувствовала, что это не то слово. Сними пчелу с моей шляпы. Какая прелесть!
Динни обмотала носовым платком руку, сняла с огромной шляпы крохотную пчёлку и поднесла к уху.
– До сих пор люблю слушать, как они жужжат, – сказала она.
– Я его тоже приглашу, – отозвалась тётка. – Его зовут Ален. Славный мальчик.
Леди Монт взглянула на волосы Динни:
– Я назвала бы их каштановыми. Кажется, он не без перспектив, но какие они – не знаю. Во время войны взлетел на воздух.
– Приземлился, надеюсь, благополучно, тётя?
– Да. Даже что-то получил за это. Рассказывает, что во флоте сейчас очень строго. Всякие, знаешь, там азимуты, машины, запахи. Ты расспроси его.
– Вернёмся к девушке, тётя Эм. Что вы имели в виду, назвав её тигрицей?
– Понимаешь ли, она так смотрит на тебя, словно из-за угла вот-вот появится её детёныш. Мать её умерла. Она вертит всем приходом.
– Хьюбертом она тоже будет вертеть?
– Нет. Но справится с каждым, кто захочет им вертеть.
– Это лучше. Можно мне отнести ей записку с приглашением?
– Я пошлю Босуэла и Джонсона. – Леди Монт взглянула на ручные часы: Нет, они сейчас обедают. Всегда ставлю по ним часы. Сходим сами – туда всего четверть мили. Моя шляпа не очень неприлична?
– Напротив, милая тётя.
– Вот и прекрасно. Выйдем прямо здесь.
