— Точно, точно. Фосфор, знаете ли.
— А-а, ну да, конечно.
— Иногда хватает одной сардинки. Вы можете сейчас его найти?
— Позвоню Мэйплу. Э-э, Мэйпл, — сказал дядя Перси, едва дворецкий возник, — пригласите ко мне Дживса.
— Слушаю, милорд.
— И может быть, еще бутылку, как ты считаешь, Берти?
— Как вы скажете, дядя Перси.
— Было бы опрометчиво не выпить. Ты не представляешь себе, что переживает человек, когда делает шаг, предполагая, что ступит на твердую землю, а у него под ногой оказывается Фитлуорт. Еще бутылку того же, Мэйпл.
— Слушаю, милорд.
Время ожидания, которое, впрочем, продолжалось не так уж долго, старый свойственник употребил на отдельные реплики по поводу Боко, останавливаясь главным образом на том, какое у него противное лицо. Но вот дверь опять открылась, и вошла процессия: впереди бутылка вина на подносе, за ней Мэйпл, а за Мэйплом Дживс. Мэйпл тут же удалился, и дядя Перси приступил к делу.
— Дживс.
— Милорд?
— Вы поймали сегодня утром рыбу?
— Двух, милорд.
— И съели их на завтрак?
— Да, милорд.
— Превосходно. Прекрасно. Тогда за дело. Вперед!
— Милорд?
— Я рассказал его милости, что рыба возбуждающе действует на ваш мыслительный процесс, Дживс, — пояснил я. — Теперь он надеется, что вы сможете предложить что-нибудь конструктивное насчет новой встречи с Чичестером Устрицей.
— Весьма сожалею, сэр, я приложил все мыслимые усилия к разрешению трудности, стоящей перед его милостью, но, к глубочайшему моему сожалению, мои попытки успехом не увенчались.
— Он говорит, пустой номер, — перевел я дяде Перси. Дядя Перси на это заметил, что ожидал большего.
Дживс ответил, что разделял его ожидания.
— А если предложить вам стаканчик игристого? Не подхлестнет вас?
— Боюсь, что нет, милорд. Алкоголь оказывает на меня скорее снотворное, чем мобилизующее действие.
— Что ж, в таком случае ничего не поделаешь. Ладно. Благодарю вас, Дживс.
Дживс удалился, и в комнате установилось довольно унылое молчание. Я стоял и крутил глобус, дядя Перси смотрел на чучело форели.
— Выходит, дело битое, — наконец произнес я со вздохом.
— Что ты сказал?
— Я говорю, если уж Дживс ничего не смог придумать, надеяться, похоже, не на что.
Но, к моему изумлению, он со мной не согласился. В глазах его сверкал огонь. Я недооценил боевой задор этих деляг, которые составили себе состояние на пароходах. Такие люди могут пасть духом ненадолго, но потом он у них непременно снова взмоет ввысь.
— Глупости, — сказал дядя Перси. — Ничего подобного. В этом доме Дживс — не единственный человек, у которого есть голова на плечах. Тот, кого, осенила мысль дать Эдвину пинок в зад и кто сумел привести ее в исполнение, не спасует перед такой простой задачей. Я возлагаю надежду на тебя, Берти. Пораскинь умом: как устроить мою встречу с Чичестером Устрицей? Думай, думай, не сдавайся.
— Можно я выйду пораскинуть умом в парке?
— Пораскинь, где тебе будет удобнее.
— Хорошо, — сказал я и вышел, погруженный в раздумье. Едва я закрыл за собой дверь на террасу, как словно из-под земли появилась Нобби.
Она подбежала ко мне семимильными шагами, будто леди Макбет, которой не терпится услышать достоверные новости из комнаты для гостей.
— Ну? — спросила она, с девичьим оживлением вонзая мне ногти в локоть. — Я уже почти умерла от волнения и любопытства, Берти. Все сошло благополучно? Я попыталась было подслушивать у двери, но ничего телком не было слышно. Доносились только громовые раскаты дядиного баса, изредка перемежаемые твоим блеянием.
Я готов был решительно возразить против того, что я якобы блеял, но Нобби не дала мне вставить ни слова.
— Непонятно, ведь по плану это от тебя должны были исходить громовые раскаты, а от дяди по временам — жалобное блеяние. И совершенно не слышно было Боко. Будто его вообще там не было.
Я поморщился. Вечно мне приходится выбивать у бедняги из пальцев чашу радости, уже поднесенную к губам. Мне это совсем не нравилось, ни тогда, ни теперь. Однако я поднатужился и заставил себя все ей открыть:
— Боко там и не было.
— Не было?
— Да.
— Но ведь весь смысл…
— Знаю. Но его, к сожалению, остановил садовник с вилами и пес с примесью волкодавьих кровей.
И в нескольких прочувствованных словах я поведал ей, как сокровище ее души оказался хуже чем прахом под подошвой дядиного башмака, а затем был изгнан из пределов парка, так и не спев свою песню.
Черты Нобби приобрели жесткое, холодное выражение.
— Значит, Боко опять свалял дурака?
— Я бы не назвал это в данном случае валянием дурака. Правильнее будет счесть его беспомощной жертвой рока, ты не согласна?
— Но он мог бы откатиться в сторону.
— Не так-то это просто. У дяди Перси знаешь какая огромная ножища!
Нобби осознала справедливость моих слов. Личико ее смягчилось, и нежный голосок спросил, не пострадал ли Боко, бедняжка.
Я подумал и ответил:
— Физически, мне кажется, он пострадал не сильно. Во всяком случае, передвигался самостоятельно. Но душевно, я бы сказал, он был в тяжелом состоянии.
— Бедняжечка! Он такой чувствительный. Как же теперь, на твой взгляд, к нему относится дядя Перси?
— Плоховато.
— По-твоему, все окончательно рухнуло?
— До какой-то степени — да. Но, — поспешил я добавить, радуясь, что могу обронить слово утешения, — остался какой-то шанс, что при благоприятных погодных условиях солнце вскоре еще выглянет из-за туч. Все зависит от того, насколько исправно в ближайшие полчаса будут работать вустеровские мозги.
— Что ты такое говоришь?
— Происходят невероятные вещи, Нобби. Ты помнишь, как я применил секретный метод Фитлуорта для избавления от помолвки с Флоренс Крэй?
— Да. Дал Эдвину пинок в зад.
— Вот именно. Этот пинок принес богатую жатву.
— Ты же говорил, что не подействовало.
— В том, на что я рассчитывал, и вправду не подействовало. Но обнаружились поразительные побочные результаты. Дядя Перси, прослышав о моем поступке, прижал меня к сердцу. Оказывается, он сам уже много лет мечтал дать юному фурункулу пинок в зад, но Флоренс удерживала его ногу.
— Я не знала.
— Очевидно, он носил маску. Но тайная страсть снедала его и достигла точки кипения минувшей ночью, когда Эдвин, подкравшись сзади, влепил ему бойскаутским стеком по седалищу. Так что можешь вообразить его чувства, когда выяснилось, что я побывал там, куда он ступить страшился.[131] Это перевернуло все его представления. Он пожал мне руку, угостил сигарой, настоял, чтобы я с ним выпил, и теперь я его доверенный друг и советчик. Он обо мне самого высокого мнения.
— Да, но…
— Что ты хотела сказать?
— Просто, что все это, конечно, замечательно, чудесно и великолепно, и я желаю тебе всяческого счастья и благополучия, но мне-то нужно, чтобы он был самого высокого мнения о Боко.
— Як этому как раз подхожу. Дядя говорит с тобой когда-нибудь о своих делах?
— Только, что он занят и чтобы я ему не мешала.
— В таком случае ты, конечно, не слышала про американского магната по имени Дж. Чичестер Устрица, с которым ему необходимо провести тайную встречу с глазу на глаз, чтобы договориться о важной сделке. Материи темные, коммерческие. Он поручил мне изыскать способ, как устроить эту встречу. Если я смогу, твое дело улажено.
— Почему это?
— Ну, подумай сама. Я уже теперь его любимая овечка, а тогда стану еще любимее и овечнее. Он ни в чем не сможет мне отказать. Я сумею смягчить его сердце и…
— Ну да, конечно! Я поняла.
— …и соединить ваши с Боко сердца. А ты тогда дашь Флоренс почитать то письмо, и мое дело тоже будет улажено.
— Ой, Берти, как чудесно!
— Да, перспективы самые радужные, при условии, конечно, что…
— При условии, что — что?
— …что я придумаю, как устроить эту их тайную встречу, о чем я в настоящий текущий момент не имею ни малейшего представления.
— Есть тысяча разных способов.
— Назови три.
— Ну, например, можно… Да нет… Я вижу, ты прав. Не так-то просто. Знаю, знаю! Надо спросить у Дживса.
— У Дживса мы уже спрашивали. Ему ничего не приходит в голову.
— Ничего не приходит в голову? Дживсу?
— Я понимаю. Я сам тоже был этим потрясен. При том что он до отвала наелся рыбы.
— Ну и что же ты собираешься делать?
— Я сказал дяде Перси, что пойду похожу по парку, поразмышляю.
— Может быть, Боко что-нибудь придумает? Но тут я вынужден был проявить твердость.
— А как же, обязательно, — сказал я. — Обязательно придумает, и мы сядем в такую глубокую лужу, что понадобится землечерпалка — нас оттуда вытащить. Старину Боко я люблю, как брата, но твердо знаю, что его, милого человека, лучше не трогать.
