Я возложил «Жизнь человека» на алтарь:
«Наконец-то, великолепно издана… Радуйся!» — заговорил я в душе, и, казалось, она отвечала:
«Вот и хорошо… Хорошо бы Бог-Родитель Великой Природы счел, что этого довольно… Я буду молиться об этом».
«Твои молитвы вряд ли будут услышаны», — с улыбкой ответил я и вернулся в кабинет на втором этаже.
Не прошло и двадцати минут, как в саду раздался чей-то голос, и я вышел на балкон. Из сада меня громко окликал Сампэй.
— Я попросил в издательстве «Жизнь человека» и вчера получил… прочитал. Не знаю, кто эта госпожа Нобэ, но написано хорошо…
— Не говорите так громко!
— Что? Вы и слышать стали лучше? Восхищен силой вашей кисти. Если так пойдет, вы еще много книг сможете написать.
— Подожди, я сейчас спущусь.
— У меня дела, мне надо идти. Потом встретимся, чтобы я мог не спеша поделиться впечатлениями. Вы так уверены в себе, так бодры духом… Завтра утром приду.
Моя дочь в доме растерялась при звуках этого голоса. Да и ближайшие соседи, вероятно, недоумевали, что там такое случилось.
В это время доставили утреннюю почту, как всегда, и книги и письма были увязаны на почте одной тесемкой.
Развязывать тесемки и узнавать, от кого пришли письма, — моя ежеутренняя маленькая радость, в это утро среди многих писем была одна открытка. Казалось, что она озарена небесной радостью и светом.
Это была открытка от молодого писателя Б., которому я доверял.
«С почтением прочитал „Жизнь человека“. Позвольте поделиться впечатлениями писателя, не верующего в Бога. Эпизоды с пастором А. и Митико Нобэ — пожалуй, главная часть этой повести — написаны прекрасно. Сэнсэй поистине обладает удивительной силой духа. От всей души желаю дальнейших успехов и гармонии в вашем писательском труде».
Прочитав это короткое письмо, я уверился в том, что можно не беспокоиться о достоинствах и недостатках «Жизни человека».
А ведь друзья, раньше присылавшие такие добрые вести, все умерли, — подумал я и снова взглянул на имя отправителя. Но в этот момент внезапно появился Жак и, громко рассмеявшись, сказал:
— Тебя поздравляют, чего же ты растерялся? Над тобой станут смеяться, будто ты впал в детство… В Истинном мире собрались все твои знакомые, и сейчас мы будем хором славословить издание «Жизни человека». И Жан и Морис тоже здесь. Мы будем молиться, как молились когда-то вчетвером на снежном плоскогорье, обратясь к небесам.
С этими словами Жак воздел руки и принял позу дирижера невидимого хора, и, как ни странно, с неба послышалось пение прекрасного хора, исполняющего священную песнь, и он тоже, дирижируя, начал петь, и одновременно с ним и я стал подтягивать баритоном; небесный хор звучал красиво и торжественно.
— Я давно жду тебя, все готово к обеду, — пришла звать меня дочь.
— Ты не слышала музыку?
— Нет.
А ведь мне казалось, что небесная музыка продолжала звучать и когда я спустился в столовую…
После обеда я и отдохнуть не успел, как пришел юноша Юкинага.
Я полагал, что он должен был прийти по крайней мере дня через два, и, решив, что у него какое-то личное дело, провел его в гостиную, и ждал, что он скажет, но он, как всегда немногословный, даже не поблагодарив за книгу, молчал.
Когда я уже собрался спросить, что привело его ко мне, он, выпив чаю, предложенного дочерью, как всегда, сразу же снял наручные часы и, убрав их в портфель, направился в «комнату Бога».
Там было приготовлено алое женское кимоно, он сразу же сменил на него пиджак, надел алые носки и превратился в девяностолетнюю Родительницу Мики Накаяма.
Как только юноша Юкинага переодевается в алое кимоно старой женщины и превращается в Родительницу, в гостиную обычно приходит дочь, чтобы оповестить об этом, а в тот день у нас с неожиданным визитом была проживающая в Токио дама из высшего общества, она обрадовалась такому удачному случаю и вместе со мной пошла в «комнату Бога».
Родительница, как всегда, села перед покрытым красным лаком восьминожником и, взяв в руки положенную мною на обогреватель «Жизнь человека», заговорила с улыбкой:
— Поздравляю… Получилась великолепная книга… Бог рад…
Я, от волнения потеряв дар речи, только и мог вымолвить:
— Спасибо! — склонив в поклоне голову к татами.
Я не мог точно расслышать ласковые слова Родительницы оглохшими ушами, поэтому, пожалуй, нужно записать эти слова так, как они запечатлелись на магнитофонной пленке.
— Сегодня — спасибо за труды. Бог-Родитель соизволил прочитать с искренним удовольствием. Бог-Родитель теперь воочию видит, что жизнь, описанная в этой книге, посеяла хорошие семена и поистине на глазах расцветает в мире.
Кодзиро действительно приложил немало усилий. Бог очень доволен. Бог ждет с нетерпением следующую рукопись. Скорее дай ее прочитать. Воодушевись, потому что Он ждет. Верь в себя и старайся.
Вхождение в Книгу Небес — очень трудное дело, но я дам тебе все, что необходимо для этого.
Бог обещает исполнить твои желания в награду за то, что ты исполнил свои и написал эту прекрасную книгу, и что бы ты ни попросил, Бог в течение этого года исполнит, так Он говорит. Поэтому с верой в себя старайся, держись!
Книга Небес — это книга жизни. Для того чтобы написать ее, тебе дана прекрасная жизнь.
Теперь и к тебе, возможно, будут приходить разные люди. К сему отроку тоже приходит много людей.
Затем Родительница начала рассказывать разные вещи об этом дитяти, о юноше Юкинаге. Читая этот текст, я в какое-то мгновение растерянно застыл в раздумьях.
Родительница приходила по крайней мере раз в неделю и сама изволила говорить; обычно она несколько слов говорила и об этом отроке, то ли ему самому, то ли присутствующим здесь — понять было трудно.
Я был уверен, что хорошо знаю юношу Юкинагу, но, оглядываясь назад, понимаю, что знал его недостаточно. Я более чем кто-либо признавал и его способности, и его миссию и возлагал на него большие надежды, но я не знал ни откуда он родом, ни его семейных обстоятельств, ни его биографии.
При этом испытывал непонятную досаду, думая о том, что, если бы не миссия, возложенная на него Богом, он стал бы выдающимся деятелем искусства, которым мог бы гордиться мир, достигнув успехов в развитии какого-нибудь из своих талантов: к примеру, в музыке или в живописи.
Тут я внезапно вспомнил, что юноша Юкинага достиг возраста, в котором был распят Иисус, и то, что его обычно всюду, как дитя, сопровождает Родительница, показалось мне странным и в то же время забавным, я рассмеялся, но слезы текли по щекам.
Когда я думаю об этом сейчас, то понимаю, что засмеялся я, возможно устыдившись самого себя, — будь рядом юноша Юкинага, он бы расценил это как малодушие с моей стороны, но слезы, когда я обнял его, были искренними.
Как же важна его, юноши Юкинаги, миссия, как далек путь и как трудно идти по дороге Неба! Родительница, постоянно сопровождавшая его, как мать, жалела его и, чтобы подбодрить, вместо его настоящего имени Юкинага Ито дала ему великолепное имя Тэруаки Дайтокудзи и даже, как я слышал, зовет его Лунно-Солнечным Богом. Это уж слишком!
Впрочем, пользуясь покровительством госпожи Родительницы, он тем более должен, не возомнив о себе, действовать умело, обдумывая каждый свой шаг.
Каждый человек получает в дар от Великой Природы свою душу и, позаимствовав на время тело, обретает жизнь в этом мире. В это же время каждый неосознанно получает от Великой Природы и свою миссию, и обязанность всей жизни. Я родился в 1896 году, на следующий год после победы Японии в японо-китайской войне, в совершенно варварской среде. Однако, к счастью, получил как цивилизованный человек высшее образование, сначала в Японии, а потом в передовой стране Европы, и мне выпала счастливейшая судьба разделить с Японией жизненный опыт модернизации.
Если быть точным, мне 95 лет и два месяца, и мне кажется, что эти годы пролетели как одно мгновение, и в то же время они представляются мне длинной чередой лет. Не говоря уж о более старшем поколении, даже мои друзья-однолетки все скончались, не осталось ни одного человека, с которым я мог бы поговорить о прошлом.
Да, долгая, тяжелая война окончилась поражением, и в Токио, превратившемся в выжженную равнину, я понял, что даже в условиях оккупации не умру с голода, если только буду писать, и писал, постоянно подбадривая себя… И вот в один из таких дней в мой дом пожаловал главный редактор «Вестника Тэнри», неся на спине, как ребенка, директора господина О.
Чтобы попасть в мой дом, надо было сесть на электричку на станции Сибуя, доехать до Сангэндзяя, выйти на остановке Мисюку, затем пройти пешком в направлении синтоистского храма Мисюку примерно полтора километра. Уже то, что слабенький директор О. прибыл ко мне на спине редактора, заставило меня сразу согласиться взяться за трудное дело написания из номера в номер «Госпожи Вероучительницы», которую предполагалось публиковать с продолжениями в еженедельнике «Вестник Тэнри»…
