II
Под предводительство Ифтаха попал некий Нузу, необычайно высокий, сильный, но бедный духом, парень. Ифтаха привлекало его наивное прямодушие, беззлобная ворчливость; а, кроме того, он всегда радовался каждому лишнему бойцу. Нузу говорил мало — его язык, угарит, хотя и походил на еврейский, не всегда был понятен. Окружающие поначалу пытались растормошить его вялый ум, но не вышло. Он охотно выполнял все поручения, и, в конце концов, его оставили в покое.
Однажды возникла ссора между людьми Ифтаха и пастухами палаточной деревни Суккот-Калеб. Поспорили о жалком куске пастбища, и пастухи, без сомнения, были правы. Однако люди Ифтаха не отступали. Вдруг раздался страшный крик неуклюжего Нузу.
— Хеда, хеда! — вскричал он, призывая своего бога войны, и нанес одному из пастухов сильный удар кулаком по черепу.
Остальные тоже закричали «Хеда!» и напали на остальных пастухов. Люди Ифтаха с Нузу во главе стали преследовать убегающих, захватили деревню Суккот-Калеб, насладились eё женщинами и разграбили палатки, в которых, впрочем, и грабить-то было нечего. Все произошло мгновенно, а когда закончилось, мужчины и сами не знали, зачем они это сделали. Что же случилось из-за глупого Нузу и почему они последовали за ним? Они боялись гнева своего военачальника. Однако Ифтах не ругал их. Он понимал, что растущему отряду все труднее становилось заботиться в глуши о мясе, муке, палатках, постелях, платье. Люди нервничали, и если он брал себя в руки и спокойно ждал своего часа, то, по его мнению, подобная вспышка заставит угомониться и остальных.
Однако с этого дня Нузу стал вести себя непристойно. Его откровенно разочаровывала спокойная жизнь в лагере Ифтаха, и даже то, что военачальник не ругался за нападение, разгорячило его нетерпение. Однажды вечером, когда все собрались вокруг огня, не имея на ужин ничего кроме пресных лепешек, он злобно спросил, долго ли они будут подчиняться такому слабому начальнику. Кто-то из людей Ифтаха пошутил:
— Ты находишь, что длинный Нузу был бы лучшим начальником?
Нузу кивнул громадной головой и спокойно ответил:
— Я не говорю «нет».
Но едва он закончил, на него набросился Пар — маленький, приземистый. Он не побоялся великана, сорвиголову, и прыгнул на него, вцепился ногтями в горло, причём так неожиданно, что соперник, не сумев защититься, бездыханный остался неподвижно лежать на земле.
Нашли Ифтаха, рассказали о случившемся. Он посмотрел на громадного, как дерево, лежавшего без чувств парня, и громко засмеялся. Затем, в явно хорошем настроении, приказал позвать сведущую в знахарстве Кассию. Она должна была привести Нузу в порядок, но после того, как тот очнется, ему придется немедленно покинуть страну.
— Дайте ему несколько лепешек и фиников, — добродушно добавил Ифтах.
Мужчины удивлялись его радостному настроению. А дело было в том, что к нему пришло вдохновение, которого он так долго ждал. Когда он увидел лежавшего на земле Нузу, этот громадный кусок безжизненного мяса, он сказал себе: если честному зятю Пару удалось свалить такого сорвиголову, повезет и ему, Ифтаху, если он нападет на людей Башана. Он вспомнил знаменитое дело израильтян, о котором часто рассказывал ему отец: о великом военном походе, когда они захватили земли к востоку от Иордана, победили Ога, царя Башана, величайшего из великанов, вместе со всем его войском, да так, что от царя Ога остались только песни об его поражении и его громадная кровать из черного камня, которую показывали в Рабат-Аммоне. Обо всем этом думал Ифтах, и из вдохновения родился план, а затем созрело и окончательное решение.
Он послал троих своих людей на север через реку Ярмук в страну Башан, в небольшой, но богатый город Афек. Одеты они были неприметно, выдавали себя за пастухов. Они купили себе самое необходимое, а затем пошли, якобы, к распутницам, чтобы хорошо провести ночь. Тем временем, Ифтах вместе со сто двадцатью бойцами перешел Ярмук. Вскоре после полуночи посланные вперед люди открыли ему ворота, и утром он с вооруженным отрядом стоял на рыночной площади города Афека. Перед ним, ошеломленные и беспомощные, старейшины. В основном население города составляли израильтяне — из клана Яир рода Менаше, но немало было и потомков эморитов, приверженцев могущественного Баала, крылатого бога-быка. Ифтах сказал старейшинам:
— Мне сообщили, что вы под угрозой. Царь Абир из Башана, который забрал у нас землю Аргоба, угрожает вашему доброму городу. Поэтому я здесь. Хочу защитить вас. Я привел сюда свой отряд, чтобы вы видели, что я способен сделать это. Мой отряд всегда будет здесь, если вам понадобится. Но, думаю, это будет стоить вам хороших денег.
С каким удовольствием старейшины выгнали бы их из города! Но они слышали о нападении на палаточную деревню Суккот-Калеб, да и этот Ифтах, как видно, не привык церемониться.
Они переговорили между собой, сердца их наполнились страхом. Может быть, удастся послать гонцов в ближайшие, дружественные города и просить их о помощи, чтобы выгнать разбойников. Прежде всего, надо выиграть время. Они сказали Ифтаху:
— Пережди ночь, брат Ифтах, сын Гилеада. Мы ответим тебе завтра.
Однако Ифтах дружелюбно сказал:
— Ни в коем случае, бородачи. Я не хочу быть для вас обузой даже на одну ночь.
Они вздохнули с облегчением и поинтересовались:
— Сколько тебе нужно денег, Ифтах, брат наш?
— Шесть тысяч шекелей серебром в год, — назвал цифру Ифтах, — а договор следует заключить на два года.
Старейшины побледнели под своими темными бородами:
— Не слишком ли велика сумма для маленького города?
— Не будьте так скромны, братья мои, — вежливо заметил Ифтах. — Вы славитесь ремеслами и богатством. Сюда, к вашей воде, приходит много караванов, и платят вам дань. Такой город нужно защищать силой и осторожностью.
— Да будет так, — сдались старейшины. — Однако, чтобы собрать столько шекелей, требуется время. Мы хотим дать тебе две тысячи шекелей сразу, чуть больше — через шесть месяцев, остальное — через год…
— Опять скромничаете, — возразил Ифтах. — Люди, которые так достойно носят дорогие платья, безусловно, имеют в сундуках несколько тысяч шекелей. Но если вам действительно не хватит части денег, пошлите человека в ближайший город найти серебро. Пока он не вернется, я запру ворота, и если придет враг, мы будем бороться вместе. Кому предопределено Господом, уйдет под землю.
Они снова вздохнули:
— Ладно, попробуем заплатить все сразу. А Ифтах ответил:
— Сказано мудро, братья мои. Давайте устроим праздник союза и пригласим на него Господа. А если хотите пригласить Баала из Башана, не возражаю.
Так Ифтах стал господином города Афека. И прежде чем мужчины Афека по-настоящему пришли в себя, он вступил в другой город, Голан, а потом — в третий, Гешур, и принудил и эти города заключить с ним союз.
Страх перед ним и его именем разрастался.
Недалеко от границ страны Тоб проходила большая торговая дорога, дорога фараона. Ифтах и его люди много раз показывались вблизи караванов и сопровождали их часть пути. Торговцы и стража замирали в наполненном страхом ожидании. Но Ифтах не применял силы и платил за товары, которые выбирал. Правда, от правителей городов севера, которым караваны платили дань за защиту, он требовал, чтобы они отдавали ему часть денег — от реки Ярмук до реки Ябок только он мог защитить караваны от любой опасности.
Города подчинялись его власти, и могущество Ифтаха росло. Но, несмотря на успехи, он не позволял себе делать вылазки из надежной гористой страны Тоб. Он часто менял в труднодоступной глуши место своего пребывания, и об этом знали только самые близкие ему люди. Ходили слухи, что он невидим и присутствует повсеместно; и Ифтах решил воспользоваться ими.
Под вымышленными именами, неприметно одетый, обычно в обществе друга Пара, он любил ездить на разведку по ту сторону Ярмука. Они кружили по всей стране Башана. Как жаль, что эмориты отвоевали большую и лучшую eё часть! Как богата была страна, как ловки eё люди!.. Баал из Башана в подарок своим почитателям выбросил из сырого подземного жилища черную землю и черные камни. Они иногда дымились. Черная земля была жирна и плодородна, люди из Башана получали от неё все в достатке: хлеб, вино, масло. Черный камень был крепок, люди из Башана строили из него дома, большей частью, в два этажа: в верхних жили хозяева, в нижних, подвальных размещались слуги и припасы. И повсюду виднелись дороги, цистерны, каналы — нигде не чувствовалось недостатка в свежей, вкусной воде. Хватало также и того крепкого, черноватого материала, барзеля (железа). У плотников были железные топоры и пилы, у крестьян — железные косы и серпы. В Гилеаде на владельцев таких орудий труда смотрели с удивлением.
