— Будь проклят этот парень вместе со своим кисетом! Думаю, что он улизнул и оставил меня здесь лавировать!
Мисс Гризль не могла не обратить внимания на такое проявление скорби и посетовала на свою злосчастную судьбу, обрекшую ее быть для него столь неприятной, что он в течение нескольких секунд не может вынести ее присутствие без раздражения. На этот упрек он ответил:
— Разрази меня бог! Чего хочет эта женщина? Пусть священник делает свое дело, когда ему заблагорассудится. Я, видите ли, готов влезть в супружеское ярмо, и к черту всю эту бессмысленную болтовню!
С этими словами он удалился, оставив свою возлюбленную отнюдь не разобиженной таким откровенным признанием. В тот же вечер был подвергнутобсуждению брачный контракт и, с помощью мистера Пикля и лейтенанта, заключен к удовольствию всех заинтересованных лиц без вмешательства юристов, которых мистер Траньон умышленно устранил от всякого участия в деле, выдвинув это требование как обязательное условие соглашения. Когда дела приняли такой оборот, сердце мисс Гризль исполнилось радости; здоровье, которое, кстати сказать, никогда не подвергалось серьезной опасности, она вновь обрела словно по волшебству и, после того как назначен был день свадьбы, употребила краткий период своего девичества на выбор нарядов, дабы отпраздновать вступление в супружескую жизнь.
Сделаны приготовления к свадьбе коммодора, которая откладывается благодаря случаю, заставившему его устремиться бог весть куда
Молва об этом удивительном союзе распространилась по всему графству, и в день, назначенный для бракосочетания, церковь была окружена несметной толпой. Желая показать свою галантность, коммодор, по совету своего друга Хэтчуея, решил явиться в день торжества верхом, во главе всех слуг мужского пола, которых он оснастил белыми рубашками и черными шляпами, некогда принадлежавшими экипажу его катера; кроме того, он купил двух гунтеров, для себя и для лейтенанта. С такой командой он выехал из крепости в церковь, отправив предварительно посланца известить невесту, что он и его спутники оседлали коней. Она немедленно села в карету, сопутствуемая братом и его женой, и поехала прямо к месту встречи, где несколько церковных скамей были сломаны и несколько человек чуть не задушены насмерть нетерпеливой толпой, которая ворвалась, чтобы присутствовать при совершении обряда. Явившись, таким образом, к алтарю и священнослужителю, они добрых полчаса ждали коммодора, чья медлительность начинала внушать им некоторые опасения, в результате чего был послан слуга поторопить его.
Слуга, проехав больше мили, узрел весь отряд, двигавшийся гуськом, пересекая дорогу наискось; отряд возглавлялся коммодором и его другом Хэтчуеем, который, очутившись перед изгородью, препятствовавшей ему продвигаться, выстрелил из пистолета и перебрался на другую сторону, образуя тупой угол с линией своего прежнего пути, а остальные всадники последовали его примеру, держась все время друг за другом, как стая диких гусей.
Удивленный таким странным способом продвижения, посланец подъехал ближе и сообщил коммодору, что его леди и ее спутники ожидают в церкви, где они провели немало времени и теперь весьма беспокоятся вследствие его опоздания, а посему желают, чтобы он ехал быстрее. В ответ на это сообщение мистер Траньон сказал:
— Послушайте, братец, неужто вы не видите, что мы спешим по мере сил? Отправляйтесь обратно и скажите тем, кто вас послал, что ветер изменился с той поры, как мы снялись с якоря, и что мы принуждены подвигаться медленно благодаря узости канала; и так как мы идем на шесть пунктов против ветра, они должны принять во внимание уклонение и дрейф.
— Ах, боже мой, сэр! — сказал слуга. — Зачем понадобилось вам делать такие зигзаги? Пришпорьте-ка своих коней и поезжайте прямо вперед, и я ручаюсь, что меньше чем через четверть часа вы будете у дверей церкви.
— Как! Прямо против ветра? — возразил командир. — Эй, братец, где вы обучались навигации? Хаузера Траньона поздно учить в его годы вести судно или делать вычисления. А что касается вас, братец, заботьтесь лучше об оснастке своего собственного фрегата.
Слуга, убедившись, что имеет дело с людьми, которых нелегко склонить к другой точке зрения, вернулся в храм и доложил о том, что видел и слышал, к немалому облегчению невесты, начинавшей обнаруживать некоторые признаки волнения. Успокоенная этим известием, она вооружилась терпением еще на полчаса, но по истечении этого срока, видя, что жениха все еще нет, она чрезвычайно встревожилась, и зрители могли легко заметить ее смятение, проявлявшееся в сердцебиении, тяжелых вздохах и бледности, сменяющейся румянцем, несмотря на флакон с нюхательной солью, который она беспрестанно прижимала к ноздрям.
Разнообразны были догадки присутствующих. Одни воображали, что жених перепутал место встречи, ибо ни разу не бывал в церкви с той поры, как поселился в этом приходе; другие думали, что он стал жертвой несчастного случая, после чего его приспешники отнесли его назад, в его собственный дом; а третья группа, в которую, по-видимому, входила и сама невеста, не могла не заподозрить, что коммодор передумал.
Но все эти предположения, как ни были они хитроумны, отнюдь не приближались к истинной причине его задержки, которая заключалась в следующем. Коммодор и его экипаж, лавируя, почти миновали дом священника, находившийся с наветренной стороны церкви, как вдруг лай своры гончих коснулся на беду слуха двух гунтеров, на которых ехали Траньон и лейтенант. Услышав волнующие звуки, эти быстроногие животные, охваченные страстью к охоте, внезапно понесли; напрягая все силы, чтобы принять участие в забаве, мчались они по полям с невероятной быстротой, перескакивали через изгороди, канавы и все препятствия, ни малейшего внимания не обращая на своих злополучных всадников.
Лейтенант, чей конь мчался впереди, убедился, что было бы великим безумием и самонадеянностью притворяться, будто он со своей деревянной ногой может усидеть в седле, и весьма благоразумно воспользовался удобным случаем, чтобы спрыгнуть посреди поля, густо заросшего клевером, где он и растянулся к полному своему удовольствию, и, увидев капитана, приближающегося галопом, приветствовал его возгласом:
— Как поживаете? Хо!
Коммодор, пребывавший в большой печали, покосился на него, проезжая мимо, и отвечал прерывающимся голосом;
— Черт бы вас побрал! Вы благополучно бросили якорь; хотел бы я с божьей помощью так же хорошо ошвартоваться!
Тем не менее, помня о своей искалеченной пятке, он не рискнул проделать эксперимент, который так удался Хэтчуею, но решил как можно крепче держаться на спине лошади, пока за него не вступится провидение. С этой целью он бросил хлыст и правой рукой уцепился за луку, напрягая все мускулы, чтобы удержаться в седле, и устрашающе скаля зубы вследствие такого усилия. В этой позе он проскакал значительное расстояние, как вдруг был утешен появившимися перед ним воротами с пятью перекладинами, ибо он нисколько не сомневался в том, что здесь быстрому бегу его гунтера будет неизбежно положен конец. Но, увы, он ошибся в своих расчетах. Вместо того чтобы остановиться перед этим препятствием, лошадь перескочила через него с удивительной ловкостью, к крайнему смятению и расстройству своего хозяина, который потерял при этом прыжке шляпу и парик и теперь начал подумывать всерьез, что сидит на спине самого дьявола. Он положился на волю провидения, благоразумие покинуло его, зрение и все прочие чувства ему измените, он выпустил поводья и, цепляясь инстинктивно за гриву, был в таком состоянии доставлен в гущу охотников, пораженных этим явлением. Ничего странного не было в их изумлении, если вспомнить о том, какое зрелище представилось их глазам. Особа коммодора была объектом восхищения всегда и тем более сейчас, когда каждая деталь в нем была подчеркнута костюмом и бедственным положением.
По случаю свадьбы он надел свой лучший кафтан из синего сукна, сшитый портным в Рэмсгейте и снабженный пятью дюжинами медных пуговиц, больших и маленьких; его штаны, из той же материи, были стянуты у колен тесьмой; камзол был из красного плиса с зелеными бархатными отворотами; сапоги имели чрезвычайное сходство как по цвету, так и по форме, с парой кожаных ведер; его плечо было декорировано широкой кожаной перевязью, на которой висел огромный кортик с рукояткой, напоминающей рукоятку тесака, а по обеим сторонам луки красовалось по ржавому пистолету, заключенному в кобуру, крытую медвежьим мехом. Потеря парика с бантом на косичке и шляпы, обшитой галунами, которые были своего рода диковинками, отнюдь не способствовала украшению коммодора, но, наоборот, выставляя напоказ его лысую голову и природную длину впалых щек, усиливала своеобразие и фантастичность его внешности. Такое зрелище несомненно отвлекло бы всю компанию от охоты, если бы его лошадь сочла нужным следовать другим путем, но это животное было слишком страстным спортсменом, чтобы избрать не ту дорогу, по которой бежал олень; итак, не останавливаясь ради того, чтобы удовлетворить любопытство зрителей, лошадь через несколько минут опередила всех гунтеров в поле. Между ней и гончими пролегала дорога в глубокой ложбине, но, вместо того чтобы покрыть одну восьмую мили до тропы, пересекавшей проселок, она перенеслась через ложбину одним прыжком, к невыразимому изумлению и ужасу возчика, который случайно находился внизу и видел, как этот феномен пролетел над его повозкой.
