Шейна-Шейндл
Да, почему ты не пришлешь свой портрет — я бы хоть увидела, как ты выглядишь при этих твоих нынешних занятиях писаниной. Говорят, писательская профессия вредит здоровью, так, может быть, не надо так много работать? Здоровье дороже, — как говорит мама: «В Писании сказано, за деньги можно купить все, кроме здоровья и молодости…»
(№ 111, 27.05.1913)
11. Менахем-Мендл из Варшавы — своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку.
Письмо седьмое
Пер. В. Дымшиц
Моей дорогой супруге, разумной и благочестивой госпоже Шейне-Шейндл, да пребудет она во здравии!
Прежде всего, уведомляю тебя, что я, слава Тебе, Господи, нахожусь в добром здоровье, благополучии и мире. Господь, благословен Он, да поможет и впредь получать нам друг о друге только добрые и утешительные вести, как и обо всем Израиле, — аминь!
Затем, дорогая моя супруга, да будет тебе известно, что, когда я говорю, что во мне что-то торкается, я знаю, о чем говорю. Пусть себе в Лондоне острые умы сидят и оттачивают этот свой ум еще больше, разрабатывая тысячи мирных договоров, а я, пока не помру, буду все твердить свое: не выйдет! Я утверждаю, что мир, который устраивают миротворцы со стороны, — это не мир. Людям следует самим дойти до той ступени, когда им не из-за чего ссориться и можно все устроить по-хорошему… Ты меня не убедишь в том, что если, например, двое в ссоре, а третий придет и станет их мирить, то эти двое сразу станут всем довольны, помирятся, успокоятся и вдобавок расцелуются. Пусть только третий отойдет хоть на миг и оставит их одних, и ты увидишь, как эти двое сразу же обнимутся по-братски и откусят друг другу носы! В особенности если их не двое, а несколько. Глупенькая, болгарин, должно быть, сошел с ума, допустив грека хозяйничать в Македонии[190]. Ой, беда с этой Македонией! Долгие годы это была бочка с порохом, всегда готовая взорваться кровавой войной между множеством живущих там народов. Кроме турок, у тебя там еще есть греки, болгары, сербы, албанцы, румыны[191], и кого там только нет? Евреи, естественно, там тоже есть. Ты спросишь: на кой там сдались еще и евреи? — а для погромов[192]. Потому что, например, что бы делал город Салоники, если бы там не было евреев?[193] Над кем бы сказали шехейону[194] сразу же после победы, которую с Божьей помощью одержали над турком?..[195] С другой стороны, речь, кажется, шла о мире — спрашивается: чем, прошу прощения, думал король Фердинанд[196], когда потащил своих солдат в Македонию?[197] И чем он думал, втайне подписав мир с турком[198] без прочих балканских хватов? Коли все были заодно, так какие теперь могут быть тайны?.. Или возьми, к примеру, серба, кажется, свой человек, а взял и втихаря сговорился с греком[199] против своего доброго друга Фердинанда! В общем, пропало дело, как я тебе об этом уже писал, скоро между трех славян заварится каша, как только дело дойдет до того, что каждый займет тот кусочек земли, про который ему кажется, что он завоевал его своим мужеством. И почему только трое? А что слышно про царя Микиту из Монтенегры? Ты, конечно, думаешь, что этот хитрый царек, который удачными шпегеляциями наварил по-тихому несколько грошей на бирже, этим удовлетворится? Будь уверена, что одним «здрасьте» от него не отделаешься. Ему тоже придется сунуть, если не имуществом, так наличными. На мелочь, дескать, он не согласен! Погоди, дело еще не кончено. Это только жених и невеста. А где же, так сказать, сваты со стороны жениха и сваты со стороны невесты? Реб Франц-Йойсеф? Реб Виктор-Имонуел? Реб Вильгельм? Где англичанин? Француз? И где «мы»? О «нас» ты забыла? «Мы», думаешь, будем сидеть в стороне на чужой свадьбе и глядеть, как сваты едят, пьют и веселятся, а «мы» будем только желать им доброго здоровья, — ошибаешься! В частности, поговаривают, что Сезонов подает в отставку, а на его место приходит Витя[200], наш Витя! Видишь, это уж совсем другая политика и другие дела. Витя, понимаешь ли, мишелону[201]. Он уж точно знает, что такое «гос», «бес» и «столаж»[202]. Он, между прочим, был министром финансов![203] Он им всем может дать фору и заткнуть их за пояс! Вот такие сваты. А кто же тут будет кем-то вроде клезмеров, бадхенов, шадхенов, поваров и поварих, дружек и подружек, и просто побирушек, всевозможных разорившихся обывателей, они, бедняжки, тоже ведь должны получить свое удовольствие? Все ж таки веселье. Бог дал, устроили турку свадьбу, делят его имущество, такие владения, не шутка! Возьми, например, Румынию, за какие такие добродетели ей полагается кусок?[204] Ее, что ли, маслом заправляли, ту военную кашу? Но о Румынии можешь не беспокоиться — Румынии отрежут немалую долю болгарской Силистрии, и тамошние турки вместе с болгарами и евреями перейдут от Болгарии к Румынии. Тамошние еврейчики, бедняги, криком кричат что, дескать, такое? Они не хотят в Румынию, они, дескать, лучше останутся в Болгарии! Потому что в Болгарии они были все-таки людьми, а в Румынии, дескать, что еврей, что скотина — все одно!..[205] Им даже от «важных персон» были обещаны всестороннее заступничество и поддержка… Но кто ж не знает, сколько на самом деле стоят эти, с позволения сказать, обещания, ведь и сами румынские евреи обладают на бумаге, согласно Берлинскому трактату с подписью и печатью, всеми равноправиями[206], а между тем мучаются как в могиле, и никакое Шма Исроэл не помогает!..
Но по-моему, это все пустяки. Все балканские комбинации меня мало трогают, потому что, как я уже разъяснял тебе в моих предыдущих письмах, турок от этих комбинаций мало что теряет. Напротив, он на этом необычайно выигрывает, поскольку экономит деньги, которые идут на содержание огромной армии и земель, которые полны врагами. Получается, что моя, так сказать, жалость к турку была напрасной, потому что война с балканцами, что ни говори, принесла турку большое благо — он сможет теперь осмотреться у себя дома, в Азии, увидеть, как обстоят дела с его, как говорят в Америке, бизнесом, и немного поправить свои обстоятельства. Это, что называется, разбогатеть после пожара… Но что во мне сейчас торкается — это нечто иное. Мне не нравится то, что «великие», эти «важные персоны», начали водить хоровод вокруг турка в самой Азии. Возьми, к примеру, англичанина с его договором, который он втихаря заключил с турком о железной дороге до Багдада[207]. Кажется, ну что такого в железной дороге до Багдада? Мало, что ли, железных дорог у англичан? Но есть в этом такая закавыка, которая может перевернуть всю политику с ног на голову, в результате чего ото всей моей комбинации, не дай Бог, ничего не останется. Ты, верно, спросишь, какое отношение имеет железная дорога на Багдад к моей комбинации? Следует все это тебе, не торопясь, разжевать, чтобы ты поняла.
Англичане в клетчатых штанах — умнейшая нация на свете. Люди опытные, стреляные воробьи! Они никогда не лезут в драку и всегда получают самую большую долю. Если двое затеяли войну, они стоят в сторонке с корабликами на море, держат руки в карманах и высчитывают, на чьей стороне им больше перепадет. Натравливают одного из дерущихся на его противника и при этом приговаривают, пусть, если будет в том нужда, он к ним обращается, и тогда будет его верх, ведь кто ж им, англичанам, равен? В особенности на море, потому что самый большой в мире флот — это английский флот… Затем, когда колесо фортуны повернется и та сторона, которую они поддержали, начинает брать верх, а значит, от ее противника можно будет получить еще больше, — шлют они весточку этому противнику, обещают ему то же самое, дескать, если нужно, так они готовы прийти на помощь со своим флотом, который самый большой в мире… Все это устраивается, ясное дело, в полной тайне, но так, чтобы об этом знал весь свет, дабы держать весь свет в страхе… Поняла? Это называется — чужими руками жар загребать… До сих пор англичане делали все, что могли, чтобы ослабить турка. Теперь, когда славяне слишком круто обошлись с турком на Балканах и он потерпел полное поражение, англичане вдруг начали улыбаться побитому, стали ему делать «у-тю-тю», ссужать его деньгами — и вот результат: тянут дорогу на Багдад и этим, кроме того что открывают себе путь в Индию, получают свободу рук в Персии, и теперь им не нужно объединяться с «нами», как они объединялись, когда делили Персию пополам — одна половина принадлежала им, другая — «нам»…[208] Ежели англичанин охладеет к «нам», то и француз охладеет, и так или иначе развалится вся затея с двумя «тройками», одна против другой: мы с французом и англичанином с одной стороны, против Франца-Йойсефа с Вильгельмом и Виктором-Имонуелом с другой стороны, и как только это все развалится, кто же будет настолько умен, чтобы предсказать — кто против кого?.. Но ты спросишь: а какое это все имеет ко мне отношение? Ко мне-то это отношения не имеет, а вот к турку — имеет. Я боюсь, что мне не дадут ухватить для него коврижки у него же, в его собственном доме то есть, — тогда, не дай Бог, пропадет весь мой план со всеми золотыми комбинациями, которые я для него разработал. Турок не станет шпегелировать и потеряет миллиарды, которые мог бы заработать, и, главное, уже можно не рассчитывать на мир, на настоящий мир, о котором я думаю, на тот мир, о котором пророчествовал Исайя, — дело дрянь! Это уже пахнет настоящей войной, перед которой трепещет весь свет и которая будет всем нам стоить немалых денег… Ты что думаешь — зря, что ли, француз продлил срок военной службы с двух до трех лет? Правду сказать, французики таки бунтуют[209], не хотят мучиться. Но кто ж их слушает?..
