Но самое интересное, что Нобелевскую премию мира ему дали за правдивое отображение событий, то есть за колорит — представляешь?
К концу этого повествования (роль Уильяма сводилась к выражению изумления) Коркер начал беспокойно поводить плечами, запускать пятерню за пазуху и чесать грудь. Закатав рукава, он пристально рассматривал руки, которые на глазах раздувались и краснели.
Это была рыба.
Два дня Коркера терзала крапивница, затем ему стало лучше.
Уильям часто видел, как он, голый по пояс и в пижамных штанах, сидит перед открытой дверью своей каюты и печатает длинные, подробные письма жене, поливая себя водой с уксусом по предписанию корабельного врача. Часто его распухшее лицо возникало над ведущей в ресторан лестницей, и раздраженный голос требовал минеральной.
— Он страдает, — с удовлетворением говорил французский чиновник.
Лишь когда они подходили к Адену, крапивница поутихла и Коркер спустился к ужину. Уильям тут же поспешил к нему с радиограммой, которая пришла утром и повергла его в тяжкое недоумение. Текст ее был таким:
ОППОЗИЦИЯ МОЛНИРУЕТ ПЛЮС ПЛЮС ФРОНТ ТОЧКА
АДЕН ВОЙНА ПЛЮС ИССЛЕДУЙТЕ АДЕН СВИСТ.
— Ничего не понимаю, — сказал Уильям.
— Да?
— Ясно только, что я должен остаться в Адене.
— Да? — Лицо Коркера, по-прежнему ярко раскрашенное, не выражало ровным счетом ничего.
— Как вы считаете, что я должен делать?
— Только то, что тебе приказано, старина.
— Наверное, вы правы.
— Ну конечно!
Но Уильяма продолжали мучить сомнения.
— Все равно, как ни читай, смысла нет. Может, радист что-то напутал? — сказал он после долгого раздумья.
— Спроси у него, — предложил Коркер, почесываясь. — А мне пора. Давно я к уксусу не прикладывался.
Уильяму показалось, что Коркер ведет себя холодно. Возможно, виной тому была крапивница.
На следующее утро они вошли в Аденский залив. Стюарды развили необычайно бурную деятельность, как бы стремясь реабилитироваться за десятидневное безделье, и приставали к пассажирам с множеством мелких услуг. Багаж вынесли на палубу. В ожидании таможенного катера был спущен трап. Облокотившись о гакаборт, Уильям смотрел на лысую гору шлака, видневшуюся в полумиле от корабля. В этом городе не хотелось оставаться надолго. Что там было «исследовать»? На море стоял мертвый штиль, оно было усеяно мусором тысяч кораблей, как тщательно загаженная пикниковая площадка, и лежало бы совсем неподвижно и безмолвно, если бы не лодка араба, торгующего слонами из искусственной слоновой кости. Рядом с Уильямом Коркер отчаянно торговался из-за самой большой игрушки.
Из радиорубки вышел матрос и протянул Уильяму листок бумаги.
— Тут что-то про вас, — сказал он.
Уильям прочитал:
РАБОТАЯ СВИСТОМ ИЗБЕГАТЬ ПОВТОРА ТАППОКА БРЕД.
— Что это значит? — спросил Уильям Коркера.
— Это значит, что наши шефы договорились между собой в Лондоне. Вы будете пользоваться нашими сообщениями, а значит, и мы с тобой можем работать вместе.
— А почему бред?
— Это наша кодовая подпись на телеграммах.
Коркер завершил торг, перевел с грехом пополам франки в рупии, нещадно переплатил и поднял на веревке своего слона. Затем он небрежно спросил:
— Кстати, вчерашняя телеграмма у тебя?
Уильям достал из кармана полоску бумаги.
— Хочешь знать, что в ней? «Оппозиция молнирует» значит, что конкурирующие газеты много пишут о том, зачем нас послали. «Плюс плюс фронт» — как можно скорее отправляйся на фронт. Ну, точка — понятно, конец предложения. «Аден война плюс» — говорят, что в Адене объявлено военное положение. «Исследуйте Аден» — проверь этот слух и сообщи результаты.
— Господи Боже мой! — сказал Уильям. — Большое спасибо. Как это удивительно!.. Значит, мне совсем не нужно оставаться в Адене?
— Не нужно, старина.
— Почему же вы мне вчера об этом не сказали?
— Старина, пойми меня правильно. Вчера мы были соперниками. Как я мог допустить, чтобы ты опередил меня? Пусть лучше «Свист» обращается в ВН. Смеешься? А я чуть из штанов не выпрыгнул. Но, видно, они и без нас договорились. Рад, что могу опереться на тебя, старина. Кстати, пока мы работаем вместе, не показывай никому служебных телеграмм, ладно?
И, радостно прижимая к груди слона, Коркер удалился в каюту.
На корабль поднялись чиновники паспортного контроля и прошли в курительную первого класса. Пассажиры, которым нужно было сходить в Адене, собрались в коридоре. Уильям и Коркер быстро получили назад свои паспорта. Пробираясь через толпу разноцветных и разноязыких людей, появившихся из недр парохода, Уильям заметил среди них с иголочки одетого, плотного человека, от которого пахло лосьоном для волос, хорошим мылом и дорогими духами. Посверкивали драгоценные камни, сияла, отражая солнечный свет, конической формы лысина. Это был попутчик Уильяма по «Голубому экспрессу». Они тепло поздоровались.
— Я вас здесь ни разу не видел, — сказал Уильям.
— Я вас тоже. К сожалению, я не знал, что вы едете с нами, иначе пригласил бы вас отужинать в моем маленьком люксе. Я стараюсь не афишировать свое присутствие, когда путешествую морем. Так легко завести знакомства, которыми будешь тяготиться впоследствии!
— Я думал, вы едете в Антиб. Что привело вас сюда?
— Климат, — ответил его собеседник просто. — Зов солнца.
Чиновники замешкались у своего стола, разглядывая один из лежащих перед ними паспортов.
— Интересно, как этот тип произносит свое имя? — спросил первый офицер.
— Убей, не скажу, — отозвался второй.
— У кого коста-риканский паспорт? — громко спросил первый чиновник.
Индус, у которого не было паспорта, попытался заявить на него права, но был изобличен во лжи и задержан.
— Извините, — сказал лысый знакомый Уильяма, — мне нужно уладить небольшое дело с этими джентльменами.
И он в сопровождении камердинера подошел к столу.
— Кто этот красавчик? — спросил Коркер.
— Хотите верьте, хотите нет, не имею ни малейшего представления, — ответил Уильям.
Улаживание заняло много времени. Попутчика Уильяма не было среди спускавшихся по трапу пассажиров, но когда они, набившись в маленький катер, тяжело ползли к берегу, мимо в вихре радужных брызг промчался, взлетая на волнах и обдав соленой влагой их фальшборт, глиссер. В нем сидели камердинер Кутберт и его загадочный хозяин.
В Адене они провели два дня в ожидании маленького парохода, который должен был отвезти их в Африку. Уильям и Коркер осмотрели чучело русалки и копи царя Соломона. Коркер купил несколько японских шалей и набор подносов из Бенареса. За несколько часов, проведенных в Каире, он успел приобрести несколько сигаретниц, янтарное ожерелье и миниатюрную гробницу Тутанхамона. Его номер в гостинице напоминал магазин восточных товаров.
— Я от Востока просто балдею, — говорил он. — Моя супруга с ума сойдет, когда я все это перед ней выложу.
Так он отдыхал. Работая же, попробовал взять интервью у британского посла и получил отказ; попытал счастья у капитана английского судна, заправлявшегося углем перед круизом по Персидскому заливу, и тоже получил отказ; наконец провел два часа в беседе с экскурсоводом-арабом и за двадцать рупий набрал материал, которого хватило на обстоятельный репортаж о военных укреплениях города.
— Нам нет смысла писать об этом обоим, — сказал он Уильяму. — Ты лучше нажми на британскую близорукость. Если подойдет, они смогут сделать материал типа «Аден, форпост британской безопасности в неспокойном регионе, по-прежнему погружен в бюрократическую летаргию…» и так далее.
— Господи помилуй! Как же мне это сказать?
— Ну, это просто, старина. Телеграфируй три слова: АДЕН ВОЙНА МИНУС.
На третье утро они отплыли в маленький итальянский порт, откуда железная дорога вела в горы независимой Эсмаилии.
В Лондоне герцогиня Стейлская давала бал. Джон Таппок отправился туда в надежде найти миссис Ститч. Она любила такие балы. Полчаса он разыскивал ее между колоннами и арками, но под ними не было никого, кроме оживленных и энергичных представителей старшего поколения. Пожилых графинь окружали спутники с безукоризненными манерами. Молодое поколение — немногословные, занятые друг другом пары — курсировало между танцевальным залом и буфетом. Танцы не были важной составной частью бала: у всех дочерей герцогини были блестящие браки. В одиннадцать часов столовая была полна веселых пожилых едоков.
Джон Таппок обошел в поисках миссис Ститч весь дом, боясь упустить ее, потому что она всегда уезжала в час ночи. И действительно, миссис Ститч уже собиралась домой, когда он наконец нашел ее в туалетной герцога, где она, сидя на постели, ела foie-gras рожком из слоновой кости. Трое пожилых воздыхателей злобно посмотрели на Джона.
